Кочевое братство. Мечтатели

– Стало быть, роща святая тебя к нам привела? – прищуривает глаза Фитал.

– Она самая, роща святая, луг заповедный для плясок и таинств, – подтверждает водовоз.

– Что, и поодиночке нельзя в рощу ходить? – Фитал любознателен до мелочей.

– Поодиночке возможно танцевать на лугу, но кто же богам жертвы приносит единолично и тайно? Ведь надо за всех, за фиас, квартал или лучше сразу за город. Известно же ведь, боги любят многоголосие. – Шепчет, оглянувшись предварительно по сторонам: – В гетерии моей пятьдесят водовозов. Вооружились мы в гетерии кинжалами, у десятерых есть кольчуги добротные, шлемы из бронзы, пращами отлично владеем, часто бываем в дальней хоре. К нам привыкли они, эти самые гости с Востока, не проверяют наши повозки. Уже доверяют, потому как честны мы, держим свои обещания, за услугу много не берём. Выполнили давеча их подряд, цистерны цитадели водою до самых краёв заполнили. Можем в город чего запрещённого скрытно, конечно, привезти, можем и вывести тож потаённо. На нас ты можешь положиться, народ мы не болтливый, работящий, прилежный, сметливый.

– Вот что, Лик… – после непродолжительных раздумий заключает Фитал. – Не буду скрывать, ты очень ценное приобретение для нас. Доверюсь тебе как эллину. Ты же перед моим откровением поклянёшься на верность отеческим богам, Великой Сирии и базилевсу Антиоху. Пусть боги хранят наш союз.

Лик исполняет требование гегемона, приносит требуемую клятву, поминает в ней богов и демона-охранителя своего.

– Я старший гегемон, посланник из Антиохии, – изрекает важно Фитал. – У меня тайный приказ от базилевса, поднять мятеж в Селевкии.

Лик молчаливо кивает головой, прикладывает ладонь к своим губам, сквозь неё внятно проговаривает: «Не выдам тебя, гегемон, даже под пыткой». Фитал продолжает торжественно:

– Назначаю тебя, досточтимый Лик, главным разведчиком за станом врагов. Будешь каждый вечер отчитываться мне о числе их и перемещениях. Подготовься, прошу, завтра в полдень у нас в эфебии сходка гегемонов восстания. Доложишь совету о привычках парфянских в караулах на цитадели, их размещении там. Если сочтёшь нужным для общего дела, приведи завтра предводителя фиаса своего.

Лик соглашается, встаёт, не прощаясь уходит. Когда Лик исчезает за выходом из эфебии, Фитал вопрошает Мелеагра:

– Что он сказал тебе в первый раз, когда вы встретились на главной улице?

– Когда он перегородил мне дорогу огромным ослом, осёл его ещё и кусачий, в обиду себя не даёт, – смеётся Мелеагр. – Выпучил страшно глаза, заугрожал, шипя как змея: «Петас твой вовсе не наш! А как будешь в нём подолгу отираться у цитадели, всё глазеть да глазеть на ворота, так тебя, глупый сириец, парфяне обнаружат. Схватят. Жестокую пытку над тобой учинят».

– Потом что было? – Фитал поглаживает бородку.

– Потом Лик предложил мне обменяться головными уборами. В той сделке водовоз явно прогадал. Его убор вышел получше моего, сильно обтрепавшегося. Когда же обменялись, он, не таясь, предложил мне стать лазутчиком. Добровольно, по причине, как сказал он тогда, «не престало-де честному водовозу угождать загостившимся трутням».

– Так это твой петас был на Лике? А я-то гадаю, где я раньше видел его. – Оба служивых довольны событием дня.

Гетерия мальчишек

Когда на следующий день в означенный полдень предводитель гетерии водовозов прибывает в эфебию, он приходит не один, но в сопровождении босоногого чумазого мальчишки лет тринадцати. Напрасно разочарованный Фитал высматривает у входа в эфебию ещё кого-нибудь, более представительного. Кроме Лика и мальчишки, к нему и Кассандру никто от ворот не идёт. После короткого приветствия Лик, смотря прямо в глаза важному магистрату, проговаривает быстро и зло:

– Вы можете на меня обижаться, и то будет вашим заслуженным правом, но я рассудил не приводить к вам мой фиас. Скажу даже больше, я никому из них ничего о вас не сказал.

