Кочевое братство. Мечтатели
На противоположной стороне реки кто-то в дорожном наряде снимает с головы кавсию, машет ею базилевсу и стратегу. Ответив на приветствие, товарищи поспешно уходят в сторону башни ворот.
Базилея и Электрион
Царский сад. Полдень
Возвратившись с прогулки в город, довольная Клеопатра Тея в сопровождении придворных дам совершенно случайно сталкивается на главной дорожке сада с печальным Электрионом. Электрион настолько печален, что вот-вот зарыдает. Базилея проникается сочувствием, вопрошает вельможу о причинах его тягостного настроения.
– О, базилея! Мне и моему сыну не нашлось должностей в новом походе. Я так радел об интересах державы, а ловкие интриганы распределили власть только меж собой. Базилевс не удостоил мою скромную просьбу вниманием. Меня не берут в восточный поход. Не отличиться во брани. Досада! Может быть, я тогда хотя бы в столице принесу державе пользу? Раз уж в военном походе для меня не нашлось должности.
Клеопатра Тея останавливается, задумывается на краткое мгновение.
– Я слышала, освободилось место номарха где-то в дальних гористых предместьях Антиохии. Должность, конечно, незначительная, надзирать за законом в дюжине бедных ком. Тебя устроит такое назначение, мой преданный Электрион?
Краткая встреча в саду оборачивается для Электриона приобретением должности.
– Буду рад любому служению престолу, великодушная базилея.
– Завтра получишь приказ из царской канцелярии. Я спешу, Электрион, надо мужу настроения народа передать. Гелиайне, номарх!
Довольный вельможа многословно благодарит за заботу царицу, на словах он готов «целовать края одежд базилеи за несказанную милость». Клеопатра Тея со свитой удаляется вглубь сада. Из обрывков разговоров до Электриона доносится перешёпот «храбрая духом базилея без охраны посетила агору». Электрион провожает взглядом удаляющихся, злым шёпотом проговаривает статуе Пана напротив:
– Буду командовать топархами я? Одарила должностью малою, словно бы псу голодному кинула старую кость. Где мясо на кости? Как голод унять? Чванливые провинциальные дурни станут обществом моим? Унижение мне… И то после многих заслуг! Кто осаждал для вас города? Кто храбро боролся с самозванцем Трифоном? Кто деньги на армию для вас собирал? Кто ничего из дарованного себе не присвоил? Кто тебе, Клеопатра, давеча помогал уломать мужа на рискованный поход? Я! Я рисковал всем для вас. Честность мою не цените! Но я не обижусь. – Вельможа хитро усмехается Пану. Мечтательно произносит: – Как же приятно в руках нити судеб держать! Люди и царства подвластны воле моей. Теперь мне понятны высокие чувства богов. Вы умрёте в парфянском походе, бесславно сгинете в бурных водах страстей. Я же останусь в сытной столице. Да-а, хитрые козни мне не впервой заплетать. Проглочу насмешки умов недалёких. Не поперхнусь от взглядов кривых. С меня не убудет. Номарх так номарх! Скромным номархом быть совсем не зазорно. Зазорно сгинуть за чужой интерес. Вот вернётся из плена Деметрий, поднимусь я повыше сатрапов. Надо бы весточку Деметрию послать: «Ждут-де тебя, законный правитель, поскорей возвращайся». – Тут же у статуи сам себя ласково наставляет: – Поспеши, умница Электрион, до похода успей отличиться. Кого бы отправить к парфянам?
Фитал и Мелеагр
Поздний вечер.
Постоялый двор за крепостными воротами
За трапезой Мелеагр, любопытствуя, обращается к гегемону:
– Фитал, так куда мы держим путь? Почему ты не взял доспехи? Тебя уволили? Тогда тебе я зачем?
Гегемон оглядывается вокруг. Выжидает время, пока торговцы, стоящие в отдалении, разойдутся в комнаты. Ожидание Мелеагра слегка затягивается.
