Кочевое братство. Мечтатели
– Твой муж – достойный воитель. – Царица принимает пиксиду. Открывает и достаёт из её недр алабастрон белого цвета. – Ты сдержала своё слово. Скажи, парфюмер, а моя Эригона пахнет сейчас тоже твоим изделием?
На этих словах скромная Анаксо молча опускает глаза. Она боится отвечать. Зато Эригона отличается честностью. Из складок придворного платья на свет появляется бирюзовый алабастрон.
– Базилея, Анаксо великодушно подарила мне духи. Сказала, это признательность за мою доброту.
– Мне нравится и этот твой новый аромат. Ты искусная мастерица, Анаксо. – Клеопатра забирает себе бирюзовый алабастрон. Прячет его и белый в пиксиду. Эригона достаёт кошель. На лице подруги базилеи блуждает такая счастливая улыбка, словно бы Эригона рада добровольно расстаться с духами. Царица отсчитывает самолично монеты, вкладывает их в ладонь Анаксо. Парфюмер многословно благодарит царицу.
– А теперь ты исполнишь мою маленькую прихоть. – Клеопатра указывает рукой на гиматий. – Сними его.
Анаксо тут же без возражений выполняет волю властительницы. Расстёгивает медную фибулу, снимает с себя мужской наряд.
– Дай мне хламиду. Нет, уж лучше надень её на меня.
Видавший виды, выцветший, местами сильно потёртый, штопаный грубый гиматий ложится на царственные плечи. Удивлению Эригоны нет границ, придворная дама так поражена происходящим, что забывает про свои обязанности, пиксида с духами возвращается Анаксо.
– Но чем мне скрепить хламиду, базилея? – вопрошает парфюмер.
– Я видела у тебя фибулу гегемона. Ей и скрепи.
Эригона приходит в себя, забирает фибулу у Анаксо, ловко скрепляет хламиду на правом плече царицы. Скрепив хламиду, забирает пиксиду у Анаксо. Но одной хламиды базилее оказывается мало, у Анаксо забирают и шаль. Теперь царственную причёску скрывает простая дешёвая бордовая шаль. Однако, к чести вдовы, состояние шали не в пример лучше хламиды.
– Эригона, я похожа на солдатскую вдову? – На любой царственный вопрос положен только один ответ. И этот ответ радостно оглашает придворная дама:
– О да! Вы, Клеопатра, умеете искусно перевоплощаться.
Эригоне вручается неизвестно откуда появившийся кинжал в белых кожаных ножнах. Брови Эригоны высоко поднимаются. Глаза округляются.
– Будешь меня охранять. – Клеопатра приходит в возбуждение, негромко смеётся. – Дамы, мы отправляемся изучать настроение города. Анаксо, ты сопроводишь нас на агору. Ты ведь приехала на повозке?
– Да, базилея. Я всецело к вашим услугам, – сбивчиво произносит парфюмер. – Меня ожидает рабыня. Она мой возничий.
– Вот и прекрасно. Идём же! – Базилея пребывает в приподнятом настроении, по виду не шутит.
Не веря своему счастью, скромная Анаксо шагает совсем рядом с царицей, каких-то кратких полшага отделяют её от Клеопатры. Удивительное дело, но даже потёртая солдатская хламида украшает гордую аристократку из Египта. Легко шуршит щебень под царственными ногами. Напротив колоннады входа дворца у гегемона стражи обирают на вторую хламиду, теперь уже для подруги базилеи Эригоны. Удивлённому же гегемону вручают «на сохранение, до возвращения» пиксиду, свиток и чернильный набор. Три женщины покидают дворец, без сопровождения подходят к стоянке повозок.
– Мирина, прошу, не задавай мне никаких вопросов, – упреждает служанку парфюмер, учтиво помогает взойти на повозку сначала базилее, потом и придворной даме. Взойдя последней, властно-решительно проговаривает: – Правь лошадьми к агоре, любезная Мирина.
