От власти идеи – к идее власти. Из истории Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС

Собирание рукописей Маркса и Энгельса, их печатных трудов и обширной литературы об их деятельности требовало больших материальных средств. Советская власть не скупилась на затраты, связанные с зарубежными командировками и приобретением документов и литературы. Например, в 1923–1924 годах Институту было отпущено 100 тыс. рублей по золотовалютной смете[69 - РГАСПИ. Ф. 374. Оп. 1. Д. 8. Л. 3.]. Когда возникала необходимость непредвиденных расходов, руководство партии решало вопрос о целесообразности дополнительных затрат. Так, Оргбюро ЦК РКП(б) 17 февраля 1923 года признало желательным купить для ИМЭ библиотеку Клячко, ассигновав на это 1500 рублей золотом[70 - Там же. Д. 1. Л. 11.]. Ежегодно в смете расходов Института предусматривалось выделение валюты. В 1931 году валютная сумма в бюджете Института составляла 228 тыс. рублей, или 26 процентов ассигнований[71 - Там же. Д. 1. Л. 20.].

Поисками материалов за границей, как правило, занимался сам Рязанов, свободно владевший иностранными языками и лично знакомый с известными деятелями социалистического движения в ряде европейских стран. Работая в архиве СДПГ, Рязанов нашел ряд неизвестных рукописей Маркса и Энгельса. По его настоянию Э. Бернштейн, К. Каутский, Г. Майер, Ф. Адлер сдали в архив хранившиеся у них подлинные документы Маркса и Энгельса. Ему удалось получить от Э. Драна корзину с материалами Маркса, которые тот уже начал продавать[72 - См.: Д. Б. Рязанов – ученый, государственный и общественный деятель. М., 2000. С. 13.]. В 1923 году успешно завершились переговоры Рязанова с правлением СДПГ о фотокопировании рукописей Маркса и Энгельса, хранящихся в архиве партии. Институт получил разрешение на публикацию полученных копий документов. Летом 1923 года Оргбюро ЦК РКП(б) приняло решение открыть текущий счет Рязанову в пределах до 3000 долларов для оплаты расходов на приобретение копий документов Маркса и Энгельса[73 - РГАСПИ. Ф. 374. Оп. 1. Д. 1. Л. 14.]. Помимо фотосъемки рукописных материалов копировались и книги, и журналы, и газеты – в тех случаях, когда их приобретение представлялось невозможным.

Институт создал в разных странах группу зарубежных корреспондентов, которые помогали в поисках необходимых материалов. Значительную помощь в этом деле оказал известный историк Б. И. Николаевский. С Рязановым сотрудничали директор Института социальных исследований во Франкфурте-на-Майне К. Грюнберг и генеральный директор прусских архивов П. Кер[74 - См.: Д. Б. Рязанов – ученый, государственный и общественный деятель. М., 2000. С. 87, 92–93.].

В 1923 году началось фотокопирование рукописей Маркса и Энгельса в архиве Социал-демократической партии Германии в Берлине. Эту работу осуществляла фотолаборатория при Институте социальных исследований во Франкфурте-на-Майне. К началу 1925 года было передано в Москву более 17 тыс. снимков. В числе отснятых материалов были копии с первых тетрадей «Капитала» (1-й том), с рукописи 2-й и 3-й частей «Капитала», «Критики политической экономии», «Немецкой идеологии», «Диалектики природы». Около 4 тыс. снимков составляли копии писем Маркса и Энгельса, адресованных друг другу и третьим лицам. Были скопированы также черновые тетради Маркса с заметками по философии Эпикура, переписка Энгельса с родственниками[75 - См.: Институт К. Маркса и Ф. Энгельса при ЦИК СССР. М.-Л., 1925. С. 10–11.]. В 1925 году было сфотографировано все литературное наследие Маркса и Энгельса. На этом собирательская работа не закончилась. Как и прежде, приобретались оригинальные рукописи и письма, а также делались фотоснимки материалов, находящихся в государственных, городских и частных архивах Европы и Америки. В 1931 году архив ИМЭ насчитывал 15 тыс. подлинных документов и 175 тыс. документов в фотокопиях[76 - См.: Рокитянский Я., Мюллер Р. Красный диссидент. М., 1996. С. 66.].

Приобретенные материалы не залеживались. С самого начала проводилась большая работа по их описанию, каталогизации для использования в научных целях. Работники библиотеки осуществляли классификацию книг согласно специальной схеме, которая отвечала специфическим научным задачам Института. Книжные фонды распределялись по кабинетной системе.

Литературное наследие основоположников научного коммунизма размещалось в кабинете Маркса и Энгельса – главном структурном подразделении Института. Здесь хранились как ранее вышедшие в свет произведения Маркса и Энгельса, так и издания последних лет. Уже в 1924 году это собрание было самой полной из мировых коллекций. Представляет большую ценность первое издание «Манифеста Коммунистической партии». Среди первых изданий Маркса была такая редкость, как экземпляр «Zur Kritik der politische Oekonomie» («К критике политической экономии»), принадлежавший Лассалю и испещренный его собственноручными пометками. Институт приобрел не только произведения Маркса и Энгельса, но и те газеты, которые издавались ими и в которых они сотрудничали. В кабинете был комплект «Rheinische Zeitung» («Рейнская газета») за 1842–1843 годы. В этой газете Маркс был сначала сотрудником, а после главным редактором. За рубежом был приобретен также комплект газеты «Vorwarts» («Вперед»), издававшейся в Париже в 1844 году. В ней наряду с Марксом и Энгельсом сотрудничали Гейне и Бакунин. Первое издание «Kommunistische Zeitschrift» («Коммунистический журнал») интересно помимо своего содержания тем, что оно вышло в свет в сентябре 1847 года с лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». В коллекцию вошла «Neue Rheinische Zeitung» («Новая Рейнская газета») за 1848-1849 годы, а также многие журналы и сборники «истинного социализма».