– Товарищ, мы с тобой лазутчики. Отправлены самим базилевсов в Селевкию-на-Тигре…
– …В Селевкию! Ту, что на Тигре! Да это же на краю ойкумены! За той Селевкией люди не живут! – Мелеагр удручённо свистит. – Далеко же нам топать ногами. Сколько сандалий стопчу по пути!
– Ты что, не понял меня? – Гегемон придвигается ближе к оруженосцу. Шепчет, стращая: – Мы будем бунт у парфян в тылу поднимать.
– Что мне бунт? – Оруженосец Мелеагр не из робкого десятка. – Ты мне лучше скажи, где мне обувь достать. До твоего бунта ещё надо как-то добраться.
– Деньги на обувь получишь. – Хотя на постоялом дворе нет никого, кроме рабов, гегемон вновь и вновь опасливо поглядывает по сторонам. – Ты, наверное, не понял, товарищ, поясню ещё раз. Дело крайне опасное нам предстоит. Нас могут поймать парфяне.
– У-у-у! Парфяне! Что мне парфяне! – удручённо выдыхает Мелеагр. – А нет ли другого способа попасть в Селевкию, чем на своих сильно усталых ногах?
– На казённых лошадях будем передвигаться до приграничья, – шёпотом оглашает план гегемон.
– А сразу ты этого не мог мне сказать? – удовлетворённо выдыхает Мелеагр. – Парфяне. Парфяне! Да я помру в пешей прогулке до Селевкии, ещё и босым. Встречу в пути раскалённое жгло и острые камни. Пот меня оросит, грубый петас38 на лбу мне раны натрёт. – Грустит, меланхолично распевая:
Быть богатым, богатым, богатым хочу!Ты ж сломай себе голову, сгинь, провались!39– В тех мешках, что ты вынес из казармы, там разве не было сандалий? – Фитал недоверчиво прищуривает глаза.
– Не моего размера чужая обувка, – быстро находится в ответе ушлый оруженосец.
– Ну так сменяй где на размер свой, – предлагает разумным тоном гегемон.
– Я в Селевкию что, по своему почину направился от скуки лечиться или меня базилевс туда по службе отрядил бунт поднимать? – Мелеагр прищуривает глаза на манер гегемона.
– Ну ты и пройдоха! Дам тебе денег на обувь. – Гегемон отсчитывает несколько мелких монет. Вручает монеты с вопросом: – Не боишься парфян?
– Вот когда их самых увижу, тогда и отвечу тебе. – Выданные монеты исчезают мгновенно. Оруженосец вновь поёт, но уже гораздо радостнее:
Море родное, прощай, не свидимся более!Ухожу от тебя, прекрасного, синего,За горы высокие, к враждебным парфянам.Пыль сухую глотать по жаркой дороге,Многочасто свежесть твою поминать…– Кем был ты до возничего, певец? – Гегемон поражён певческими дарованиями оруженосца. – Хоревтом40? Музыкантом?
– Не угадал, гегемон. Кожевником был мастеровым, но работа с кожей меня вконец доконала. Света белого не видел я, корпя над трёхгрошовыми заказами. Всё старался, радел, о качестве думал, день в день заказ отдавал, как то обещал, угождал клиентуре, в долг частенько работал, ничего не заработал стараньем, надо было мне поступать по-иному, как там, в весёлой комедии, поётся:
…Мастер ты гнилую кожу за добротную продатьПростакам, крестьянам, срезав вкось её по-плутовски.Только суток не проносишь, глядь, разлезся весь сапог41.– Про надувательство распеваешь бесстыдно? Да ты склонен к плутовству! – Гегемон не разделяет веселья сослуживца. – Не вздумай меня обмануть, любезный товарищ. Ты зачислен на службу базилевсу. Клятву на верность державе принёс. Царская канцелярия внесла тебя в списки регулярного войска. Как исчезнешь – так будешь объявлен позорным дезертиром. За государственное преступление тебе полагается смерть.