Клеопатра останавливает повозку за добрый стадий до агоры. Переодевание удаётся. Царственная особа, придворная дама и парфюмер идут по главной улице, никем не узнанные. Так же никем не узнанными они гуляют среди торговых рядов. Клеопатру интересует всё из мира ей незнакомого: чинная беседа трапезитов34 о закладных камнях, жаркий спор хрематистов35 о будущем урожае зерна, недовольное обсуждение пяти младших гегемонов назначенного им казённого довольствия, скабрёзные шутки группы приятелей о «славном наборе городской бедноты» в отряд пращников и будущих «завлекательных буднях» в восточном походе. Долее всего царица выслушивает объявление о вынесенных судебных решениях в части отнятия собственности должников. Должники скорбят, кредиторы ликуют. Должникам участливые прохожие советуют «поискать удачи в походе Антиоха».
Никто на агоре не высказывает недовольство о предстоящей войне. Напротив, общее мнение торговых людей сводится к тому, что «совсем скоро парфянского золота прибудет на рынки Сирии так много, что золото сравняется в цене с серебром». Огромный город, столица державы Селевкидов, радостно живёт в предвкушении «многих счастливых изобильных лет». Удовлетворённая услышанным, Клеопатра к полудню приказывает Анаксо отвезти её назад во дворец. У колоннады главного входа базилея одаривает парфюмера тетрадрахмой «за обильную впечатлениями прекрасную прогулку», возвращает хламиду и шаль, удаляется во дворец. Анаксо ещё долго стоит, провожая взглядом царицу. На её глазах гегемон дворцовой стражи встречает Клеопатру, и они исчезают во дворце.
– Кто это была? Ты меня вопрошаешь, Мирина? Ах, кто это была! Я коснулась дважды её руки. Невероятное случилось! Я гуляла с ней по агоре. – Колёса повозки, блаженствуя, скрипят. – Не скажу, Мирина, ты сама догадайся.
Даже покинув городские ворота, Анаксо не решается надеть свои одежды, с благоговейным трепетом держит в руках хламиду и шаль. Мирина отлично справляется и с лошадьми, и с повозкой, но вот с языком ей справиться не удаётся. После сотой попытки служанка сдаётся, умолкает и останавливает лошадей.
– Почему мы встали, Мирина? – недовольно прерывает молчание хозяйка повозки.
– Не поеду дальше, пока вы не скажете, кто с вами был на агоре. – Любопытство у Мирины пересиливает страх наказания.
– Наглость твою я прощаю. – Анаксо прижимает к лицу хламиду и шаль. Через ткань оглашает: – Базилея, Клеопатра Тея!
– Ох! – Мирина подпрыгивает на месте возничего, из её рук выпадает хлыст. Лошади приходят в движение, повозка трогается.
– Ах, если бы знала, кого я везла… – мечтательно шепчет беззвучно, одними губами, облакам служанка. – …Упала бы на колени, попросила б свободы!
Холодный ветер заставляет Анаксо облачиться в гиматий. Счастливая, она поворачивается назад, машет удаляющемуся городу, громко проговаривает:
– Я люблю тебя, великая Антиохия. Ты исполнила мою давнюю девичью мечту!
По приезде домой Анаксо деловито приказывает Демонассе принести бритву. Проверив остроту бритвы, вместе с Зелосом и служанкой она отправляется к конюшне, где застаёт молящегося на светило Салманасара.
– Ты правильно делаешь, счастливо спасённый, что молишься. Помолись богам и за то, чтобы бритва моя тебя не порезала.
– Не надо, прошу вас, не надо сбривать мои волосы! – просит Салманасар. – Зевсом молю, сохраните волосы.
Однако просьбы остаются не услышанными. Зелос садится рядом с головой Салманасара, готовый удержать насильно, если понадобится, Демонасса готовится к бритью, расстилает рядом с раненым кусок холста для сбора волос.