При комплектовании научной литературы руководство ИМЭ исходило из того, что учение Маркса и Энгельса по своему происхождению имело международный характер. По этому поводу Рязанов писал: «Хотя творцы его являются немцами, они не в состоянии были бы создать “Коммунистический Манифест”, если бы не опирались на богатый опыт французской и английской истории. Поскольку их взгляды определялись и обуславливались известной эпохой, развивались в определенной среде. Этой средой была не только немецкая действительность, но и французская, и английская. Не менее международной была и их политическая и общественная деятельность, протекавшая, главным образом, в Германии, Франции и Англии»[77 - Рязанов Д. Институт К. Маркса и Ф. Энгельса при ЦИК СССР. М., 1924. С. 8.]. Этот принцип был определяющим при собирании научно-информационной базы института. Поэтому наряду с литературой, имеющей непосредственное отношение к деятельности Маркса и Энгельса, комплектовались книги, журналы, газеты европейских стран по философским, общественно-политическим, экономическим, социокультурным и прочим вопросам.

В кабинете по истории Германии удалось собрать почти все наиболее значимые труды по немецкой истории, в том числе биографические и библиографические справочники. Богато была представлена литература по аграрным проблемам средних веков, по истории Великой крестьянской войны, о Томасе Мюнцере и об анабаптистах (перекрещенцах). Присутствовал ряд источников и материалов по истории эпохи просвещенного абсолютизма, литература периода правления Фридриха II. Однако наибольшую ценность представляла литература, относящаяся к рабочему и революционному движению, а также возникновению и развитию социал-демократических организаций в Германии и отчасти в Австрии. Помимо научной литературы тут наличествовала периодическая печать, партийные и профсоюзные издания, плакаты, листовки, памфлеты и другие материалы.

По истории Франции была собрана богатая коллекция, начиная с 1789 года. В ее составе – литература о Великой французской революции, включающая научные труды, официальные источники, сочинения современников, мемуары и пр. Из отдельных собраний заслуживает особого внимания коллекция, посвященная Марату. В ней содержатся все его сочинения, в том числе издававшиеся им журналы. Среди них почти полный комплект «Amidu Peuple» («Друг народа»). Здесь же была собрана обширная литература о Марате. В кабинете Франции имелись также коллекции, посвященные Робеспьеру, Дантону, Клоотцу, Бабефу. Чрезвычайно богато было представлено собрание гравюр и портретов деятелей революции.

Книги по истории Парижской коммуны составили несколько сот томов. Институту удалось приобрести почти полное собрание всех главных газет того времени. Среди них «Journal Ofifcial» («Официальный журнал»), «La Patrieen Danger» («Отечество в опасности»), «La Commune» («Коммуна») и др. Коллекция включала в себя богатейший иллюстративный материал и фотографии деятелей Коммуны.

Собрание литературы по истории Англии представляло научный интерес с точки зрения развития капитализма, различных форм производства, анатомии буржуазного общества, его разделения на классы, происхождения пролетариата, его борьбы за свои интересы. В этом собрании – монографии, источники, законодательные акты по истории торговли, промышленности, сельского хозяйства, государственного устройства, права, финансов, налогов, транспорта, армии и флота и пр. Значительное место в кабинете по истории Англии занимает литература о движении рабочих, начиная с его истоков до конца XIX века. Среди уникальных приобретений – первое издание «Утопии» Томаса Мора.

В результате поездки Рязанова летом 1924 года за границу почти вдвое обогатился английский кабинет ИМЭ. А коллекция по истории чартизма и революции XVII века могла конкурировать с лучшими собраниями на Западе.

Литература, освещающая историю русского социализма, была размещена в кабинете имени Г. В. Плеханова. Здесь были собраны издания, касающиеся связи русских социалистов с Марксом и Энгельсом. Это сочинения М. А. Бакунина, Н. И. Сазонова, И. Г. Головина, Н. И. Утина, Г. А. Лопатина, П. Л. Лаврова, М. М. Ковалевского. Н. А. Каблукова, Н. А. Морозова и др. По своим идейным позициям они представляют красочную палитру разных оттенков социалистической мысли.

Литература, которая не имела страноведческого характера, распределялась по проблемам. Издания по философии, праву, политической экономии, социологии, внешней политике, истории I Интернационала находились в соответствующих кабинетах. Следует особо выделить кабинет социализма, в котором были собраны сочинения по истории социалистической мысли до 1848 года. В многочисленном собрании утопической литературы исследователь нашел бы здесь различные издания «Утопии» Томаса Мора, а также переводы его сочинения на различные языки, в том числе на русский (1789) Из авторов XVI–XVII веков, оставивших свои утопии, в Институте имелись сочинения Дони, Бэкона, Андреэ, Гаррингтона, Верасса, Винстанли, Беллерса. История социализма XVIII века была представлена трудами Жана Мелье. Имелись первые издания сочинений Морелли, Мабли, Буасселя, Бабефа и других авторов. Исключительна по своему богатству коллекция великих утопистов Сен-Симона, Фурье, Оуэна. Столь полного собрания их главных сочинений, издаваемых ими журналов, литературы о них не было ни в одной библиотеке мира. Не менее ценно собрание более поздних социалистов, которые были современниками Маркса и Энгельса: Леру, Ламеннэ, Кабе, Видаля, Пеккера, Луи Блана, Дезами, Бланки, Прудона.