– Про конфискацию имущества дезертира забыл помянуть, – усмехается довольно бывший мастеровой.
– Что с тебя удержать, нищий бродяга? – восклицает гегемон. – Рубища? Немногим прирастёт от конфискации казна.
– Не исчезну я. В опасное дельце хочу. В армии самое место моё. – Мелеагр крепко пожимает правую руку Фитала. Смотрит прямо в глаза, не моргая. – Я на прежней службе возничего совсем заскучал. Всё одно да и то же. Поместье – город, город – поместье. Так катался я на повозке долгий-предолгий год. Каждый камень на южной дороге запомнил. Под каждый заглянул. День прошлый от будущего дня не отличить. Скука меня вконец одолела. Хоть в море топись от тоски. Немногим лучше работа была прошлой, той, что по коже.
– Твою хозяйку не могу позабыть. – Фитал улыбается впервые за трапезу. – Хочу после похода парфянского к ней вернуться. Снова посвататься, но только со свидетелями, с подарком приятно-значительным.
– Я с тобой к ней не пойду, – решительным тоном возражает бывший возничий. – В свидетели брачного соглашения меня не зови. Денег не возьму, не предлагай.
– Парфян не боишься, а хозяйку разлюбезную даже не хочешь встретить случайно?
– Ой, зачем ты её помянул?! Тьфу на неё! Не желаю с ней повстречаться! Треснуть мне, если вру. Зануда она редкостная, – вступает в откровение Мелеагр. – Ты бы видел её мастерскую ароматов. На полках прописаны мелкие противные буквы, по буквам тем расставлено всё. Чуть не обнаружит какую вещицу на месте давно заведённом, так сразу руки в бока, смежит брови, суровость в лице, ну и давай поднимать крик до небес. Кто взял? Признавайтесь! Все котомки ваши проверю. Найду покраденное. Буду нещадно пороть! Как там в комедии славной поётся:
На беду ты права!Не могу отрицать, хоть и ведьма ты,Впрочем, и падаль!42– Ах, мне бы в жены такую! Порядок строгий люблю!
– О-ох! – С досады Мелеагр ударяет себя по бедру. Раздаётся громкий хлопок. – Ещё одну встретил зануду! Пола мужского теперь. И тоже командир. Вот беда! От одной убежал, так прибило судьбою к другому. Не везёт мне на людей. – Заключает же, печально глядя в небо на звёзды: – Видно, мало я жертв в храмы носил!
– Любит порядок! – Гегемон мечтательно тянет слова. – Расставляет по буквам! Криком равняет ряды! Наказания телесные практикует! Жалости к провинившимся не имеет!
– Жалости она не имеет, – подтверждает охотно Мелеагр. – Плётку завсегда носит с собой. Плетёная у неё плётка из кожи. Часто грозится. Прямо у самого носа ею трясёт!
– Мне Анаксо по нраву. В дороге про свою милую хозяйку расскажешь. Припоминай то, что позабыл. Всё-таки правильный я сделал выбор тогда. – Счастливый гегемон медленно встаёт с камня. – Кажется, я влюбился. Достойная встретилась женщина. Вдова-мастерица требовательная, состоятельная, вхожая в высшее общество, домик красивый, добротный, с черепицей. Чем не владение? Ворота б ему подправить, подкрасить. Ну, пойдём ночевать. Будет уже разговоров. Завтра на рассвете зачнём странствие.
Глава 6.
Опасные встречи
Спустя месяц. Селевкия-на-Тигре
– Эпей, сын Катрея, это ты? – У рядов торговцев благовоний появляется странник, по виду эллин из Великой Сирии.
Торговец, седой благообразный эллин лет пятидесяти, откладывает в сторону чернила и папирус, поднимается из-за стола, внимательно осматривает с головы до ног вопрошающего.
– Нет, я Федра. – В голосе торговца нет уважения, но отчётливо сквозит недоверие. – Эпей отлучился, он старший партнёр по торговле. Говори, что тебе надобно, путник. Тебя кто-то послал к нам за товаром?
