Нерон. Родовое проклятие

– А почему он так зол? – спросил я, не в силах понять: боги всегда на кого-то или на что-то разгневаны?

– Его недовольство вызвала Троя, – пояснил Аникет. – Но рассуждать, чем именно, нам не обязательно. А теперь посмотри сюда – вот она, Троя.

Он подвел меня к следующей фреске: на ней был изображен расположенный на вершине холма огромный город с высокими стенами и башнями. Вокруг до самого моря простирались широкие долины. У берега стояли на якоре корабли, а на суше – шатры, целый город из шатров.

– Эта картина искажает действительность. Кораблей должно быть больше – тысячи! Но конечно же, художник не мог изобразить их все. Да, тысячи кораблей прибыли к Трое, чтобы вступить в сражение с троянцами.

– А зачем? – задал я смыслообразующий вопрос.

– Чтобы вернуть Елену, – ответил Берилл и вздохнул так, будто ему было тяжело представить, что кто-то не в курсе всей этой истории.

– А кто такая Елена? И почему они так сильно хотели ее вернуть? Одного корабля для этого бы не хватило?

– Кто такая Елена? – переспросил Аникет и, улыбнувшись, закрыл глаза. – Елена – воплощенная красота. Она – наши недостижимые желания. Она то, что ты утерял и должен снова найти. Елена – то, чем невозможно обладать.

– В своей витиеватой манере Аникет пытается сказать, что существуют Елена настоящая и та, которая живет в твоем сознании, – пояснил Берилл. – Реальная Елена была царицей Спарты в Греции, и она была замужем за Менелаем из рода Атрея. Она сбежала с троянским принцем Парисом… Или ее похитили? И ее супруг вместе со всеми своими сородичами и подданными отправился в Трою, чтобы ее освободить. Они объявили войну Трое, осада города продлилась десять лет, и по прошествии этих десяти лет Троя пала и была разрушена.

– Совсем? До основания?

Мне не хотелось верить, что прекрасного города, изображенного на фреске, больше не существует.

– Да, – сказал Аникет, – но троянец по имени Эней смог бежать из горящего города. Он вынес на спине своего старого отца и сумел добраться в Италию. Его наследники основали Рим, так что в каком-то смысле Троя хоть и была разрушена, но продолжила свое существование.

Я посмотрел на следующую фреску из той серии. На ней было изображено спасение Елены Менелаем. Он крепко держал ее за запястья, а свой смертоносный меч уронил на землю. И смотрел он не на прекрасные груди Елены, а ей в лицо.

– Она не такая уж и красивая, – заметил я.

И правда, ее лицо было ненамного красивее тех, что мне уже приходилось видеть.

– Ни один художник не в силах запечатлеть ее красоту, – заступился за фреску Аникет. – Это невозможно. Кроме того, автор фрески никогда ее не видел и, стало быть, не мог справиться с этой задачей. Что ему оставалось? Он использовал замену, все, что смог найти.

– А как она на самом деле выглядела?

– Гомер не стал ее описывать, – сказал Берилл. – Он лишь передал чувства тех, кто ее видел. И этого достаточно.

– Знаешь почему? – спросил Аникет, присев рядом со мной, чтобы мы могли смотреть в глаза друг другу. – Так вот послушай, это очень важно. Вся суть в том, что у каждого свое представление о красоте. Любая попытка описать красоту потерпит поражение, потому что ее невозможно описать для всех. У всех красота разная, поэтому Елена – царица в разуме людей. В твоем разуме, в твоем воображении.

– Кроме того, – добавил Берилл, – Гомер и сам ее не видел.

– Куда уж ему было, слепому? – рассмеялся Аникет.

Они уводили меня дальше, а я все оглядывался в надежде хоть мельком увидеть, какая она была на самом деле, но фрески так и не выдали мне этот секрет.

На других стенах были изображены греческие и троянские герои, с которыми я позднее познакомился очень даже неплохо. Ахилл, Агамемнон, Одиссей, Патрокл, Гектор, Приам, Гекуба.

А потом мы подошли к фреске с изображением человека, который разительно отличался от всех героев. На нем были штаны, головной убор наподобие колпака, и он был вооружен луком со стрелами. Последняя фреска в том атриуме.

– А вот Парис, – сказал Аникет. – Первопричина всего!

Здесь, в углу, освещение было более тусклым, и я подошел ближе, чтобы лучше его разглядеть. Лицо благородное; смотрит с городской стены Трои на равнину; натянул тетиву и целится в противника.

– Неудивительно, что Елена с ним сбежала, – заметил я.

– Луций! – возвысил голос обычно сдержанный Берилл. – Парис вовсе не благородный герой. На самом деле он трус.

– Почему?

– Потому что он не сражался на мечах или копьях, как другие. Вместо этого он прятался в укрытиях на стенах и убивал издалека.

– Но если цель войны – уничтожить врага, есть ли разница, каким способом? И разве не разумнее убивать издалека, избегая опасности быть убитым самому?

– Когда-нибудь ты поймешь, – сказал Берилл, – а сейчас ты еще слишком молод.

– А в кого он целится? – спросил я, потому что не видел, куда должна была прилететь стрела Париса.

– В Ахилла, – ответил Аникет. – Ему надо было попасть в единственное уязвимое место великого воина – только так он мог его сразить.

– И он его убил?

– Да.

– Получается, трус убил самого сильного воина греков?

– Да. В жизни такое часто случается. Пусть это послужит тебе уроком.

– А я думаю, что урок таков: быть метким лучником – очень ценное умение, а новые способы добиться цели могут быть лучше старых.

– Ты слишком молод, тебе не понять, – покачал головой Берилл.

VIII

Времена года снова сменили друг друга, и только тогда пришло приглашение из императорского дворца. Это случилось в разгар лета, незадолго до восхода Сириуса, когда жители бегут из Рима в более прохладные области.

– Ну наконец-то, – сказала мать. – Сучка дает мне понять, что мы ниже всех на ее горизонте. Последние гости перед отбытием на императорскую виллу в Байи.

– Почему она так к нам относится?

Мессалина была странной, но мы не сделали ничего, чтобы она нас невзлюбила.

– Мы для нее угроза. Но не из-за того, что и как мы делаем, а из-за того, кто мы. В нас течет кровь самого Августа, а в них – нет. Более того, в нас течет кровь Энея, а значит, и кровь самой Венеры.

Эней!

– Это правда? Мы правда происходим от Энея?

Август меня совсем не волновал.

– Да, линия Юлия идет от Энея. Естественно, все это дела давно минувших дней. Эней был сыном смертного и богини Венеры. – Мать, с которой мы сидели рядом на диване, притянула меня ближе к себе. – Анхис был так красив, что даже богиня не смогла в него не влюбиться.