– Чем ты будешь мне платить за постой? – Анаксо теряет терпение.
– Я… я… – бормочет Салманасар.
– Мы нашли тебя в кустах, нагим. Если бы не моя доброта, ты бы умер там, у дороги, в кустах. Ты ешь и пьёшь вдоволь, сколько тебе захочется, ты ночуешь в моей конюшне… – Список неоплаченных услуг растёт в бесконечном перечислении хозяйки дома.
– Я расскажу вам тайну. Очень важную тайну, – шепчет Салманасар. – Пусть они все выйдут.
– Говори же при них. Они моя собственность. – Усталость от бессонной ночи берёт своё, Анаксо зевает.
– Меня нанял один очень важный вельможа для того, чтобы я рассказал царице откровение звёзд. Этот вельможа меня всему подучил, что надо было говорить. – Салманасар замолкает, просит пить.
Сон покидает хозяйку конюшни. Она приказывает дать воды раненому. Получив требуемое, Салманасар живо продолжает:
– Я встретился с царицей. Я рассказал то, что от меня требовали. Я смог убедить её в правдивости, хотя она вначале мне не поверила. Я великолепный актёр. Я могу выучить любую роль. Для меня это нетрудно. В великих трагедиях моё место. Потом меня подло схватили, пытали, почти убили…
– …Как звали этого вельможу? – громко уточняет тоном допроса Анаксо.
– Электрион! – без промедления отзывается Салманасар. – Он обещал мне мину серебром за обман. Он одел меня в халдейского прорицателя. Да только всё, что я говорил, была ложь. Я хочу снова попасть в царский дворец и рассказать правду царице. Пусть вскроется злостный обман. Пусть накажут моего убийцу…
– …Что же ты наговорил царице? – Холодным тоном Анаксо привычно ведёт допрос.
– Говорил я про успех похода на восток. Обещал победу над парфянами. Наверное, настоящее предсказание было совсем иным, печальным, – говорит Салманасар. – Мне надо во дворец, к царице. Сложился заговор опасный. Царица должна узнать про измену!
– Я только что прибыла из царского дворца. И там я встречалась с Клеопатрой Теей. – На этих словах у всех присутствующих вырываются звуки восторга. – Мы даже вместе гуляли по агоре. А наша Мирина везла нас в повозке. – Анаксо смеётся. – Надо удвоить цену аренды моей повозки, потому как моя повозка возила царственную особу!
Веселье хозяйки разделяют присутствующие.
– Вы не будете меня обривать наголо, как раба? – вежливо интересуется «счастливо спасённый».
Однако его надеждам не суждено сбыться. Хозяйка конюшни теряет интерес к «счастливо спасённому», не ответив, выходит из конюшни. Салманасар вызывает к милосердию, но напрасны мольбы, Зелос крепко удерживает его голову, Демонасса бритвой ловко обривает наголо. Вскорости волосы бережно собраны, выносятся к скучающей Анаксо на осмотр.
– Волос хороший. Переливается на солнце. Его постой не закончился. Возможно, пробудет ещё столько же. Завтра соседке продам задорого. Ей парик очень нужен. Облысела от переживаний соседка. Возрадуйся, Салманасар, ты оплатил постой!
Вместе хозяйка и служанка заливаются смехом. В конюшне же горько в голос рыдает «счастливо спасённый». Усталая Анаксо уходит домой, с лестницы просит слуг «не беспокоить её до самого позднего утра».
В это же самое время в казармах столичного гарнизона среди грубо сколоченных коек разворачивается кулачное побоище. Бывший возничий Мелеагр противостоит трём нападающим из числа оруженосцев. Ему удаётся не только вырвать свой мешок с пожитками из рук одного из обидчиков, юноши лет двадцати, но и нанести другому нападающему, крепкому мужу лет тридцати, сокрушительный удар ногой меж ног. С громким воем пострадавший рушится на каменный пол казармы. Улучив удобный момент, Мелеагр резко кидает в лицо свой мешок обидчику, уже владевшему им ранее, и, не теряя времени, бьёт его, растерявшегося, правой ногой что есть мочи под дых. Противник складывается пополам.
