Эрис. Фила всадников

Гермократ выполняет поручение Полидама и нежданным продолжением слышит в спину:

– Слышь, сынок? – Гермократ оборачивается с середины внутреннего двора. – Потом возвращайся к нам в андронитид. Вином отметим успешную сисситию!

Гермократ согласно поднимает правую руку и входит в приятно пахнущую пирогами кухню. После заманчивых запахов Гермократ ожидает увидеть занятых кухарок или поваров, но вместительная, всегда занятая кухня пуста. На столе выставлен огромный, благоухающий, только что испечённый пирог. Вид у пирога нарочито свадебный – румяный верх украшен узорами в виде пар птиц, то целующихся, то летящих вместе, то сидящих на гнезде с яйцами. Юноша разглядывает искусные узоры и, казалось бы, не замечает юной девочки-подростка, что приближается к нему со спины с ножом в руке. Девочка бесшумно крадётся на цыпочках. Нож острый, поблёскивает наполированной бронзой в лучах весеннего солнца.

Гермократ наклоняется к пирогу, осторожно кончиками пальцев касается гнезда воркующих птиц. Неизвестный мастер искусно сплёл ветви в гнезде. На ветках – листочки, в листочках прожилки. Кажется, ветки шевелятся под весом птиц и их потомства. Какая тонкая работа! Тесто удержало форму в печном жару… Юноша восхищённо цокает языком. О чём-то своём задумывается, низко склонившись над пирогом. Девочка тем временем беззвучно приближается. Длинный тяжёлый нож, почти кинжал, остриём касается ткани плаща.

– Что же ты медлишь? – Гермократ вдыхает запах свадебного пирога, словно бы это его последний вдох. Шепчет румяному пирогу: – Доводи до конца задумку!

– Хочу угостить праздничным пирогом… тебя… – наивным голосом сладко поёт девочка, – дорогой мой человек!

– Угощай. – Юноша не отрывает взгляда от птиц, не спешит обернуться. Девочка изящно огибает стол и встаёт ровно напротив юноши. Их взгляды встречаются. Высокий тринадцатилетний подросток насмешливо оглядывает венок гостя. Подросток обещает превратиться, уже очень скоро, в утончённую красавицу-аристократку. Длинные, до пояса, волосы белокуры, цвета исключительно редкого и оттого ценимого среди эллинов.

– Что-то не так, Оливия?

– Венок потрепался. Хочешь, ножом поправлю, мой муж?

Гермократ распрямляется. Закрывает ладонью глаза. Нож приходит в движение. Бронза красиво режет свадебный пирог, разделяя птиц в гнезде, старательно огибая яйца-потомство. Солидный кусок мясного пирога клубится парами на ладони девочки. Пирог ещё горячий, но Оливия упрямо терпит жар. Юноша принимает угощение с благодарностью во взгляде. Надкусывает аппетитный ломоть…

– Я в пирог ядовитой крошки подмешала, – блаженно улыбаясь, напевно молвит девочка. – Точь-в-точь как твоя новая подруга, беглянка с Коринфа.

– Ух ты! Да ты что! Как моя Мегиста? – Гермократ от души смеётся. Оливия передразнивает его смех. – Острой-преострой крошки? Чтобы подольше помучился животом? Перед смертью? Так? Да?

Девочка, довольная оглашением своей коварной задумки, часто кивает головой. Юноша жадно поглощает «отравленный» пирог.

– Что-то не почувствовал пыточной крошки. А яд-то где ужасный? – Гермократ улыбается. Вкуснейший, свежайший свадебный пирог исчез без последствий.

– Поэты говорят, что за весной приходит лето, за летом осень, за осенью зима. Я люблю тебя, как любят первый раз. Моя любовь весенняя. За ней должна прийти иная любовь, летняя. Поэты говорят, что летняя любовь, возможно, будет совсем к другому человеку. Будет яркой, как сочные летние ягоды. А осень одарит женщину страстью урожая. Но я не хочу летней любви. Я страшусь осени. Я весна. Хочу всегда остаться весной. Хочу любить по-весеннему. Пусть я ещё наивный цветок, в цветке есть очарование весны. Я люблю тебя! – Оливия укладывает нож на место отрезанного куска. – И в отличие от тебя… подлого предателя… я тебя дождусь! – С теми взрослыми словами свадебной клятвы подросток гордо покидает кухню.