– Эпей мне нужен. Только он, и никто другой. Как мне его отыскать? – Путник из Великой Сирии отвечает на недоверие недоверием.
– Тебе ничего я не должен. Говорю тебе, Эпей мой партнёр. Хоть он и старше меня, в деле мы на равных правах с ним. Дам тебе цену не хуже Эпея. Что тебе нужно, товар по хорошей цене или встреча с тебе незнакомым торговцем Эпеем?
– Нужен Эпей. Проводи меня к партнёру своему, – настойчиво тянет своё путник.
– У меня много дел, некогда мне по улицам расхаживать беспричинно. – Торговец теряет интерес к пришедшему, садится за стол, читает папирус. Не поднимая глаз, занятым тоном бросает: – Завтра приходи, завтра торговать будет Эпей.
Путник нахлобучивает на брови выцветший петас, отходит в сторону, садится на учётный камень, что положен против лавки.
– Я же тебе сказал завтра приходить, – недовольно бросает торговец. – Чего же ты ожидаешь?
– Читать я обучен. – Путник показывает на надпись, выбитую в камне: «Эпей. Благовония». – Подожду здесь я Эпея. Эпей – это ты?
– Федра я! Долго тебе придётся дожидаться, – злится торговец. Вопрошает с презреньем: – Ночь тоже будешь коротать на камне холодном? Денег едва хватило на путешествие, на постое решил поберечься? Товар у нас дорогой, в долг тебе не отпустим.
– Ночь не ночь, – бубнит себе под нос путник. – Долго ты мне будешь голову морочить?
– Ты что-то сказал мне? Я не расслышал. – Торговец гневно насупливается на странника.
– Небойко торговля идёт у тебя, – насмешничает тот. – Эпей бы помог. Где сын Катрея обретается? А? Почему не радеет о деле доходном?
Торговля и вправду неважно идёт у торговца. До полудня он успевает закрыть только две незначительные сделки. Лавка остаётся на попечение раба. Торговец уходит. За ним неотступно следует незнакомец. На улице зажиточного квартала у ворот дома странник сближается вплотную с торговцем. Смотрит пристально в глаза, чего-то ожидает от владельца лавки благовоний.
– Сейчас кликну сына по имени и рабов. Они быстро ко мне подоспеют. – Торговец не трусит. – Не поздоровится тебе за угрозу.
– Это ты мне угрожаешь. Заметь, Эпей, сын Катрея. – Странник криво улыбается.
– Я Федра! Ты моложе меня лет на двадцать, а страдаешь старческим слабоумием.
– Хватит комедию исполнять! – Лицо странника становится сердитым. На улице никого. Странник тянется за чем-то в дорожную суму, что висит на плече. – Меня не обманешь. Те, кто к тебе приходил, называли тебя Эпеем.
– Кинжал достаёшь? Ты никак хочешь ограбить меня? Среди бела дня, на пороге собственного дома? Сейчас закричу… – Договорить торговцу не удаётся. Его рот плотно закрывает ладонью странник. Прижимает спиной к воротам. Торговец белеет лицом. Из сумы на свет появляется клочок грязного папируса.
– Ты писал послание базилевсу Антиоху о скорбных делах в Селевкии? – Клочок папируса показывается безмерно удивлённому торговцу. Ладонь убирается с уст.
– Я! – тихо произносит торговец. Разглядывает папирус. – Но это не мой почерк. Не так выглядело послание моё. Это чья-то копия текста послания, да ещё и с ошибками.
– Так ты пустишь меня на порог или нас здесь настигнут парфяне? – грубовато-вежливо интересуется странник. Многообещающе пророчески сулит: – За разговорами схватят. Отведут в цитадель. Посадят на цепь. Огласят приговор. Как шпионов, жестоко казнят.
– Ты совсем не похож на торговца. Одежда твоя как у бродяги, – недоверчиво возражает житель Селевкии. – Как мне догадаться, кто ты?
