А что, если надеть?..
Из ящика японского буфета, на котором красовались английские часы с вестминстерским боем, она достала плоский футляр из кожи ящерицы. Замочек, и раньше-то непослушный, оцарапал ей пальцы. Но они были на месте. Две сверкающие птички с целехоньким муарово- черным оперением. Это украшение было давним подарком Нельсона Джулиуса Маколея, ее красавца-возлюбленного с Парк-авеню, о котором в качестве зятя мечтали все матроны нью-йоркской аристократии, в ту пору, когда она сама была девчонкой, строптивой, капризной и с ветром в голове. Он тогда не знал, что это был прощальный подарок. Артемисия вздохнула.
Оставалось выбрать наряд для покера.
* * *
Его постель была аккуратно застелена, в студии чисто и прибрано. Даже свежие цветы стояли в круглой вазе. Черити не обязана была всё это делать, но делала, потому что ей нравился Джо. И потому, наверно, что он был мужчиной.
Джослин бросил дафлкот и книги на круглый столик Фреда Астера, где они придавили плюшевого олененка Адель, и лег поверх пухового одеяла, подняв глаза к окну-полумесяцу, выходившему на улицу вровень с асфальтом.
Сновали туда-сюда ноги прохожих…
Вернулась ли Дидо? Уроки в «Тойфелл» закончились. Чтобы обуздать свое нетерпение, он взял укулеле (рождественский подарок Силаса) и принялся вяло пощипывать струны, наигрывая Monsieur, monsieur, vous oubliez votre cheval, ne laissez pas ici cet animal, il y serait vraiment trop mal…[14 - Месье, месье, вы забыли вашу лошадь, не оставляйте здесь это животное, ему будет очень плохо… (фр.).] Песню прервало что-то мягкое, влажное, робко ткнувшееся в его локоть.
– О, привет, Номер пять. Научишь меня когда-нибудь проходить сквозь стены, как ты? – шепнул он метле, которая, судя по всему, была головой песика.
Он погладил его, продолжая высматривать за полукруглым окном пару белых носочков. № 5, верный товарищ, тоже уставился в окно. Он на диво добросовестно выполнял свои обязанности друга человека.
Джослин снова запел во всё горло, заглушая звуки укулеле: Grand-maman c’est New-York, c’est New-York, je vois les bateaux-remorques… Les mouettes me font bonjour, dans le ciel je vois les jolies mouettes, et je sens-z en moi de longs frissons d’amour…[15 - Бабушка, это Нью-Йорк, это Нью-Йорк, я вижу буксирные суда… Чайки здороваются со мной, в небе я вижу прекрасных чаек и чувствую долгий любовный трепет в глубине души… (фр.).]
Он как раз начал On n’est pas des imbеciles, on a m?me de l’instruction, au lycеe Pa-pa, au lycеe Pa-pil, au lycеe Papillon[16 - Мы не дураки, у нас даже есть образование в лицее Ба-ба, в лицее Ба-бо, в лицее Бабочек (фр.).], когда раздался стук в дверь, не входную, а в дальнем углу, ведущую внутрь дома. Джослин вскочил, наскоро пригладил волосы, поправил галстук. № 5 сел, как подобает воспитанному псу.
В дверном проеме заколыхалась высокая прическа Селесты Мерл.
– Вы, должно быть, проголодались после целого дня занятий? Я принесла вам кусок орехового торта и стакан молока.
– О, э-э… Спасибо. Вы очень любезны, миссис Мерл.
И в эту самую минуту за подвальным окном простучали каблучки. Джослин с ужасом увидел белые носочки… Он поспешно кинулся к миссис Мерл, рассыпаясь в благодарностях. С единственной целью загородить от нее окно.
– Вы будете в форме к нашему сегодняшнему концерту? У вас что-то усталый вид, юный Джо.
– Не беспокойтесь, миссис Мерл! – почти пропел он боевым кличем Марка Антония, призывающего толпы Капитолия на смерть Цезаря. – Я подготовил вальс из «Евгения Онегина» и «Лунную сонату» Бетховена… э-э, миссис Мерл!
Ну, если Дидо его не слышит…
– О-о! – закатила глаза хозяйка, едва не выронив поднос от восторга. – Я обожаю обе эти вещи.
Джослин взял торт и молоко и остался стоять живой ширмой, холодея от мысли, что сейчас появится Дидо в своей любимой позе, на корточках у самого окна, – так она всегда давала о себе знать. И, о боже милостивый, чего доброго, еще запоет по своему обыкновению: «Поцелуй меня, потом я тебя!»
Чтобы убить в зародыше эту устрашающую перспективу, пришлось прибегнуть к не менее устрашающему кашлю. Миссис Мерл назидательно покачала высокой прической.
– Прилягте отдохнуть минут на десять, вам это нужно. Вы ведь не забыли, правда? Сегодня вечером? Этот, гм, этот… покер?
Она выплюнула последнее слово, как будто выронила склянку с нитроглицерином.
– Нет, нет, миссис Мерл! – зычно выкрикнул Джослин, кашляя. – Положитесь на меня, миссис Мерл!
Он взялся за дверную ручку в надежде, что она поймет и ретируется. Но хозяйка не двигалась с места.
– Позволю себе дать вам совет, – продолжала она, – девочки скоро оккупируют ванную. На вашем месте я бы воспользовалась ею сейчас.
С этими словами она повернулась вполоборота к двери.
– Огромное спасибо, миссис Мерл! Сию минуту так и сделаю.
Но она еще не закончила. Ее палец указывал вниз.
– Это что такое?
Два огонька, два жалобных глаза мерцали из-под разлегшейся на полу кучки шерсти.
– О, это, э-э… Это Номер пять, миссис Мерл. Урсулин песик.
– Я вижу. Что он делает у вас?
– Он заходит иногда ко мне в гости.
– Если он вам мешает…
– Вовсе нет, миссис Мерл! Он нисколько мне не мешает!
Мешая слова с кашлем, Джослин твердой рукой потянул на себя дверную ручку и добавил, хитро блеснув глазами:
– К тому же он имеет право. Он ведь мужского пола.
Это был тонкий намек на правило, которое установила миссис Мерл, когда Джослин поселился в пансионе. Никаких женщин в студии. Ни под каким видом. За исключением его матери.
Хозяйка нахмурилась, осознав, что в силу этого закона ей самой не полагалось здесь находиться.
– До вечера, – простилась она.
Он запер дверь и, тяжело дыша, повернулся к окну. Носочков больше не было видно! В три прыжка он взлетел по ступенькам, распахнул дверь на улицу. И чуть не сбил с ног Дидо.
– Она ушла? – дрожащим голосом проговорила девушка, превозмогая испуг и давясь от смеха.
Он крепко схватил ее за плечи, и они поцеловались так, будто не целовались еще никогда в жизни. Хотя вот уже месяц только это и делали.
Задернув занавеску, они упали на кровать, не переставая тискаться, переплетаться телами, обшаривать друг друга ладонями и тому подобное.
– Поцелуй меня! – прошептала она, переводя дыхание.
– Потом я тебя, – отозвался он, отшвырнув подальше галстук.
Из тактичности или просто пользуясь случаем, № 5 отвернулся и как ни в чём не бывало принялся за торт и молоко.
Ни Джо, ни Дидо не обратили на это внимания. На ней снова был шелковистый свитерок, буквально сводивший его с ума… и он как раз дошел до самого долгожданного, самого сладостного момента, когда его пальцы ныряли под него и подбирались к ее груди.