Теперь из троих нападавших на ногах остаётся подвижный проворный подросток. Напрасно подросток уповает на скорость ног, Мелеагр нагоняет его в узком проходе почти на самом выходе из казармы. Подросток пытается ударить правой рукой в висок Мелеагра, тот ловко уворачивается, отвешивает ответный удар левой в подбородок. Подросток теряет сознание, рушится ниц у двери казармы. Лежит плашмя, уткнувшись носом в пол, раскинув руки, без движения.
Мелеагр бегом возвращается назад, с диким воем набрасывается на обескураженных врагов, пускает в ход руки и ноги. Сильными ударами он осыпает головы врагов. Раздаются стоны и причитания. Из разбитых носов льётся кровь. Чуть позже, заломив за спину руки борцовским приёмом, Мелеагр выволакивает из казармы одного за другим поверженных. Обиду никак не унять. Мелеагр поносит нападавших отборными ругательствами. Избиение продолжилось бы и за пределами казармы, но, на счастье проигравших, показывается гегемон. Он издали кричит победителю драки:
– Товарищ мой хороший, остановись! Что происходит здесь?
– Они не на того напали! – отзывается зло Мелеагр, вглядевшись в гегемона, сбавляет прыть, уже по-приятельски спокойно продолжает: – Мой гегемон, Фитал, эти трое хотели меня ограбить средь бела дня, назвав преступление «священным ритуалом посвящения в кавалерию базилевса».
Перед старшим гегемоном подняться могут только двое. Подросток с трудом медленно приходит в себя, что-то невнятно бормочет себе под нос.
– Он первый на нас напал. – Молодой оруженосец гневно смотрит на Мелеагра, держится обеими руками за живот.
– Это он нас хотел ограбить, гегемон. Требуем справедливого гарнизонного разбирательства, – поддерживает приятеля оруженосец постарше. Утирает кровь из сломанного носа ладонью. – Новичку внове казарменные порядки. Старшинство наше он нагло не признал. Накажите его, пусть знает своё место.
– О, да ты, оказывается, кулачный боец! Первый день службы – он самый трудный. Один против троих стоял. Не напугался? Упрямствовал? Дерзил? Ценю твою отвагу, храбрец. – Гегемон похлопывает по плечу товарища. Утешает с хитрой улыбкой своего оруженосца: – Тебя не накажут за рукоприкладство, Мелеагр. Именно такой задира мне и нужен. Собирайся, служака, поспеши же, у нас впереди очень опасное приключение. Мы с тобой очень спешно отбываем по тайному приказу базилевса.
Мелеагр уходит в казарму, выносит оттуда не только свой тощий мешок с пожитками, но и три других, пузатых. Проходя мимо избитых противников, насвистывает громко-шутливо, насмешливо смотрит в глаза проигравших. Вдвоём с гегемоном они уходят из цитадели Антиохии, направляясь прочь из города на юго-восток.
Глава 5.
Тайные чувства
Антиох
Раннее утро того же дня. Башня северных ворот, напротив моста через Оронт
– Хайре, мой Антиней, как я рад тебя видеть! – Базилевс крепко стискивает бравого стратега, по виду своего ровесника. – Ты моё детство, ты моя юность, мой верный товарищ. А помнишь ли ты нашего ритора36 Птерелая? Снился он мне вчера. Поучал, как всегда, рассудительной благоразумности в суждениях, вот же зануда! И во снах он меня наставляет. Помер, наверное, давно.