– Я вояка. Одежда моя поистрепалась в дороге. То не зазорно. Потому как к тебе я спешил денно и нощно. – Странник напирает. Дышит чуть не в глаза. Хлопает панибратски хозяина дома по плечу. – Торговец благовониями из нас только ты. В дверь тарабань, бывший магистрат. Да погромче! Очень кушать хочу. Ещё чуть-чуть, и съем тебя. До костей обглодаю труп твой бездыханный. – Странник оскаливает белые ровные зубы, перестукивает ими хищно.
Угроза производит нужное действо. В ворота стучат, называют пароль, ворота открываются. За воротами появляется эллин, муж лет тридцати, внешне очень похожий на хозяина дома.
– Андрогей, к нам гость прибыл… – проговаривает было торговец.
– …Из Великой Сирии, – тотчас вставляет, нагловато улыбаясь, странник. – Имя моё Мелеагр. Я из Антио…
Рот говорящему плотно закрывает ладонью хозяин дома. На улице появляется дневной дозор, пять воинов, в парфянских одеждах.
– Проходи же, Мелеагр, – гостеприимно предлагает Андрогей.
В ворота торговец и Мелеагр входят словно бы лучшие друзья, под руки взявшись. Гостя проводят в андрон, предлагают ложе триклиния, хозяин дома усаживается в кресло напротив. Андрогей отправляется в кухню распорядиться о трапезе. Чуть позже в андроне вкусно пахнет, Мелеагр с удовольствием поглощает наваристую похлёбку, по-варварски – деревянной скифской ложкой-черпаком. Насытившись, он гаркает в потолок, довольно произносит: – Ваши мольбы услышаны. Базилевс набирает огромное войско. Равных по мощи не будет ему. Весною нагрянет к вам Антиох порядок былой вернуть. Копьями солнце закроет. Недолго осталось парфянам править в восточных сатрапиях. – Отец и сын шумно выдыхают, ждут продолжения речи. Мелеагр чистосердечно признаётся: – Мой гегемон отправил меня дознаваться магистрата Эпея. Боялся подлой засады гегемон. Подозревал, Эпея схватили давно по доносу парфяне. Надо бы теперь гегемона из постоялого двора привести.
– Так я и подумал, – закрывает недовольно глаза торговец. – На вояку ты не очень-то походишь. Выправки нет строевой. Посыльный иль возничий скорее…
– Я не посыльный и не возничий, я лазутчик, состою в армии Антиоха, – раздражается Мелеагр. – А вот ты до сих пор не назвался. Возможно, и прав был мой гегемон. В городе подлость цветёт и обман. Ужели я правильный дом отыскал?
– Будет вам препираться! – радостно шепчет Андрогей. – Ты нашёл тот самый дом, посланник из столицы. Отец, перед тобой счастливый вестник – Антиох нас услышал. Скоро война. Зиму бы только пережить. Не верю ушам своим. Долгожданная свобода! Долой рабские оковы! Долой тиранию парфян!
Хозяин дома меняется в лице на саму доброту. Наполняет мастос43 разбавленным душистым вином, протягивает сосуд Мелеагру.
– Тебя накормили, служивый. Это раз. К дозору парфянскому тебя не отвели. Это два! Какие тебе ещё нужны доказательства? Забудь про неласковый приём. Пей за моё здравие. Я Эпей, сын Катрея. Как зовут твоего гегемона? Живо раба за ним я отправлю.
Поздний вечер. Селевкия-на-Тигре. Дом Эпея
– Проходи, все уже собрались. – Эпей раскрывает дверь парадной комнаты, пропускает вперёд Фитала.
Едва гегемон переступает порог, раздаётся дружное «хайре». Перед гегемоном в полутёмном андроне предстают пятеро очень разных мужчин, от двадцати пяти до шестидесяти лет. Общее у гостей богатого дома только эллинское происхождение.