– Почему? – интересуется вежливо Кассандр у Лика.

– Потому как их много, мистов то есть. С тысячу, верно, будет. – Теперь Лик сильно волнуется, от волнения часто запинается. – Не хочу поручаться за тех, кого лично толком не знаю. Ревность поселилась во мне. Пусть каждый из них, мистов то есть, сам пройдёт положенное испытание на преданность отеческим богам и нашему славному городу. Я вот дерзнул. Страх одолел. Принял испытание. Восстал против парфян. Уговорил товарищей по гетерии. Гетерия моя принесла клятву на верность державе. Таковы деяния мои.

Лик передаёт Кассандру небольшой свиток. Удивлённый магистрат разворачивает свиток, читает вслух:

– Мы, гетерия водовозов славного полиса Селевкии, что на Тигре, торжественно присягаем на верность нашему базилевсу Селевку… – Кассандр передаёт свиток на ознакомление Фиталу.

– Да здесь, я смотрю, перечислены поимённо пять десятков эллинов. – Фитал сменяет раздражение на уважение. Свиток сворачивается, прячется в суму. Лик продолжает, выводит за плечи мальчишку:

– Эгей, сын мой младший. За него могу поручиться. Весь в меня уродился, с детских лет верховодит. У него гетерия своя мальчишек из бедных кварталов. Где водовозы случайно не углядят, там разузнают их сыновья. Ну-ка, сынок, расскажи важным людям о стае своей поподробней.

– Подо мной проворная шустрая сотня. – Мальчишка Лика не робкого десятка. Вытягивается перед гегемоном, как солдат, в струну. Говорит чётко, внятно, не глотая слова. – Гоняем голубей мы бесстрашно по крышам. Перепрыгиваем через заборы на спор. Слабых иль трусов средь нас не бывает. Проворны. В быстроте не уступим лучшим по бегу. Знаем в городе каждый переулок. Пролезем даже в узкую щель. Ночью духов зловредных мы не боимся. Можем и ночью бродить за караулом парфянским. Никто нас не увидит во тьме, обещаю. Сила есть в нас немалая. Родителю я помогаю, когда скажет он, кувшины таскаю. Не вру. Отец мой слова подтвердит.

– Эта сотня мальцов многого стоит. – Гегемон обращается к магистрату. – Нам не помешает их помощь.

Кассандр молчаливо соглашается с гегемоном, подзывает к себе ритора:

– Талос, вот тебе подчинённый. Научи Эгея нашим секретным сигналам.

– Ты писать умеешь, воитель? – Талос не в шутку, уважительно, как равного, вопрошает мальчишку. От оказанного доверия юный Эгей краснеет до бордового, подавив смущение, отвечает так же бодро, как говорил до того:

– Умею, но не так красиво, как вы.

– Проверим. Ты не возражаешь? – Талос протягивает Эгею остракон50 и острый гвоздь. – Напиши-ка имя своё, под именем название квартала, в котором ты проживаешь.

Эгей принимается царапать остракон гвоздём. Мальчишка старается. Пишет, открыв рот, беззвучно проговаривая слова. Буквы выходят разноразмерные, но написанное умещается в две прямые строки, и слова Эгея без ошибок.

– Ему надобно тоже клятву принести. – Фитал обращается к счастливому отцу. – Малолетство не станет преградой для верности нашим рядам.

Приходит черёд юному Эгею проговаривать слова обещаний богам и Великой Сирии. Сын Лика принят на службу великой селевкидской державе.

Эрания51 Гермеса

На следующее утро в эфебии Фитала поджидал удивительный сюрприз. В экседре52 Аполлодор знакомит его с «неким очень влиятельным человеком». Влиятельным человеком оказывается высокая худая женщина мрачной наружности, средних лет, облачённая в траурный чёрный наряд. Кажется, эта требовательная дама никогда не улыбалась в своей жизни. Прямая нитка плотно сжатых губ бесцветно-холодна.

– Перед тобой, гегемон, благородная македонянка Кранехма из влиятельной эрании Гермеса.