В особом отделе была представлена литература по анархизму: сочинения Бакунина, Кропоткина, Элизе Реклю, Моста, Грава, Фора и др. Это собрание уникально по объему анархических изданий, биографических исследований, полноте комплектов журналов.

На 1 января 1925 года в 14 кабинетах института было 151 600 томов, не считая дублетного фонда[78 - См.: Институт К. Маркса и Ф. Энгельса при ЦИК СССР. М.-Л., 1925. С. 17.]. Наряду с этим библиотека пополнялась и современными изданиями по тем отраслям знаний, на которые опиралось марксистское учение. К началу 30-х годов общий фонд библиотеки Института превысил 450 тыс. томов[79 - См.: Рокитянский Я., Мюллер Р. Красный диссидент. М., 1996. С. 66.].

Благодаря неутомимой энергии Рязанова, умелой организации работы Институт Маркса и Энгельса в течение десятилетия смог собрать крупнейшую в мире коллекцию книжных фондов и архивных материалов о Марксе, Энгельсе, научном коммунизме, различных течениях социалистической мысли, о положении рабочего класса, его организациях и революционной борьбе. Тем самым была создана колоссальная по объему и ценнейшая по содержанию научная база для издания первоисточников и исследовательских трудов по проблемам марксизма.

Издания ИМЭ

Первостепенной задачей Института было издание произведений Маркса и Энгельса. XIII съезд РКП(б) (май 1924 г.) поручил Центральному комитету по соглашению с Исполкомом Коминтерна принять все меры к скорейшему изданию Полного собрания сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса на русском и других языках[80 - См.: КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 9-е изд., доп. и испр. Т. 3. М., 1984. С. 283.]. Это решение приветствовал V конгресс Коминтерна (июль 1924 г.), который обратился к коммунистическим партиям различных стран с призывом помочь Институту Маркса и Энгельса в собирании литературы и документов для этого издания. По предварительному плану издание должно было состоять из 42 томов, включая переписку.

Первые два тома вышли в свет в 1923 году под общей редакцией Рязанова. Они содержали статьи и письма Маркса и Энгельса до начала их совместной работы (1837–1844). Первый том включал наследие Маркса, второй – Энгельса. Последующие тома выпускались по мере их подготовки без соблюдения порядковых номеров. В 1924 году вышли из печати Х и XI тома, относящиеся к периоду 1852–1855 годов. На этом работа по выпуску сочинений прекратилась. Объяснялось это тем, что Институт продолжал приобретать новые рукописи Маркса и Энгельса, которые требовали внесения значительных дополнений к ранее опубликованным трудам, корректировки планов подготовки томов. Стало очевидным, что задача выпуска полного собрания сочинений была преждевременной. Дирекция приняла решение приостановить работу по выпуску очередных томов. После трехлетнего перерыва, в 1928 году, Институт предпринял новое издание сочинений Маркса и Энгельса, начиная с первого тома. Издание было рассчитано на 27 томов. До объединения с Институтом Ленина было выпущено 12 томов[81 - См.: Издания Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. 1922–1931: Библиогр. указ. М., 1984.]. Тираж издания постоянно рос: от 18–30 тысяч в 1928 году до 45 тысяч в 1930-м. Некоторые ранее вышедшие тома переиздавались в количестве 30 тысяч экземпляров.

Ранее не публиковавшиеся рукописи впервые печатались в периодическом издании «Архив К. Маркса и Ф. Энгельса». Его первая книга вышла в 1924 году. В «Архиве» был опубликован ряд ценных документов: переписка Маркса и Энгельса с деятелями германского рабочего движения за 1870–1880 годы; подготовительные материалы к «Капиталу»; шестая глава предварительного варианта первого тома из «Экономической рукописи 1863–1865 годов» – «Результаты непосредственного процесса производства»; черновые наброски «Гражданской войны во Франции» Маркса; его рукопись «Хронологические выписки», а также незавершенные исторические работы Энгельса в виде набросков, выписок, конспекты Маркса и Энгельса, относящиеся к России, и другие материалы.

Неопубликованные рукописи Маркса и Энгельса помещались и в ученых записках «Летописи марксизма», впервые вышедших в свет в 1926 году. Оргбюро ЦК ВКП(б) усомнилось в целесообразности издания этого журнала, поскольку Институт уже имел свой периодический печатный орган. Но специальная комиссия при участии Н. И. Бухарина и С. И. Гусева отстояла существование «Летописей марксизма»[82 - РГАСПИ. Ф. 374. Оп. 1. Д. 1. Л. 28.]. За годы своей деятельности Институт выпустил 12 книг этого издания. Публикация записок Института имела большое значение не только для подготовки сочинений Маркса и Энгельса, но и для исследовательской работы, так как в них значительное место занимали аналитические материалы по марксоведению.