– Познакомься Фитал, этот старик, высокий, стройный, худой, тот, что с бородкой короткой, – Аполлодор, гимнасиарх44, духовный наставник эфебии, сменил великого Диогена из Вавилона, когда тот почил по старости лет.
– А что, разве парфяне не закрыли ваше весьма известное учебное заведение? – С теми словами гегемон обнимает учёного мужа.
– Нет, не закрыли. Мы исправно платим имущественный налог, потому у парфян нет к нам неприятия. Всё имевшееся оружие и осадные машины пришлось сдать в цитадель. На этом наши потери закончились. Да и потом, варварам нравится борьба, как зрители они часто приходят к нам на соревнования.
Эпей подводит Фитала к мужу по возрасту ненамного моложе наставника эфебии.
– Наш мудрый и честный Кассандр. – Кассандр, в отличие от Аполлодора, утратил волосы на голове, гладко обрит. – Магистрат, как и я. Предводитель буле. За всю жизнь никого не обманул, при этом многократно приумножил отцовский капитал.
– Вы и буле сохранили? – удивляется Фитал, обнимая почтенного предводителя.
– Наше буле хоть и тайное общество, но эллины подчиняются нашему суду. – У старика твёрдый голос. – Законы отеческие мы оберегаем, ставим их выше любых указаний парфян.
– Кто же управляет городом, если буле распустили? – вопрошает Фитал двух почтенных старцев. Те не сговариваясь поворачиваются к мужу лет сорока с небольшим, роста среднего, на наружность обычному чиновнику среднего ранга из канцелярии.
– Я голос парфян, их назначенный представитель.
Гегемон от неожиданности резко отстраняется, в его лице появляется брезгливость.
– Знакомься, это Полиид, – как ни в чём не бывало продолжает хозяин дома. – Магистрат тоже. Торговец благовониями, как и я…
– …Как и всё буле, – подхватывает глава магистратов Кассандр. Брезгливость исчезает, гегемон жмёт руку в свежих чёрных чернилах.
– Полиид не донесёт, он не служит парфянам за деньги. В его преданности Великой Сирии не сомневайся. Наш товарищ хорошо говорит на парфянском. Вёл с покойным родителем выгодную торговлю с Гирканией. Там и научился изъясняться. Полиид толмач среди стана врагов.
Эпей переходит к совсем юным мужам. Им нет тридцати, на вид энергичные, сложением крепким. Фитал оживляется при виде юных мужей в компании старцев.
– Позволь мне самому угадать род их занятий. – Фитал поднимает правые руки мужей к глазам. – Мозоли? Мне знакомы такие мозоли. Они возникают от бранного металла. Вы никак мистофоры?
– Не угадал. Они риторы из моей эфебии, по совместительству педотрибы. – Аполлодор вступает в беседу.
– А ещё преподаватели фехтования, борьбы и кулачного боя, – завершает своё описание муж по левую руку от Фитала. – Я Талос, а он Эак. У меня голубые глаза, у него зелёные. По этой примете нас надёжно припомнишь.
Для двух молодых преподавателей у Фитала находятся особого рода приветствия, он с хлопком поочерёдно ударяет их по правым рукам. Мужи занимают ложа триклиния. Фитал остаётся стоять. Произносит торжественно, обращаясь сразу ко всем присутствующим:
– Хайре, достойные эллины. Рад встретить вас в прекрасной Селевкии.
В ответ гегемон принимает дружное «Славься, наш базилевс Антиох». Фитал сладко улыбается. Гегемон отличается отменной прямотой, сразу переходит к делу. Объявляет уверенно-громко:
– Меня отправили в Селевкию поднять мятеж.
Напрасно гегемон вглядывается в лица собравшихся, никто из них не удивлён. Фитал продолжает далее тихо:
– Приказа с печатями у меня нет. Почему – вам, верно, учёные мужи, понятно без долгих объяснений. Потому вам придётся поверить мне на слово. Предусмотрительность стратега Антинея, старого первого и весьма почитаемого друга базилевса, мне жизнь сегодня спасла. Парфяне раздели догола, проверяя меня при входе в город. Каждую вещь мою потрогали. Нож для разделки еды забрали – «он-де не нужен тебе, слишком большой, в городе новый поменьше себе прикупи». Найди они свиток с печатями, не говорил бы я с вами сейчас, меня бы казнили там же, у ворот. Однако для успокоения вашего могу поклясться именами богов, что меня не подослали к вам подлые враги.