Взглянув на Аполлодора с немым вопросом «зачем она мне?», Фитал произносит принятые в подобных случаях слова о сочувствии горю вдовы. Кранехма перебивает гегемона. Голос у «вдовы» властный и волевой:

– Я ещё, хвала богам, не овдовела. На мне траур по нашему уважаемому археранисту, он умер вчера. Если бы он не умер, то это бы он здесь стоял, а не я. Такова была его воля. Я согласна с покойным.

Скука серым облаком накрывает посланника. Гегемон готов бежать из экседры к упражняющимся в фехтовании эфебам. Аполлодор за локоть удерживает Фитала.

– Простите, но кто вы в эрании Гермеса? – Фитал с подозрением посматривает и на «вдову», и на гимнасиарха.

– Я жрица женского отделения эрании. До выборов нового архераниста управляю временно делами всей эрании.

– Вот оно как! – Теперь Фиталу ставится интересно.

– От себя добавлю, – вступает в беседу гимнасиарх. – Почтенная Кранехма пользуется непререкаемым авторитетом среди эранистов Гермеса. Она ещё и бессменный главный казначей эрании. Честность Кранехмы – пример для подражания многих. У нас в Селевкии бытует поговорка «честен как Кранехма».

Фитал уважительно прикладывает правую руку к груди. Кранехма смотрит на Аполлодора, тот кивает, жрица тотчас обращается к гегемону:

– Торговцы зерном, мукой, специями, золотом и серебром, а также ювелиры Селевкии желают войти в общий заговор против ненавистных парфян.

– Сколько желающих у вас набралось? – Сомневающийся гегемон всё ещё никак не может принять авторитет жрицы.

– Пять сотен. Эрания в полном составе, за исключением покойного архераниста. – Кранехма достаёт тугой кошель с монетами. – Эрания готова пожертвовать деньги на закуп оружия для отрядов заговора. Наш первый взнос на бранный металл. Здесь восемь мин серебром из взносов эранистов.

– Ну что ж, отличная новость! – изрекает гегемон. – Вчера у нас появились глаза, чуть позже умелые – проныры-доставщики, сегодня к нам подоспели финансы для войны. Осталось только разыскать кузнецов, мастеров по оружию, и тогда мы определённо победим врага.

– Я через родственников подыщу подходящую… неболтливую… эллинскую мастерскую. Оружие будет кому ковать, обещаю, гегемон, – твёрдым голосом заверяет Кранехма.

– Может, пока не прикупим необходимый металл, объявим среди наших сторонников сбор ненужной потёртой бронзы? – Гегемон принимает кошель от жрицы, не считая монет, с хладнокровным видом передаёт серебро эрании Гермеса на учёт гимнасиарху. – Старинные храмовые треножники мятежу не помешают.

Новое предложение посланника из Сирии принято без возражений.

– Ты доволен? – Надменный Аполлодор тихо вопрошает задумчивого Фитала. Холодным тоном продолжает: – Выполнена воля твоя, как того ты хотел. Нет более тайны для горожан. Сердца и кошельки раскрылись. Кого теперь не увидишь в заговоре! Аристократы, водовозы, мальчишки, женщины, ювелиры, торговцы, жрецы. Именно так ты хотел расширить наши повстанческие ряды?

Задумчивость исчезает. Сияющий Фитал протягивает обе руки суровой Кранехме. Дама без промедления скрепляет двойное рукопожатие крепким мужским хватом. Кажется, гегемону удалось принять для себя авторитет жрицы.

Пойманный в Ктесифоне

Стихло шуршание накрахмаленных нарядов, Фитал пытается вспомнить «неотложные дела», но его раздумья недолгие. Появляется Мелеагр, у него удручённый вид.

– Гегемон, тебе надо это срочно увидеть.

Фитал не задаёт лишних вопросов, вместе с эфебами и Мелеагром покидает палестру. Прямо за входом в учебное заведение – стечение народа. Пара волов в сопровождении стражи парфянской неспешно тянет скрипучую телегу. На телеге у столба в полный рост стоит раздетый донага, связанный по рукам и ногам муж. Лицо его обезображено побоями, нос и уши отрезаны, на теле ещё свежие ожоги, над головой закреплена деревянная доска с надписью кровью.

Примечания