В сериях «Библиотека марксиста» и «Библиотека научного социализма» выходили отдельные труды Маркса и Энгельса. Наиболее популярным произведением был «Коммунистический Манифест». В 1922 году он вышел из печати под редакцией и с предисловием Д. Б. Рязанова. Затем этот программный документ коммунизма издавался почти ежегодно, а иногда два раза в течение года. Общий тираж «Коммунистического Манифеста», изданного ИМЭ, превышал 1100 тысяч экземпляров[83 - См.: Издания Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. 1922–1931: Библиогр. указ. М., 1984.]. Из других произведений были изданы работы Маркса «Нищета философии», «К критике политической экономии», «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.», «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», сочинения Энгельса «Анти-Дюринг», «Развитие социализма от утопии к науке», «Диалектика природы», «Положение рабочего класса в Англии в 1844 году», «Крестьянская война в Германии». Некоторые сочинения переиздавались несколько раз.

Партийными решениями Институту вменялось в обязанность издание трудов Маркса и Энгельса на иностранных языках. Это обусловливалось тем, что в коммунистических партиях ряда стран ощущался «недостаток марксистской культуры» или вообще отсутствовали «марксистские традиции»[84 - РГАСПИ. Ф. 374. Оп. 1. Д. 17. Л. 1.]. В осуществлении партийных директив ИМЭ сотрудничал с Исполкомом Коминтерна. Первоначально речь шла об английском и немецком изданиях. Однако реально Институт смог осилить лишь подготовку немецкого издания, выпустив шесть томов.

Являясь крупнейшим международным научно-исследовательским центром по марксоведению, ИМЭ взял на себе задачу издания и распространения работ Маркса и Энгельса на языках оригинала. В июле 1927 года вышел первый том академического международного издания полного собрания сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса (Karl Marx, Friedrich Engels. Historisch-kritische Gesamtausgabe. Werke, Schriften, Briefe. Im Auftrage des Marx-Engels-Institutsin Moskau herausgegeben von D. Rjasanov). Предполагалось выпустить 40 томов тиражом в три тысячи экземпляров каждый и завершить все издание в 1936 году. Для осуществления этого проекта было образовано издательское предприятие во Франкфурте-на-Майне, затем переведенное в Берлин. Вследствие огромных трудностей, связанных с нехваткой научных работников, Институту не удалось широко развернуть эту работу. К 1932 году были выпущены отдельные части 1–4-го томов (всего 6 книг).

Издательская деятельность ИМЭ была многопрофильной и разнообразной по видам научной продукции и целевому назначению. Выпуск книг и брошюр осуществлялся также по сериям (библиотекам). Основной серией была «Библиотека научного социализма», в которой помимо сочинений основоположников марксизма выходили труды других видных теоретиков социалистического учения – сочинения Г. В. Плеханова, К. Каутского, П. Лафарга и др.

К этой серии близко примыкала «Библиотека марксиста», представленная как трудами К. Маркса и Ф. Энгельса, так и работами Г. В. Плеханова, К. Каутского, П. Лафарга, В. Либкнехта, Ф. Меринга и рассчитанная на широкий читательский круг.

В серии «Библиотека материализма» были изданы на русском языке избранные труды английских, французских и немецких материалистов: Л. Фейербаха, Т. Гоббса, П. Гольбаха, Ж. Ламеттри, Д. Дидро, И. Дицгена. Был начат и выпуск сочинений философа Г. Гегеля, вышли в свет экономические труды А. Смита и Д. Рикардо.

Большая заслуга Института состояла в подготовке изданий сочинений Г. В. Плеханова. ИМЭ за время своего существования успел издать 24 тома. Начатое второе и третье издания сочинений Плеханова не были завершены. Неоднократно переиздавались его отдельные произведения. Особо следует отметить выпуск некоторых произведений К. Каутского и начало публикации собрания его сочинений. Институт успел выпустить 1–4-й, 10-й и 12-й тома сочинений Каутского. В дальнейшем издание было прекращено. До своего роспуска ИМЭ издал более 150 книг. Все они выходили под редакцией Рязанова и в большинстве своем с его предисловием.

За десятилетие своего существования Институт Маркса и Энгельса превратился в крупнейший международный научный центр по марксоведению. В своем отчете XVI партийному съезду ИМЭ с полным основанием констатировал: «Своими изданиями Институт завоевал всеобщее признание. Какими бы недостатками они не страдали, одно бесспорно – никогда еще работы Маркса, Энгельса, Плеханова и других классиков марксизма, а также классиков социализма, материализма и политической экономии не издавались так тщательно, как они издаются теперь Институтом»[85 - Институт К. Маркса и Ф. Энгельса при ЦИК СССР. М.-Л., 1930. С. 57.].

Ныне с высоты пройденных лет можно сказать, что на руководство Института сильный отпечаток наложили политическая обстановка и идейный монополизм, когда марксизм провозглашался единственно верным учением, определявшим ход общественного развития. В сборнике, посвященном 125-летию со дня рождения Д. Б. Рязанова (1995) видный советский марксовед Н. Ю. Колпинский писал: «Конечно, сегодня мы не можем согласиться со многими его выводами и позициями. Прежде всего, это чрезвычайная полемическая заостренность и резкость его работ. Тут следует помнить об особенности эпохи, об обоюдной остроте идейных споров… Ратуя за исторический подход к марксизму, Рязанов остановился на выяснении его источников и развитии взглядов самого Маркса; марксизм, по его мнению, был последним словом общественной мысли, а положения его незыблемы»[86 - Д. Б. Рязанов – ученый, государственный и общественный деятель. М., 2000. С. 18.]. Подводя итоги, автор статьи отметил: «То новое, что достигнуто современным марксоведением… стоит на его плечах»[87 - Там же.].