– Спасибо за угощение, Оливия, – едва успевает сказать ей вслед восхищённый юноша. – Друзья с тобой по любви или враги по любви?..

– Не за что, предатель! Друзья по любви! – нежно доносится из глубины кухни. Гермократу не видно, как в темноте утирает слёзы горькой обиды юная Оливия.

Мужи Ксантиклов во главе с Полиником, облачённым в свадебное покрывало невесты поверх нарядного плаща, не найдя Гермократа у него дома, отправляются по домам друзей в кварталах состоятельной Ахрадины. По дороге в Ахрадину мужи отвечают на расспросы паломников и знакомых, принимают положенные для свадеб поздравления и вальяжно шествуют, напевая песни богам, к агоре.

Поздний вечер теплит ранние звёзды. В ворота дома Гермократа долго и упрямо настукивают кулаком.

– Хозяин дома? – В проём заглянул опрятного вида юноша в оливковом венке. От уст вопрошающего явственно веет вином. Поздний гость налегает на ворота, гамор плохо держится на ногах.

– Дома. – Бритоголовый раб-страж ворот, того же возраста, что и гость, услужливо предлагает гамору левую руку. Правой опирается на тяжёлую дубину, окованную бронзой. Гость оборачивается назад, в темноту, и с почтением в голосе говорит:

– Отец! Архонт-фермосфет Гермократ ожидает нас.

Ворота настежь распахиваются, два десятка нетрезвых мужей, среди которых видны не только Ксантиклы, но и известные трапезиты с гражданством, вваливаются во внутренний двор. Прямо посредине двора, сидя в кресле, в окружении вольноотпущенных скифянок, хмурый хозяин предаётся возлияниям. На грустных девушках варварская одежда: кремовые штаны из тонкой шерсти, с начатой узорной вышивкой, белые просторные рубашки чуть не до средины бёдер, сапожки со звериной аппликацией, нашитой поверх кожи собственными стараниями. Девушки поднимаются с кресел, освобождая их для вечерних гостей.

«Где, когда и, самое главное, на какие деньги скифянки обзавелись дорогой одеждой?» – угадывается немой вопрос в глазах гостей.

– Да позаботятся боги о Ксантиклах! – трезвым голосом приветствует вошедших Гермократ и прикладывает правую руку к груди. Завидев и трапезитов, хозяин вслед за скифянками покидает кресло, покрытое медвежьими шкурами. Хищно оскаленные морды медведей блестят жёлтыми зубами в огнях масляных ламп, что держат у бёдер скифянки. Хозяйское кресло грузно занимает уставший Полиник. Ксантиклы, трапезиты выстраиваются полумесяцем вокруг стоящего Гермократа и сидящего Полиника.

– Определились с приданым, жених! – оглашает довольный Полиник и важно поправляет на голове венок.

А вот у хозяина, возможно, двоится в глазах. Гермократ тихо спрашивает юношу-привратника, точно ли пред ним Полиник, а не Полидам. В ответ неслышно, одними губами: «Да, мой хозяин, Полиник, точно он».

– Крепко стой на ногах, гамор Гермократ! Трапезиты подкинули богатств к нашим накоплениям. Мало тебе не покажется. – Только сейчас пьяный Полиник замечает, что и жених серьёзно пьян. – А чего это ты такой невесёлый?

– Достойный Полиник, как там любовь моя в твоём… гостеприимном доме поживает? – Вопрос встречает дружное понимание буквально у всех присутствующих. Трапезиты поминают женское злословие, забыв про завидные имущественные пополнения жениха. Разом покидают дом Гермократа и… осторожно тенями пробираются, скользя вдоль стен, к дому Полиника. Уже в пяти домах от него разведчики наблюдают шумную толпу женщин у ворот. Слышится скорбное невольничье пение…

– У тебя дома удобная кровать найдётся для меня? Выдержанное вино в достатке? – тихо спросил «призрак Полиник» у «призрака Гермократа». – Основательный мятеж в моём доме. Родные женщины сбились в тяжеловооружённую филу и отложились в независимости, фалангой, от нас. Нам сейчас туда нельзя. Тут напором… не одолеть. Осторожностью будем действовать. Пусть выгорит… тогда и вернёмся. Поживу у тебя, жених, дня два?