– Антиох, Птерелай ещё жив. – Стратег встречает удивление правителя без страха, с открытой улыбкой. На его коротком ярко-красном гиматии красуется серебряная фибула «Старый первый друг базилевса». – В прошлом месяце из Сиде прислал жалостливое послание, просил денег на нужды остро необходимые. Выслал мину ему серебром. Раба-повара умелого отправил на помощь. Если ритор распорядится умело деньгами и рабом, как он нас обоих тому поучал, то проживёт долго без нужды.
Антиох улыбается хитро товарищу детства. Вопрошает его со смехом:
– Ты, наверное, не упустил шанса написать ритору послание в его стиле поддёвок? Пятивершинным восхождением? По нарастающей от осиного укола до ядовитого укуса змеи?
– О да! Не упустил, мой Антиох. Я написал ему… претерпкое послание, вспомнил едкие обороты, которыми он тебя и меня вдосталь потчевал, желчью примеров из далёкого прошлого приправил, посыпал солью наших личных обидных воспоминаний. Собрал те пять искомых вершин злословия. Ему очень понравится. Надеюсь, он в старости не растерял чувство юмора. Жду не дождусь ответного послания.
Базилевс и стратег громко в голос хохочут. Посмеявшись, два старинных товарища проходятся неспешным шагом по крепостной стене. Внизу за стенами течёт полноводный Оронт. На противоположном берегу жители столицы спешат на агору за новостями и покупками. Никто из них, занятых днём сегодняшним, не смотрит на высокие стены.
– Как обстоят дела в соседней Апомее37?
– Всё готово к немедленному выступлению. – Стратег меняет тон с товарищеского на военный: – Два года провели мы не напрасно в казармах. Отряды прекрасно обучены. На гегемонов можно положиться. Тебе не стоит собирать огромную армию, но выдвинуться скоро, без обоза, осадных машин и слонов на парфян. Действовать будем в манёврах стремительно, нападать неожиданно там, где нас не ждут, превзойдём самого Александра в умениях бравых…
– …Мы это с тобой не раз обсуждали, товарищ, – обрывает нетерпеливо стратега базилевс.
– Ты выжидаешь, но чего? Поделись сокровенным. – Стратег резво опережает базилевса на три шага, оборачивается к нему лицом, пятясь, пытается разглядеть тайные мысли давнего товарища.
На небе плывут облака. Они закрывают светило.
– Никому я не верю, кроме тебя, мой дорогой Антиней. Никому. Понимаешь? – Базилевс сравнивается с собеседником, резко хватает пятящегося стратега за плечи. Где-то неподалёку на башне соматофилаки, заметив жест властителя, устремляются на помощь Антиоху, приняв происходящее за ссору. Базилевс останавливает их.
Товарищи отходят ещё на пару шагов. Антиох шепчет Антинею:
– Вчера я объявил синедриону о сборе огромной армии.
– Ты всё-таки объявил. Не знаю, радоваться или горевать. Наконец-то унылое прозябание в провинции закончилось. – Стратег по виду всё же скорее очень рад произошедшему. – Прости, я не успел, хотя и очень поспешал на синедрион.
– Ну так вот, мой Антиней. – Настроение радостное сменяется на хмурое, лицо базилевса словно бы сжимается от внутренней боли. – Клеопатра упорно меня донимала, а за ней и синедрион о скорейшей необходимости войны. Думал синедрион охладить новым военным налогом. Но и чувствительный налог не вызвал осуждения. Все бредят парфянской войной.
– А почему бы и нет? – недоумевает стратег. – Противник не чета нам. Перехитрим парфян! Они утратят города, утратив доходы, проиграют войну.
– Так думал и Деметрий, но где он? Ты мне ответь.
– В плену, с парфянской женой дни коротает. Наследников нам производит. – Антиней на краткий миг становится серьёзно-хмурым. – Когда наступит тот самый лучший благоприятный момент? Послать к халдеям в Вавилон гонца за пророчеством?
