«И мы, как боги, мы, как дети…»

Легенд, историй и поверий…

    («Письмо»)
В конце 1903 г. Волошин в качестве корреспондента нового журнала «Весы» пишет из Парижа статьи о художественных выставках, о книжных новинках, о театральных премьерах. Андрей Белый впоследствии написал в своих мемуарах, что Волошин был мостом «между демократической Францией, новыми течениями в искусстве, богемой квартала Латинского и – нашей левой общественностью». В это же время начинает складываться цикл стихотворений, посвященных Парижу, который будет опубликован в первой его стихотворной книге «Стихотворения. 1900–1910» (М.: Гриф, 1910).

Волошин прожил интересную, насыщенную событиями жизнь («…так полно, так много, – больше, чем сердце может вместить…»). В январе 1905 г. он уезжает в Россию без видимых на то причин и 9 января 1905 г., в день массового расстрела правительством мирного шествия петербургских рабочих (было убито больше тысячи человек, а ранено несколько тысяч), оказывается в Петербурге. Будто сама судьба привела его туда «и дала почувствовать все грядущие перспективы русской революции». Блуждая по городу, он проходил мимо солдатских патрулей, слышал свист пуль за спиной, слушал рассказы окровавленных людей, видел трупы. В статье «Кровавая неделя в Санкт-Петербурге: Рассказ очевидца», которая будет напечатана вскоре в Париже на французском языке, Волошин подвел итог этому событию: «Эти дни были лишь мистическим прологом великой народной трагедии, которая еще не началась».

Огромное влияние на поэтическое творчество Волошина оказала Маргарита Васильевна Сабашникова (1882–1973), художница, поэтесса, переводчица. Познакомились они в 1903 г. Природа наделила ее незаурядной внешностью. Ее портрет Волошин дал в стихотворении, написанном от лица самой Сабашниковой:

Я вся – тона жемчужной акварели,
Я бледный стебель ландыша лесного,
Я легкость стройная обвисшей мягкой ели,
Я изморозь зари, мерцанье дна морского…

Она подсказывает ему новые идеи и образы, темы стихотворений. В одном из писем он признавался: «Каждый раз, как я прикасаюсь к Вашему духу, я чувствую в себе упругую крепость весенней завязи». В стихотворении «Письмо» есть такие строки:

Я слышу Вашими ушами,
Я вижу Вашими глазами,
Звук Вашей речи на устах,
Ваш робкий жест в моих руках…

Перипетии их отношений отражены в стихотворениях «Я ждал страданья столько лет…», «Таиах», «В зеленых сумерках, дрожа и вырастая…», «Мы заблудились в этом свете…» и др. В 1906 г. они поженились и вскоре после свадьбы поселились в Петербурге, в том же доме, где жил поэт Вяч. Иванов. Но брак оказался недолгим: в 1907 г. Волошин и Сабашникова расстались, но отношения остались дружескими. Основная причина – увлечение Маргариты Васильевны В. И. Ивановым. Стихотворение «In mezza di cammin» было написано Волошиным после расставания с ней.

Весной 1907 г. он уезжает в Коктебель, где еще около четырех лет тому назад купил участок земли и построил собственный дом. По дороге в Крым Волошин пишет стихотворение «Я иду дорогой скорбной в мой безрадостный Коктебель…». Глубокие переживания, связанные с уходом из его жизни любимой женщины, одиночество и неизбывную тоску помогают преодолевать прогулки в горы, ежедневные письма к М. В. Сабашниковой и чтение оставленных ею дневников. «Я живу теперь твоим дневником, и каждая страница его для меня значительна и раскрывает мне глаза на многое в нашей жизни, на многие мои ошибки». Постепенно Коктебель помогает ему обрести равновесие. «Я начинаю только сейчас приобщаться Коктебелю, – пишет Волошин жене, – Коктебель для меня никогда не был радостен. Он всегда был горек и печален… Но каждый раз в этой горечи рождались новые ростки и новая жизнь, всё перекипало, оседало, прояснялось… Он моя горькая купель». Он много работает: пишет статьи и стихи «Темны лики весны. Замутились влагой долины…», «Здесь был священный лес. Божественный гонец…», «Старинным золотом и жёлчью напитал…», «Равнина вод колышется широко…», которые составят позже цикл «Киммерийские сумерки». В начале апреля Волошин пишет жене: «Одиночество мое стало творческим».