Присутствующие согласно кивают головами. Фитал приносит клятву на «вечную верность Великой Сирии и богам эллинским», называет поимённо присутствующих свидетелей. После клятвы же продолжает спокойным размеренным ритмом:
– Базилевс приказал подготовить отряд из числа эллинов и македонян, а также прочих проверенных, надёжных… восточных людей, верующих в наших отеческих богов. Отрядом захватить любые городские ворота при приближении войска. Тем деянием славным не дать врагу запереть город ваш на долгую осаду. Селевкия мне незнакома, но знакомо командование, порядки военные, штурмы, осады. Я служу при Антиохе с самого его возвращения в Сирию. Отмечен в приказе за храбрость. Буду вашим гегемоном. Чрез меня будет ваше дальнейшее общение с базилевсом. Со мной прибыл оруженосец, Мелеагр, славный воин, он стоит на дверях часовым, с ним вы знакомы. Есть ли силы у Селевкии, дабы скинуть парфян? Не зря ли приехал я в ваш город? Или вы уже покорились парфянам? И мне надо вернуться с вашим ответом к базилевсу?
Предводитель буле Кассандр первым отвечает гегемону:
– То послание, что от нас получил Антиох, писалось при мне Эпеем в стенах эфебии. Скреплялось оно держателем печатей буле, мною то есть.
Затем продолжает Аполлодор:
– Мы ждали тебя, гегемон. Тебя или кого-то другого из военной Апомеи. Твоё появление не было для нас сюрпризом. Боялись мы только одного – при жизни своей посланца того не дождаться. Письму Эпея уже полтора года как.
– А вот для меня сегодня прибыло страху, – вставляет хозяин дома. – Его оруженосец нагло уселся на титульный камень, выставил глазищи, смотрит не моргает. Думаю про себя, убийца или грабитель, подослали-де враги старый долг из меня силой выбивать.
Присутствующие смеются, хозяин дома разливает вино по ритонам. Напряжение сменяется дружеским настроением. Магистрат Эпей поднимает ритон за «скорое унижение заносчивости», гегемон из Сирии ничего не понимает, просит разъяснений и получает их от Аполлодора:
– Понимаешь, Фитал, самое ужасное в оккупации нашей милой Селевкии – вовсе не высокие налоги парфян, называющих себя «почитателями эллинов», но их завсегдашняя заносчивость. Возможно, при удобном случае ты и сам увидишь, с какой гордыней необъятной парфяне выслушивают просьбы горожан. Нам, жителям Селевкии, приходится унижаться перед врагами, дабы получить то, что имели прежде при Селевкидах: право поклоняться богам, право устраивать городские шествия к храмам в положенные дни празднеств. Вот это унижение и горше всего. Мы едва отстояли храмовую площадь от застройки домами знати парфян. За отказ построить храм царю Нанайе нас приговорили к огромному штрафу, мы до сих пор не выплатили его сполна. Селевкия – город очень богатый, исправно платим налоги. Нас боятся чрезмерно обижать. Денежный штраф – это не наказание по реальности дней сегодняшних. Мы ещё не пострадали, так можно считать. В соседнем Ктесифоне происходят события пострашнее, чем у нас. У соседей всех недовольных эллинов выселяют из города целыми кварталами. Нарядную храмовую площадь у соседей, в отличие от нас, уже плотно застроили домами для парфянской знати. К храмам вместо прямых широких улиц приходится пробираться по узким лабиринтам тёмных проходов. Так, по глупому разумению парфян, лучше оборонять кварталы. Варвары изменили эллинский город до неузнаваемости.