– Не надо отправлять гонца. Халдей уже предрёк благоприятный нам исход. Добрался сам к нам звездочёт. Клеопатра огласила мне решенье мудрых звёзд. Но я не верю им.
Стратег не может понять ход размышлений старого товарища. Подумав, делает острожное предположение:
– О! Ты предполагаешь некий коварный заговор?
– Именно заговор, мой товарищ. Думал, на военном синедрионе заговорщики как-нибудь обнаружат себя. Фальшью, надуманными пространными спорами. – Антиох мрачнеет ещё сильнее. – Но нет, напрасны были мои ожидания. То ли они прекрасно разучили роли, то ли договорились о молчании сообща. Все были заодно. Споров не было. Даже тогда, когда делили должности в походе.
– Заговор в пользу кого? Клеопатры? Прости, она мне не по душе, и, кажется, это чувство взаимно. Или Деметрия Второго?
– Думаю, в пользу их обоих. Она ведь и его жена. А Деметрий всё ещё живой муж Клеопатры.
Со словами «пустое то» Антиней пренебрежительно отмахивается от высказанного. Тут же задумчиво рассуждает вслух:
– Неужто деньги парфян достигли Антиохии? – Стратег прислоняется к каменной кладке стены. – Взятками враги умащают продажных магистратов? Магистраты городов! Вечно жадное племя. Но ведь ты говоришь, все были единодушно за войну. Тогда парфяне ни при чём.
– Посланий опасных-преступных от Деметрия – вот чего страшусь я, – оглашает наконец затаённое базилевс.
– Опять неудачник Деметрий! Ужели пишет послания из неволи? Через кого он их передал в столицу? Через парфян? Но ведь парфян тут нет. Ты видел те послания лично? Или ты их читал во сне? – Стратег негромко смеётся. – Да забудь ты о неудачнике. Сгинул Деметрий в объятьях парфянской царицы. Жив ли он? Какая нам выгода с того? Всё едино. Он умер при жизни.
– Почему ты весел, Антиней? – Базилевс не обижается на веселье стратега. – Дело государственной измены почти что доказанное. Найти бы адресата возмутительных посланий. Без сомнений, дело так и обстоит! Именно неудачник Деметрий из плена раскинул сети интриг. Хочет вернуться, как вернётся, будет состязаться со мной за престол. Станет то состязание меж базилевсов кровавой гражданской войной. Хитроумным парфянам это на руку – война против них не состоялась. В который раз!
– Гражданская война? – переспрашивает недоверчиво стратег у базилевса. – Ожидания тайные твои черны, как бездна морская! Это случится из-за учреждения соправления с Деметрием? Двум правителям на одном троне не ужиться? Вновь и вновь будет делёж ослабевшей державы? – В ответ на вопросы товарища Антиох согласно кивает головой. Стратег качает головой, протестуя. – Антиох, Деметрий хоть и неудачник, но благодарность ему всё же знакома. О! Прости, ты не хочешь возвращать Деметрию Клеопатру? Сколь много сплелось потаённых чувств в твоей душе! Мой базилевс, честно скажу. Ты же знаешь мою прямоту. – Стратег, запрыгивая, садится на парапет, становясь тем неучтиво выше правителя. – Ты единственный из многих правителей… их, позволь, сколько на коротком веку сменилось? Два самозванца, за ними пленный… Выходит, три? Ты четвёртый! Так вот, ты единственный любим народом Великой Сирии. Армия тебя боготворит. Про несчастливого пленённого Деметрия все уж давно позабыли. Мои агенты тщательно собирают доносы. Но среди гнусных пасквилей не встречалось ни одного с поношением тебя. Повторю, ты единственный любимый базилевс. Прочие – уже давно печальное воспоминание.
Стратег вновь смеётся, по-детски болтает ногами, корчит сверху забавные рожи. Вид у зрелого мужа как у иного провинциального комедианта.