Разгром Института

В конце 20-х годов начался и набирал силу процесс сознательного разрушения ИМЭ со стороны партии. Главная причина подтачивания устоев Института лежала в сфере внутрипартийной борьбы. В 1928 году Сталиным была разгромлена последняя оппозиционная группа – Н. И. Бухарина, А. И. Рыкова, М. П. Томского. Отныне Сталин единолично распоряжался судьбой страны. В руках победителя была сконцентрирована необъятная полнота власти. В его распоряжении находились мощный партийный аппарат и средства пропаганды. Партийная номенклатура использовала 50-лет-ний юбилей Сталина (21 декабря 1929 г.) для возвеличивания личности генерального секретаря как выдающегося политического деятеля, верного ленинца, крупного теоретика, неутомимого борца за единство партии, организатора социалистического строительства. Юбилей стал вехой, закрепившей переход Сталина в ранг классиков марксизма-ленинизма.

В условиях «единодушного» одобрения своей политики Сталин отказался от нэпа и взял курс на форсированное строительство социализма. Началась коллективизация сельского хозяйства и ликвидация класса кулаков в деревне. Этот поворот в политике вызвал обострение классовой борьбы и, соответственно, усиление репрессивных мер. Сталин считал недостаточным исключение из ВКП(б), снятие с ответственных должностей лидеров оппозиции и их сторонников. В результате проведенной чистки из партии было исключено примерно 170 тысяч коммунистов, обвиненных в симпатиях к оппозиционерам или в связях с ними. Особо строго подходили к тем членам ВКП(б), которые прежде состояли в других партиях.

Как учреждение, связанное с господствующей идеологией в Советском государстве, Институт неизбежно оказывался втянутым в идейно-теоретические дискуссии. На первых порах разнообразие мнений среди ученых-марксистов было обычным явлением, но к концу 20-х годов ситуация существенным образом изменилась. Диссидентство и вольнодумство в научной среде постепенно искоренялись. Дискуссии приобрели характер политической борьбы с навешиванием ярлыков и последующими оргвыводами. Защита обвиняемыми своей точки зрения рассматривалась как поддержка партийной оппозиции.

Специфика Института Маркса и Энгельса состояла в том, что предмет его занятий был хронологически отдален от текущих политических проблем. Изначально в ИМЭ царил дух академизма, поддерживаемый Рязановым. Ученые Института участвовали в философских дискуссиях. Примером может служить продолжительная полемика, развернувшаяся в 1925 году, когда Рязанов выпустил в свет вторую книгу «Архива К. Маркса и Ф. Энгельса». В ней был впервые напечатан труд Энгельса «Диалектика природы». Спор шел между диалектиками и механистами. Диалектическую позицию отстаивали, в частности, заместитель директора ИМЭ известный философ А. М. Деборин, сотрудники Института И. Луппол, Г. Баммель, а также ответственный работник аппарата ЦК ВКП(б) Я. Стэн. Точку зрения механистов (метода познания, основанного на признании механических форм движения материи) защищали крупные научные авторитеты: И. И. Скворцов-Степанов, А. К. Тимирязев, Л. И. Аксельрод (Ортодокс) и др. Длившаяся четыре года дискуссия закончилась победой диалектиков при участии Коммунистической академии, Института Ленина и других научных учреждений. В период, пока ученые убеждали своих оппонентов в истинности своего метода познания, в политической атмосфере сгустились предгрозовые тучи. Понадобилась политическая оценка взглядов проигравшей стороны. Позиция механистов была осуждена как антимарксистская, антиленинская[88 - См.: Яхот И. Подавление философии в СССР (20–30-е годы) // Вопросы философии. 1991. № 9. С. 61–65.].

Это пример того, когда научные подходы руководства ИМЭ совпадали с политической линией ЦК партии. Но бывало и по-другому. В начале 20-х годов в научных кругах возрос интерес к личности Г. В. Плеханова как теоретика марксизма. Этому в значительной степени содействовало издание сочинений Плеханова, предпринятое Институтом Маркса и Энгельса. За период с 1923 по 1927 год было выпущено 24 тома, но издание не было завершено. В декабре 1927 года на XV съезде ВКП(б) И. В. Сталин негативно оценил роль Плеханова после раскола РСДРП, сказав, что он и его сторонники «выпали из тележки партийного руководства, что имело положительное значение для судеб русской революции»[89 - Сталин И. В. Соч. Т. 10. С. 369.]. Это заявление стало тормозом дальнейших научных исследований о Плеханове. Оно послужило также сигналом к атаке на тех историков, которые высоко ставили Плеханова как первого русского марксиста и создателя группы «Освобождение труда».

