Шура. Времена жизни

Только за 1937 год в Одессе расстреляно около шести тысяч человек, в СССР более шестисот тысяч. Те, кого чудом не расстреляли – в лагерях, живы они или нет – неизвестно.

Шура – подросток. Она худа, подвижна, светловолоса, у нее звонкий голос и заразительный смех. Шура успешно участвует в спортивных соревнованиях, становится активной, дружелюбной, старается хорошо учиться. По просьбе Марии к ней за парту сажают девочку-отличницу, еврейку. Ее зовут Фрума. Она помогает Шуре в учебе. Они становятся преданными подругами. Такой дружбы уже не будет у Шуры никогда.

Весна 1941 года. Закончена средняя школа. Фрума предлагает Шуре учиться вместе в зубоврачебной школе. Мария всегда хотела, чтобы Шура училась и часто повторяла: «Ученье – свет, неученье – тьма».

Началась война. 16 октября в Одессу вошли немецкие и румынские войска. Уже за первые дни оккупантами были уничтожены тысячи человек – люди без документов, военнопленные, коммунисты, комсомольцы, совслужащие, евреи.

Массовое уничтожение евреев осуществлялось осенью 1941 и зимой 1942 года. Колонны евреев перегоняли для уничтожения в специально отведенные для этого места. Перед убийством забирали драгоценности и одежду, затем людей сжигали или расстреливали.

В один из таких дней в колонне шла Фрума со своей семьей – отцом, матерью и младшим братом. Это была интеллигентная еврейская семья. Отец – учитель математики, мама – врач. У каждого на спине в области сердца отличительный знак – шестиконечная звезда Давида желтого цвета.

Мария случайно увидела Фруму и в слезах побежала домой за хлебом, а когда вернулась, уже не могла ее найти и передала хлеб другим.

Читать о зверствах против евреев зимы 1942 года в Одессе и смотреть фотографии того периода невыносимо. Молодую женщину с двумя малыми детьми обливают холодной водой в 30-градусный мороз. Истощенные мужчины обреченно смотрят в объектив. Еврейка с трудом тащит застрявшие в снегу санки с ребенком. Ее изгоняют из дома, со двора.

Из воспоминаний семьи известно, что изгонять евреев из домов и запирать ворота предписывалось управдомам и дворникам под страхом смерти. Лишенные жилища, с детьми, они должны были сами идти умирать в гетто. Кто не мог идти, тех уносила смерть замерзавшими на улицах, в переулках, в парке.

Почему не уехали в эвакуацию десятки тысяч евреев в Одессе, зная, что она скоро будет захвачена фашистами, устроившими их геноцид в Европе? Возможно, не могли поверить в неминуемую смерть. Не могли ехать по состоянию здоровья, или пугала неизвестность, страдания и голод. Не могли оставить своих близких, дом и имущество на разграбление. Все причины ушли в вечность вместе с погибшими.

Однажды на улице схватили Шуру. Солдатам показалось, что она еврейка. Бросили в подвал, где находились евреи разных возрастов. Через какое-то время к ней подошла пожилая женщина со словами: «Если ты не выберешься отсюда до вечера, тебя расстреляют».

Каковы могли быть чувства семнадцатилетней девушки, попавшей в застенок? Страх, надежда? Невозможность представить, что она умрет? Страстное желание вырваться? Внешние впечатления, надежда и отчаяние, должно быть, лихорадочно сменяли друг друга.

Тут Шура видит в небольшое окошко мальчика лет двенадцати, играющего во дворе. Она зовет мальчика и умоляет пойти к ее родителям, что-то обещает. Мальчик пошел.

Через некоторое время прибегают Мария и Павел. Они падают перед солдатом на колени, показывают документы, плачут, умоляют отпустить их дочь. Дают деньги и хлеб. Они бедно, по-деревенски одеты. Во внешности ничего еврейского. Солдат отпускает. Жизни Шуры даровано продолжение.

А слезы по Фруме остались с Шурой навсегда. Сама ее долгая жизнь воспринималась как жизнь за себя и за Фруму.