Гермократ в знак согласия жмёт руку предводителю рода Ксантиклов. Трапезиты, Ксантиклы и Гермократ тихо покидают чрезвычайно опасную ночную улицу.

…Едва тяжёлый засов запер корабельные ворота, как женщины Ксантиклов за руки повели Мегисту в центр внутреннего двора. Словно разноцветные цветы Сицилии, окружили плачущую девушку. Вихрем сменяются перед Мегистой глаза разных красок.

– Аглая… – Карий цвет, их обладательница властная, умная, энергичная дама в годах. Морщины не портят её, а лишь подчёркивают непростой и твёрдый характер.

– Мирра… – Чёрные глаза, яркая замужняя красавица лет тридцати.

– Ананке… – Серые… Милая и восхитительная девушка, непоседа лет шестнадцати, на выданье.

– Ариста… – Насмешливы зелёные глаза, правильны черты, чуть вздёрнут носик, замужняя очаровательная женщина лет двадцати пяти.

– Деметра… – Оливковые серьёзные глаза, печальная, утончённо-прекрасная задумчивая девушка лет восемнадцати, на выданье.

– Аттида! – Звонкий голос, янтарные глаза, проницательный взгляд, чарующей улыбкой одаряет гостью прелестная замужняя женщина лет двадцати восьми.

– Ксантиклы, не так быстро! По одной подходите. Она не запомнит всех сразу. Обряд знакомства кто помнит? – командует Аглая, подмигивая Мегисте. – Знаешь, дева Мегиста, многое мы претерпели, всё в страданиях незаслуженных, как и ты. Нам тоже есть что вспомнить… наша невеста!

Глава 6. Лавка духов Писандра

– Просыпайся, архонт-фермосфет! Слышишь, тебе, жених, говорю! – Гермократа кто-то тормошит грубо за плечи. Юноша неохотно открыл глаза, голос кажется очень знакомым. Вчерашний венок мешает смотреть. Юноша сбрасывает с себя жухлые листья. Будят его… Мирон и Граник. Гермократ резко вскакивает на ложе в андроне своего дома, шумно выдыхает от изумления:

– Не может быть!

– Удивился! – Граник протянул руку проснувшемуся хозяину. – Думал, что дружба закончилась?

– Я так рад вас видеть! – Голос едва проснувшегося похож на полубезумный хрип.

– А неплохо вы тут вчера вина полили за нашу невесту! – Мирон оглядел пустые амфоры. – По-скифски, не разбавляя, я смотрю, выпивали!

– Тихо ты! Разбудишь! – прошептал Мирону Гермократ и осторожно покинул ложе. Мирон всмотрелся в лица спящих и опознал в них Ксантиклов. Басовитый храп Полиника заставил замолчать. Трое друзей на цыпочках покинули андрон. На кресле, что в центре внутреннего двора, покоилось аккуратно сложенное свадебное покрывало невесты. Гермократ улыбнулся, взял его в руки и прижал к губам.

– Полидама не боюсь! – вынес смелое суждение Мирон. – Происки его вчетвером одолеем. Гений Протагор уже работает над трагедией. Раскола унизительного не вышло.

– Конечно, одолеем! Наш софист так воспрянул от поручения! Сияет, смеётся, танцует, стихами с нами говорит, – подхватил довольным тоном Граник. – Расставил колышки в твоём поместье и ходит между ними. Непреложный закон трагедий, говорит, составить нужное настроение зрителей от акта к акту. В финале же драмы обрушить пением хора зрителей в катарсис!

Гермократ передал сложенное покрывало скифянкам, незаметно появившимся из-за деревянных колонн, жадно выпил воду из керамического ярко-красного ритона[25 - Ритон – сосуд в виде рога, использовался в обрядах и возлияниях.], услужливо протянутого Сибарис. Приял свежий белый хитон из рук Сикании. Облачившись, накинул небрежно на плечи синий плащ-хламис. Сикания застегнула бронзовую застёжку ему на плаще. Юноша поблагодарил суровых видом скифянок за заботу, и три друга покинули дом, как и прежде, вступая в новый день в совместных замыслах. За их спинами Сибарис поцеловала его грязные одежды, что-то шепча на непонятном языке. Сикания с улыбкой допила остатки воды из ритона, подолгу держа воду за щеками.

– Куда идём? – спросил с недоумением Гермократ, ожидавший поворота на агору Ахрадины. – Нам разве не туда?