В условиях острой внутрипартийной борьбы особый надзор осуществлялся в отношении тех авторов, которые поддерживали оппозицию. В 1927 году под огонь критики попал заведующий кабинетом имени Плеханова («История марксизма в России и славянских странах») В. А. Тер-Ваганян, издававший свои работы под фамилией Ваганян. Он являлся одним из ведущих специалистов по начальному периоду социалистического движения в России, в 1924 году на базе материалов ИМЭ выпустил фундаментальный труд о Г. В. Плеханове[90 - См.: Ваганян В. Г. В. Плеханов: Опыт характеристики социально-политических воззрений. М., 1924.]. В обстановке политической кампании по разоблачению меньшевизма в рядах большевистской партии против Тер-Ваганяна выступил В. Колоколкин с разгромной брошюрой «История большевизма в социал-демократическом освещении». Он обвинял автора трудов о Плеханове в меньшевизме. Известный ученый был представлен как сознательный и хорошо подготовленный фальсификатор истории большевизма. Суть обвинений, предъявленных Тер-Ваганяну, сводилась к тому, что он изобразил Плеханова центральной фигурой, объединившей разрозненные социал-демократические кружки и группы в единую рабочую партию. Колоколкин считал, что это заслуга Ленина, а не Плеханова, что именно Ленин до II съезда РСДРП проводил последовательную марксистскую линию по отношению ко всем проявлениям оппортунизма. Главная задача критика была не в том, чтобы выявить истину. Важнее было убедить читателя, что Плеханов и Троцкий всегда были идейными противниками большевизма, а Тер-Ваганян, преувеличивая роль Плеханова, с головой выдает себя как троцкиста, следовательно, противника генеральной линии партии.

Полемика между Тер-Ваганяном и Колоколкиным началась еще раньше. В 1925 году в ответ на наскоки оппонента Тер-Ваганян писал, что обвинение в том, что он якобы имеет цель «разорвать и обкарнать историю большевизма», выдвинуто с тонким расчетом и в нужное время. Ревнитель исторической истины Колоколкин, по мнению Тер-Ваганяна, «хорошо изучил несложную мелодию наших дней. Но он не доучился другому искусству – разбирать, с кем и как ее следует петь»[91 - Ваганян В. История не против Ленина, а против неграмотных людей // Большевик. 1925. № 20–21. С. 91.]. Спустя два года после этого в стране пели новые песни и в основном хором. Несомненно, брошюра Колоколкина была политическим заказом. По стилю и характеру изложения она представляла собой памфлет. Автор дал следующую оценку трудам Тер-Ваганяна: «Бедность исторических, как, впрочем, и теоретических познаний здесь сказывается настолько же великой, насколько мизерным является дар их политического разумения»[92 - Колоколкин В. История большевизма в социал-демократическом освещении (о том, как В. Ваганян наклеветал на Ленина). М.-Л., 1927. С. 7.].

Как уже отмечалось выше, в Институте работало значительное число сотрудников, ранее входивших в небольшевистские партии. Часть из них вступила в ВКП(б), часть оставалась беспартийной. Учитывая острую нехватку кадров, Оргбюро ЦК ВКП(б) направляло в ИМЭ молодых членов партии, которые должны были укрепить партийное ядро коллектива. В 1930 году в Институте было 30 коммунистов и 9 кандидатов в члены партии[93 - РГАСПИ. Ф. 374. Оп. 1. Д. 11. Л. 29.]. Профессиональный уровень партийного пополнения был невысоким: это были стажеры, аспиранты, выпускники коммунистических вузов. Комсомольская организация, насчитывавшая в период образования ячейки в 1928 году 19 членов ВЛКСМ, состояла в основном из малограмотной молодежи. Местный комитет профсоюза допускал ряд ошибок, беря на себя административные функции[94 - Там же. Л. 5.]. Перегруженный научной работой директор особенно не вникал в деятельность общественных организаций. Будучи коммунистом, Рязанов не входил в состав бюро партячейки. Реальной помощи дирекции от нее было мало, поскольку главная забота партийного бюро заключалась в чистке коллектива от политически неблагонадежных сотрудников. Рязанов нередко вставал на защиту гонимых, особенно в тех случаях, когда речь шла о высокопрофессиональных сотрудниках. В ряде случаев ему удавалось сохранить для института ценного специалиста. На этой почве возник конфликт между директором и партийным бюро. Обстановка в институте была столь напряженной, что 1 мая 1928 года Рязанов, ссылаясь на состояние здоровья, подал заявление в ЦК партии с просьбой заменить его на посту директора[95 - См.: Рокитянский Я., Мюллер Р. Красный диссидент. М., 1996. С. 100.]. Но ситуация для снятия Рязанова с должности руководителя ИМЭ к этому времени еще не созрела.

Конфликт в коллективе разрастался. 29 декабря 1929 года секретарь парт-ячейки Кара-Иванов подал заявление об увольнении из Института, направив его в Хамовнический райком партии, Центральную контрольную комиссию. Следовательно, это было не заявление об увольнении, а жалоба. Заявитель выдвинул против Рязанова целый набор обвинений, сущность которых сводилась к тому, что директор всемерно мешает работе партийной организации. Главный пункт обвинения был, по сути дела, политическим доносом: «Его отношение к контрреволюционным элементам, к работающим в институте троцкистам открыто благосклонное. С благосклонным содействием Рязанова они превращают институт в гнездо оппозиции»[96 - РГАСПИ. Ф. 374. Оп. 1. Д. 11. Л. 58.]. Таким образом, был дан сигнал в вышестоящие партийные органы. Рязанов сделал ответный ход, подав заявление в бюро ячейки партии (копию – в Хамовнический райком), в котором было написано: «Не считая для себя возможным состоять членом ячейки, в бюро которой выбраны товарищи, в течение нескольких месяцев проводившие кампанию лжи и клеветы против дирекции Института вообще и против меня, в частности, заявляю о своем выходе из ячейки. Вместе с тем возбуждаю ходатайство перед Московским комитетом о причислении меня к другой ячейке»[97 - Там же. Л. 59.].