– Ты думаешь, я ошибаюсь в предчувствиях? – Базилевс не в силах сдержать улыбку при виде веселья товарища.
– Ну каких ещё предчувствиях? Видно, магов халдейских на ночь наслушался ты. Гони прочь ведунов-звездочётов! Плутам, лгунам притворным, мошенникам с таблицами и гороскопами не место в эллинском дворце. – Стратег, рассмешив зрителя, спрыгивает легко с парапета. Отряхнув с себя небрежно пыль, продолжает тоном насмешливым: – Разум к себе призови. Клеопатре Тее стоит бояться возвращения первого мужа. Она родила тебе ребёнка. Она поддержала тебя. Ты её храм, ты творение лучшее… – На слове «храм» Антиох вздрагивает. Антиней не замечает перемен в товарище, продолжает тем же напористым ритмом: – …Что ей даст Деметрий по возвращении? Ничего нового из того, что она имеет сейчас. Но скорее отнимет свободу, влияние, в темнице почётной запрёт, дабы она, Тея, не мешала ему править самовластительно. Пустыми обещаниями бессильного невольника из Парфии умную египтянку на троне не обольстишь. – Антиней смеётся. – Тайное послание от Деметрия, даже если она его и получила бы, ты бы увидел немедля в тот же час. Клеопатра не импульсивна, но практична, рассудительна, хитра, смела, властолюбива. Я уважаю её, что таить. На Клеопатру можно положиться. Она твой преданный сторонник. Как и я…
– …Как и ты! – поддерживает базилевс.
– Ну, кто тогда остаётся в числе возможных заговорщиков? – Стратег разводит руками. – Твой синедрион мы вместе собирали. Знаю всех поимённо. Три сотни македонян и эллинов. Три наследных династа. Друзья твои не связаны ни с кем из прежних правителей даже отдалённым родством. Кто из них вероломный коварный интриган? Прежде чем ответить, вспомни, мой базилевс, они все рисковали жизнями в войне против самозванца Трифона. Кого именно ты подозреваешь в злых кознях? Назови! Я оспорю твой выбор немедля. Против твоего довода выставлю два, как раньше в школе Сиде.
Базилевс молчит.
– Тебе просто приснился плохой сон, Антиох. Ату кошмарное сновидение! Улетай далеко, не возвращайся! – Стратег по-приятельски хлопает базилевса по руке. – Нет даже мелкого клочка анонимного доноса, чтобы начать дознание с пристрастием.
– У меня не сон приснился. У меня плохие предчувствия. Демон мой настоятельно желает спасти меня, – возражает нетвёрдо Антиох. В этот момент он менее всего похож на всем известного уверенного в себе правителя.
– Демон-попечитель? Вот тут не спорю, может быть, ты и прав. Что ж, мой рецепт от козней опасных будет очень простым. Соберём огромную армию. Размером такую значительную, что заговорщики утонут в своей незначительности при виде её…
– …Стройных порядков! – завершает за стратега базилевс. – Извечный оборот из речей нашего ритора.
Вместе стратег и базилевс смеются.
– Я буду всегда рядом с тобой, Антиох. В этом моё предназначение. Ты вся моя жизнь. Агенты мои тоже пойдут с нами в поход. Совместно одолеем любые козни Деметрия, парфян, магистратов или ещё кого из мира небожителей.
Заверения приняты. Облака исчезают, появляется весеннее солнце, с его лучами исчезает и мрачность базилевса.
– Ты говорил про тайных агентов. – Антиох вновь становится прежним уверенным в себе правителем. – Я пересылал тебе в Апомею копии посланий городов. Ты получил их?
– Не только прочитал, я подготовил лазутчиков на каждый оккупированный парфянами город, где ещё осталось хоть какое-нибудь эллинское население.
– Отправляй агентов, Антиней! Пусть готовят восстания. – В голосе базилевса звучит утраченная бодрость. – Только ты и можешь унять сомнения, мой старинный товарищ.
