Её голос
Она ударила ладонью по столу. Но сказать все равно ничего не смогла.
– Мы непричастны к этому. Отпустите нас.
Андрей постучался в дверь.
– Если вы считаете, что музыка заставляет людей убивать и вызывает ветер, мы готовы прекратить. И даже убраться с того склада.
В это время у склада их машину уже сожгли группа подростков с криком «Все равно все, что имеет смысл бессмысленно!» На пожухлой траве подгорал корешок библии. Парень, предвидя разрушение мира, ранее или позднее, сжигал то, в чем сомневался, но при этом брал на усмотрение. Уже темнеет буква «Б».
– Все равно у вас нет доказательств нашей вины. А значит и оснований задерживать.
Их выпустили. Оперативники засуетились, срочный вызов, они куда-то спешили.
– Чёртов ветер. Сука!
Разгорелся новый пожар. В том же районе, что и пять лет назад. На той же улице. Сильные порывы ветра разносят огонь от дома к дому, прикасаясь к каждому деревянному строению, к которому была приложена рука Андрея. Полиция выехала для помощи и предупреждения всякого бесчинства. Разумеется, в общей суматохе им двоим ничего не сказали. Просто оставили в покое, забыв вручить подписку о невыезде.
Они вернулись на такси к своей машине, которая уже догорала. Догорал и склад, точнее коптился. Металл не горит. Коптился и инструментарий. Неиграбельны стали все изощренные трубы и струны. Ветер поднимал вверх волосы девушки. Когда она смотрела, как прогорело все, что могло прогореть в сарае.
Такси Андрей еще не отпустил. На горящем автомобиле далеко не уедешь, а им еще надо вернуться домой. За такие далекие поездки им немало придется отдать налички.
– Смотрите, вот это зарево!
Таксист особо не задумался о говорящем. Но Олеся толкнула Андрея в плечо и указала на вечернее небо, обагренное отсветами играющего пламени.
– Ты…?
Она кивнула.
– Извините, поверните к пожару.
– Как скажете.
Таксист съехал налево на ближайшей развилке. И чем ближе, тем светлее и теплее становилось, ветер согревающий. Олеся внимательно смотрела в окно, вспоминая, как давно она не была здесь, не видела этой дороги, домов, деревьев. Деревья горели темным пламенем, холодным. Чтобы не сильно слепить Сатану. Ведь это всего лишь декорации на фоне главного представления.
Андрей лишь косился на огонь по сторонам. Столько работы он не успел сделать здесь. И еще одно бедствие разрушило все. Страшно, что могло вообще не остаться работы. Страшно, что может повторяться та же самая история, но для кого-то другого. Теперь мысли о других его посещали чаще.
– Мы выйдем здесь. Спасибо.
Машина остановилась, водила забрал свое, и такси уехало прочь.
– Ну и что ты хочешь здесь увидеть?
Олеся повернулась к нему лицом, отвернувшись от огня, и ткнула пальцем ему в грудь. Андрей даже пошатнулся. За его плечом сидел паренек, спрятав глаза в телефон. Он не снимал, а проверял свой прогноз. И пока он выигрывал. Но в слезах осознавая, что окончательно проиграл. Его сиюминутная похоть, глупая выходка принесла то, чего он боялся. Тот самый конец его мира. Горящие листы священного писания, словно осенние листья, были подхвачены ветром и занесены под крышу ближайшего дома. Пламя с того дома ведомое порывами в печальном, ностальгирующем танце перескочило, подобно балерине с ноги на ногу, на другой дом. Тепличка. Дом. Сады. Дом. Беседка. Его дом. Он предвидел что-то нехорошее и сжег всю улицу. Как же над ним потешался могучий поток воздуха, которого он наделил фантастическим описанием.
Олеся увидела его за спиной Андрея. Но не узнала его. Просто было интересно, что случилось с ним, как это его коснулось. И кто может его спасти. А вот Андрей сразу узнал паренька. Один из тех, кто пять лет назад жег листву у дома Олеси. Про кого он умолчал при допросе. Считал, что в его детской проделке меньше вины, чем в его желаниях. В итоге он умышленно, а они нет.
– Эй, пацан? Что с тобой?
Паренек подскочил, сунул телефон в карман и бросился бежать.
– Эй! Стой!
Андрей побежал за ним. Интерес. Он понял, что и к этому пожару тот приложил свою руку. Парень убегал прочь от огня и преследующего. Но Андрей оказался быстрее. Он нагонял его быстро и нагнал.
– Стой! Что случилось?
– Отвали!
– Ты поджег дома?
– С чего это?
– Снова баловался с огнём? Листву жег?