1 февраля 1929 года Оргбюро ЦК ВКП(б) обсуждало состояние дел в Институте Маркса и Энгельса. В принятом постановлении поручалось Московскому комитету и Хамовническому районному комитету партии усилить руководство ячейкой ИМЭ и принять все меры к установлению внутри института нормальных отношений между дирекцией, партячейкой и месткомом. Было решено также «усилить и освежить» коммунистический состав Совета института и коллектива в целом, подобрать секретаря ячейки, имея в виду особенности работы в Институте. В адрес дирекции указывалось, что ей необходимо наладить нормальные отношения с партячейкой и месткомом[98 - Там же. Д. 1. Л. 35.]. Это указание касалось прежде всего директора Института.

Во исполнение принятого постановления Оргбюро ЦК партии перевело Ф. Ф. Козлова из Института Ленина в ИМЭ, в котором он был избран секретарем ячейки. Новый секретарь партийного бюро сыграл особую роль в антирязановской кампании[99 - См. Рокитянский Я., Мюллер Р. Красный диссидент. М., 1996. С. 100.]. В соответствии с директивами ЦК ВКП(б) ученые-обществоведы должны были превратить академическую науку в орудие диктатуры пролетариата, поставить философию марксизма на службу задачам строительства социализма. Дирекция ИМЭ, прежде всего Рязанов, обвинялась в том, что институт оторван от современных практических задач, изолирован от пропагандистской партийной работы. Чистки неблагонадежных сотрудников продолжались. Бюро ячейки 30 июня 1930 года отметило, что в Институте имеется значительное число «уклонистов», вредно влияющих на нормальную партийную жизнь и отвлекающих силы от решения прямых задач[100 - РГАСПИ. Ф. 374. Оп. 1. Д. 11. Л. 27.].

Внутренний конфликт отнюдь не был решающим фактором в судьбе Института Маркса и Энгельса и его дирекции. Дело заключалось во взаимоотношениях Рязанова и Сталина, а отношения между ними были явно неблагоприятными для директора Института. Рязанов до революции состоял в меньшевистской партии, которая была в непримиримой оппозиции к большевикам. Вступив в 1917 году в РСДРП(б), он активно участвовал в партийной жизни, но по некоторым вопросам не соглашался с Лениным. После смерти вождя большевистской партии Сталин запретил Рязанову заниматься политической деятельностью, поскольку директор ИМЭ позволял себе критику в адрес генерального секретаря ЦК партии. Во фракционной склоке он не участвовал, к оппозиции не примыкал. В 1928 году Рязанов предпринял крайне рискованный шаг, предложив Л. Д. Троцкому участвовать в подготовке к изданию сочинений Маркса и Энгельса. Его знания марксизма, свободное владение иностранными языками, богатый редакторский опыт были нужны Институту, испытывавшему постоянный кадровый голод. О пользе Троцкого для издательского дела свидетельствует его письмо Рязанову в мае 1928 года из Алма-Аты. Сравнив перевод материалов первого тома сочинений с немецкого языка на русский, Троцкий пришел к следующему выводу: «Перевод выше средних советских переводов, но все же имеет крайне приблизительный характер. Та точность, которой можно и должно было достигнуть, не достигнута, причем в некоторых случаях трудно даже понять, почему перевод заменен пересказом, грамотным, добросовестным, но все же пересказом»[101 - Троцкий Л. Дневники и письма / под ред. Ю. Г. Фельштинского. М., 1994. С. 32.]. Троцкий привел конкретные примеры неудачных переводов и поставил несколько вопросов технического характера. Письмо сугубо академическое, в нем нет никаких других вопросов. Несмотря на то, что в это время Троцкий был политически дискредитирован, исключен из партии и находился в ссылке, Сталин считал бывшего лидера оппозиции своим самым опасным врагом. Любая связь с Троцким в это время расценивалась как пособничество, а в годы большого террора служила обвинением в измене.

Простить Рязанову такой демонстративной акции Сталин не мог, как он не прощал никому малейшего проявления неуважения к себе. Положение еще более обострилось, когда Троцкий опубликовал в «Бюллетене оппозиции», выходившем в Париже, хвалебную статью о Рязанове в связи с 60-летием ученого. «Редакция "Бюллетеня," – отмечалось в статье, – в прошлом не раз расходилась с тов. Рязановым на почве политических вопросов. И сейчас у нас нет никаких оснований думать, что директор Института Маркса и Энгельса стоит ближе к нам, чем к официальной позиции. Насколько мы можем судить, Д. Б. Рязанов вообще отошел от активной работы в партии. Но не об этом сейчас речь. Юбилей Рязанова связан для всех и каждого прежде всего с его гигантской научной работой в области собирания, восстановления исторического истолкования идейного наследства Маркса-Энгельса. Неутомимость Рязанова в этой области безгранична, как и его эрудиция. К этим качествам надо добавить третье, не менее ценное: идейную неподкупность. Отойдя от активной партийной борьбы, Рязанов никогда, однако, не сделал ни малейшей уступки тем методам, которые стали руководящими в лженаучных учреждениях сталинского аппарата».[102 - Бюллетень оппозиции. 1930. № 30. С. 31.] ЦК потребовал от ученого публично отмежеваться от этой характеристики. Рязанов отказался. И тем самым поставил себя в крайне опасное положение. У Сталина окрепло убеждение, что Рязанов духовно близок к его врагам.