В конце 1909 г. он участвует в мистификации, которая ввела в заблуждение всю редакцию журнала «Аполлон». Стихотворения Е. И. Дмитриевой были отвергнуты редактором «Аполлона», поэтому было решено посылать в журнал стихи под псевдонимом Черубины де Габриак. С. Маковский не только печатал стихи Черубины, но и заочно влюбился в таинственную полуиспанку. Завершением мистификации стала дуэль Волошина с Н. С. Гумилевым, который публично оскорбил Дмитриеву. Вскоре Волошин уезжает в Коктебель. В этот период возникают стихи «Пурпурный лист на дне бассейна…», «Судьба замедлила сурово…», «Теперь я мертв. Я стал строками книги…», обращенные к Е. И. Дмитриевой.

В 1910-е гг. Волошин – художественный критик публикует свои статьи в «Русской художественной летописи» (приложение к журналу «Аполлон»), в газетах «Утро России», «Московская газета», «Биржевые ведомости», «Таврический голос» и др. В 1914 г. издает книгу своих избранных статей «Лики творчества» (СПб.: Аполлон). Книга была посвящена французской литературе и театру и высоко оценена русской критикой. Почти одновременно с «Ликами творчества» выходит в свет книга Волошина «О Репине» (М.: Оле-Лукойе, 1914). В нее вошла статья «О смысле катастрофы, постигшей картину Репина», которая была опубликована в январе 1913 г. в газете «Утро России». Поводом для ее написания послужило покушение душевнобольного посетителя Третьяковской галереи А. А. Балашова на картину И. Е. Репина «Иван Грозный и сын его Иван. 16 ноября 1581 года». В статье, «заранее подписавшись под всеми формулами выражений сочувствия и протеста», Волошин приходит к выводу, что «саморазрушительные силы» таятся в самой картине Репина: уж слишком в ней «много крови». Критика в адрес Репина дискредитировала Волошина в глазах тогдашнего общества и вызвала против него газетную травлю. «Все редакции для моих статей закрываются», – напишет он позже в «Автобиографии».

Перед началом Первой мировой войны Волошин едет на несколько месяцев в Дорнах (Швейцария), где принимает участие в строительстве антропософского «храма» Гётеанум. Спустя годы он напишет об этой поездке: «Эта работа, высокая и дружная, бок о бок с представителями всех враждующих наций, в нескольких километрах от поля первых битв европейской войны, была прекрасной и трудной школой человеческого и внеполитического отношения к войне». В цикле статей, озаглавленном «Париж и война», он высказал свой протест против мировой войны. Он не поддается патриотическим иллюзиям: в стихах, написанных в 1915 г., рисует «ужас разъявшихся времен». Эти стихи вошли во второй сборник его стихотворений «Anno mundi ardentis 1915» («В год мирового пожара», как переводил с латинского сам Волошин).

По возвращении в Россию весной 1916 г. Волошин пишет монографию о В. И. Сурикове, читает лекции в Крыму, переводит произведения Э. Верхарна, пишет акварели. Создает стихотворение «Подмастерье», которое называет (в письме к А. М. Петровой) поэтическим «исповеданием веры». В начале 1917 г. он выступает на вечерах и литературных концертах в Москве. Октябрьскую революцию Волошин принял как неизбежное событие, как испытание для России. «Ни война, ни революция не испугали меня и ни в чем не разочаровали: я их ждал давно, и в формах еще более жестоких», – напишет он в одной из автобиографий. «Мы еще далеко не достигли самого худшего, – пишет он М. В. Сабашниковой, – но разве может быть что-нибудь страшно, если весь свой мир несешь в себе? Когда смерть является наименее страшным из возможных несчастий? <…> Россия как государство, как империя, как Левиафан, сейчас действует и ведет себя, как во Христе юродивый».

…Поддалась лихому подговору,
Отдалась разбойнику и вору,
Подожгла посады и хлеба,
Разорила древнее жилище, —
И пошла поруганной и нищей,
И рабой последнего раба…

В конце 1917 г. возникает мысль издать книжку стихов о революции «Демоны глухонемые». Сборник вышел сначала в Харькове (издательство «Камена», 1919), а в 1923-м – в Берлине. Прекрасно понимая, что стихи, написанные в пореволюционные годы, едва ли будут скоро напечатаны, он посылает их списки в письмах друзьям с просьбой дать переписать «наивозможно большему количеству людей».

Гражданская война в Крыму была жестокой. Власть многократно переходила то к «белым», то к «красным». Крестьянские погромы угрожали имуществу и жизни многих обитателей Коктебеля. Неприкосновенности «библиотек, собраний картин, кабинетов ученых и писателей, мастерских художников» в Феодосии также грозила опасность. Волошин спас от разграбления имение Э. А. Юнге, где хранились уникальные произведения искусства и редкая библиотека, получил охранную грамоту для коллекции Юнге, хлопотал об охране Карадагской биологической станции, получил бумагу, запрещающую «насильственное посягательство на имущество господина М. Волошина и хранящуюся у него библиотеку, художественную коллекцию картин, скульптурных слепков и рукописей». Местные власти, видя в нем «буржуя», предлагали неоднократно уплатить контрибуцию. Волошин спас от белогвардейского самосуда генерала и ученого-палеографа Н. А. Маркса, помог освобождению поэта О. Э. Мандельштама, арестованного белогвардейцами.