– Это дьявольский огонь. Он в любом бы случае прошелся здесь. И ветер этот. Думаешь, все просто так. Просто я попался ему со своим огнем. Думаешь, я виноват?
Андрей вдруг сильнее сжал хватку. Ветер доносил шум горящей древесины и обшивки. Словно нашептывал.
«Кто виноват?»
– Я … я … Думаю в этом есть твоя вина. Твоя глупость. Ты идиот, а теперь пшел отсюда.
Он отпустил пацана, тот огрызнулся и пошел прочь пешком.
Олеся, когда осталась одна, пошла вдоль огромного длинного кострища. Люди стояли на улице, злые или удрученные, со слезами или непониманием. Но она заметила, что никто не сгорел в этот раз, никто не получил ожогов. Даже ни одна газовая труба не взорвалась. А пламя играющее, резвое, но ласковое. Светлое. Будто приглашает идти вдоль. Дальше. К уже горевшему дому. Она не сразу заметила это, но поняла. На её лице была мягкая улыбка. Искренняя тихая радость за здоровье других людей. Они ничего не потеряли. Ничего, что отпечатывается в самом стержне души. В аорте, если сердце вместилище воспоминаний и чувств.
– Этим домам все равно было суждено гореть.
Она сама от себя не ожидала, как сама заговорила с чужими ей людьми, чтобы поддержать их. Улыбка на её лице. Глаза, выказывающие спокойствие после тяжелой бури. Знакомое лицо. Они были соседями раньше. Это успокаивало людей. И ей даже показалось весело. Люди потеряли мелочь и в глубине души осознавали это. Им был нужен только намек. А она говорила прямо. Искренне, глазами, душой. Голосом, который звучал как будто не её. Таким голосом, которым она хотела бы выразить благодарность Андрею за спасение и заботу.
«Не торопись, но я еще жду»
Она отвлеклась и пошла дальше. Куда манили не бульварные огни. Черный старый дом. Как аккуратно огонь окутывает его, но не проникает внутрь. Там сейчас было тепло и уютно. Но становилось жарковато.
«Что для тебя люди?»
– А что такое люди?
Тишина, лишь языки пламени стали, наконец, просачиваться через стены, проникая внутрь дома, который уже горел. Зловещий памятник. Олеся вошла внутрь, следуя внутреннему зову. Её ждали, уже давно, и хотели поговорить, снова.
«Ты много сказала с нашей последней встречи?»
– Почти все впустую.
Она вошла внутрь и уже прошла к лестнице. Её удивляло, как хорошо все сохранилось со временем. Огонь перекрывал ей путь назад.
– Ты все время ждал здесь?
«Нет!»
Она поднималась вверх по лестнице, на второй этаж. Стены затрещали. Посыпались искры.
«Почему ты не уйдешь от него?»
– Я ему обязана жизнью, он помог мне, и я не могу не помочь ему. К тому же он любит меня. Из-за меня. Я тем более не могу теперь его оставить. Хотя он винит себя уже пять лет.
«На нем есть часть вины»
– Часть вины есть на каждом.
Она вошла в свою комнату. Где чуть не сгорела однажды. Огонь уже бушевал там. Пламя будто тянулось к ней. Все ближе и ближе его языки.
«Что для тебя голос?»
– Дар человеку во благо окружающих его людей. Выражение себя для других.
Язык пламени потянулся к ней. Она сделала шаг вперед и почти соприкоснулась губами с пламенем. Это был обжигающий поцелуй.
– Где она?
– Она ушла в ту сторону.
Андрей побежал искать её. Чем дальше, тем больше понимал, куда она пропала. Он забежал в огонь черного дома, как делал уже ранее. Крыльями пламя расступилось за его спиной. Пронеслось за ним вплоть до самой лестницы. Он поднялся наверх и застал её упавшей в своей комнате. У стен огонь.
– Дура!
Тихо небрежно бросил он. Андрей схватил Олесю и на плече понес сквозь огонь к выходу. Огонь. Лопнувшие стены. Ненадежные потолки. Но все держится на своих местах. Жар обжигал легкие. Как бальзам потом был свежий теплый воздух. Когда он, наконец, протер глаза и лоб от копоти, заметил, как смотрят на него её глаза. Нежно. Сладко. Немного со страхом и хрипотцой.
– Я обожгла себе горло, кажется.
– И я этому рад, кажется.
Порывы ветра махнули раз на север, раз на юг, снова на север и прекратились. Успокоились. Пожарные уже добивали успокоившийся огонь. А состарившийся сгоревший черный дом наконец-то, упал, сбросив с себя все тяжести людей, какие хранил это время.