С этого периода наступил активный этап расправы с дерзким, независимым ученым. К кампании «разоблачения» подключились партийная пресса, Институт красной профессуры. Атака на ИМЭ инициировалась Центральным комитетом партии. Сначала удар был направлен против заведующего кабинетом экономики И. И. Рубина и заместителя директора философа А. М. Деборина, затем подобрались и к Рязанову. Эти ученые якобы принижали учение Ленина как новый этап в развитии марксизма. Партийное бюро призвало Деборина к покаянию и пригрозило исключить его из рядов ВКП(б). Доведенный до отчаяния ученый предпринял попытку самоубийства, но остался живым[103 - См.: Рокитянский Я., Мюллер Р. Красный диссидент. М., 1996. С. 104.]. Коммунисты Кропп и К. Никсдорф раскаялись и признались, что допускали ошибки правооппортунистического характера. Но это не спасло последнего, и он был уволен из института вместе с Харламовым и Вильдером[104 - РГАСПИ. Ф. 374. Оп. 1. Д. 11. Л. 27, 34.]. Обвиненный в поддержке право-левацкого уклона Л. Шацкина – В. Ломинадзе, заместитель директора института Я. Э. Стэн отмежевался от этой группы и заявил о своем согласии с линией ЦК ВКП(б). Партячейка постановила, что он должен написать покаянное письмо в редакцию «Правды», но Стэн всячески уклонялся от выполнения этого решения. Постановлением Оргбюро ЦК ВКП(б) 21 ноября 1930 года Стэн был освобожден от работы в ИМЭ[105 - Там же. Д. 1. Л. 58.].

Главным фигурантом в деле «разоблачения» Рязанова как контрреволюционера стал заведующий кабинетом политической экономии И. И. Рубин. Операция была осуществлена Объединенным главным политическим управлением (ОГПУ). В ночь с 23 на 24 декабря 1930 года Рубин был арестован за участие в деятельности мифического Союзного бюро ЦК РСДРП (меньшевиков) и в марте 1931 года осужден на пять лет тюремного заключения. Под физическим воздействием на следствии Рубин дал показания, что перед своим арестом он передал Рязанову на хранение в ИМЭ запечатанный пакет с документами заграничного руководства меньшевистской партии. В них якобы содержались инструкции о подготовке интервенции против СССР. Под диктовку следователей Рубин написал письмо Рязанову с просьбой передать пакет с меньшевистскими документами следственным органам[106 - См.: Рокитянский Я., Мюллер Р. Красный диссидент. М., 1996. С. 325.].

Теперь из тени вышел Сталин, по заданию которого было сфабриковано «дело Рубина», чтобы уличить непосредственно Рязанова. 12 февраля 1931 года Рязанов был вызван в ЦК ВКП(б). Сталин предъявил ему письмо Рубина и потребовал пакет с контрреволюционными документами. Рязанов отрицал факт передачи пакета с меньшевистскими материалами, но это не имело никакого смысла. Через три дня Рязанов был арестован, затем исключен из партии, лишен звания академика. 16 апреля 1931 года сослан в Саратов.

Подлинная причина ареста Рязанова была в том, что ученый и руководимый им коллектив не включились в широкую кампанию по раздуванию культа личности Сталина. После этих событий Троцкий писал: «Рязанов был органически неспособен подличать, подхалимствовать, упражняться в излиянии верноподданнических чувств… Если бы Рязанов где-нибудь хотя бы нескольких словах намекнул на то, что Маркс и Энгельс были только предтечами Сталина, то все козни молодых негодяев сразу бы рассыпались прахом, и никакой Крыленко не осмелился бы вменить Рязанову в вину его потачки по отношению к переводчикам-меньшевикам. Но на это Рязанов не пошел. А на меньшем генеральный секретарь не мог примириться».[107 - Троцкий Л. Д. Дело т. Рязанова // Бюллетень оппозиции. 1931. № 21–22. С. 21.]

20 февраля 1931 года состоялось решение Политбюро ЦК ВКП(б) об Институте Маркса и Энгельса. Новым директором был назначен Владимир Викторович Адоратский, его заместителем – бывший личный секретарь Сталина И. П. Товстуха. Адоратский принадлежал к старому поколению профессиональных историков, вступил в большевистскую партию, участвовал в революции 1905–1907 годов, был лично знаком с В. И. Лениным. В 1920 году Владимир Ильич дал ему поручение написать очерк истории революции, исходя из того, что Адоратский «надежнейший человек», «хорошо образованный марксист»[108 - Ленинский сборник XXXVI. С. 101.]. С 1920 года Адоратский был одним из руководителей Главархива. Новый директор по характеру и манере поведения разительно отличался от прежнего. Сотрудник ИМЭ Г. Гуперт записал в своем дневнике: «Адоратский, в противоположность Рязанову, скромен, старателен (и не гениален), доступен, дружественно настроен, не оратор, при этом большой и настоящий ученый и революционер, не помещик. Рабочие любят его. Он честен и очень прост»[109 - Цит. по: Рокитянский Я., Мюллер Р. Красный диссидент. М., 1996. С. 115.]. Воспоминания И. А. Бах, многие годы работавшей под руководством Адоратского, дополняют портрет директора: «Вся его натура, казалось, более склонная к созерцанию, чем к борьбе, как-то не соответствовала стандартному представлению об облике революционера. Но Адоратский был стойким коммунистом»[110 - В суровые годы войны: Воспоминания сотрудников Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, документы. М., 1986. С. 176.]. Главным же его достоинством была беспредельная преданность генеральной линии ВКП(б) и лично Сталину.