Когда Крым был освобожден от белых, Волошин снова стал хлопотать об охранных грамотах для галереи им. И. К. Айвазовского, Карадагской биологической станции, для имения Л. С. Голицына в Новом Свете, для дома Н. А. Маркса в Отузах, для собственного дома; в голодные 1920-е гг. много сил отдавал Комиссии по улучшению быта ученых. В творчестве Волошина произошел коренной сдвиг: лирические стихи сменила гражданская поэзия. В. В. Вересаев, живший в эти годы в Коктебеле, писал: «Революция ударила по его творчеству, как огниво по кремню, и из него посыпались яркие, великолепные искры. Как будто совсем другой поэт явился: мужественный, сильный, с простым и мудрым словом…» Эти слова относятся прежде всего к таким стихотворениям, как «Неопалимая Купина», «Русская революция», «Бегство», «Гражданская война» и др. Стихи о революции и Гражданской войне написаны поэтом мыслящим, который искренне потрясен трагическими событиями, обрушившимися на Россию. Любовь к родине он доказал своей жизнью. Когда к Одессе подходили григорьевцы (весна 1919-го) и А. Н. Толстой настойчиво звал Волошина уехать с ними за границу, он сказал: «Когда мать больна, дети ее остаются с ней». Пройдя через все ужасы красного террора, он писал, обращаясь к России:

Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой,
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!

    («На дне преисподней»)
В поэме «Путями Каина» поэт сформулировал, по его признанию, «почти все» свои идеи. В апреле 1922 г. Волошин писал В. В. Вересаеву о своих планах: «В ней, мне кажется, удастся сконцентрировать все мои культурно-исторические и социальные взгляды, как они у меня сложились за 20 лет жизни на Западе и как они выявились в плавильном огне русской революции. Я еще совершенно не знаю, чем окажется моя поэма в качестве художественного произведения. Но у меня, по крайней мере, будет завершенная формулировка моего отношения к современной культуре, к человеку и, поэтому, к политике». А в декабре 1923 г. он так написал об этом цикле А. М. Пешковскому: «„Путями Каина“ – это цикл стихов, касающийся материальной культуры человечества. Россия и русская революция затронуты в ней только стороной. Но там я формулирую почти все мои социальные идеи, большею частью отрицательные. Общий тон – иронический». Главный вывод этого цикла: «чем больше наша власть над природой, тем в более жесткие моральные рамки должен человек укладывать свое поведение».

В 1913 г. к дому Волошина, который был построен еще в 1903 г. на берегу Коктебельского залива, была пристроена двусветная мастерская с летним кабинетом на антресолях и плоской площадкой-вышкой на крыше. После смерти матери (январь 1923 г.) он стал полновластным хозяином еще нескольких жилых строений поблизости от своего дома: каменного дома в два этажа и двух одноэтажных флигелей из калыба (сырцовый кирпич – смесь глины с соломой и навозом). Со времени постройки своего дома Волошин думал о нем как о летнем пристанище для соратников по искусству – писателей, художников, а также ученых и артистов. В 1924 г. он писал Л. Б. Каменеву: «Сюда из года в год приезжали ко мне поэты и художники, что создало из Коктебеля, который я застал 30 лет назад прекрасным и совершенно безлюдным заливом, своего рода литературно-художественный центр. При жизни моей матери дом был приспособлен для отдачи летом внаем, а после ее смерти я превратил его в бесплатный дом для писателей, художников, ученых. <…> Двери открыты всем, даже приходящему с улицы». В пореволюционные годы, когда интеллигенции в России жилось особенно трудно, бесплатный отдых в Доме поэта многим и многим был жизненно необходим. Л. В. Тимофеева написала в 1926 г. в своих воспоминаниях: «Надо знать наши советские будни, нашу жизнь – борьбу за кусок хлеба, за целость последнего, что сохранилось – и то у немногих, – за целость семейного очага; надо знать эти ночи ожидания приезда НКВД с очередным арестом или ночи, когда после тяжелого дня работы приходишь в полунатопленную комнату, снимаешь единственную пару промокшей насквозь обуви, сушишь ее у печки, стираешь, готовишь обед на завтра, латаешь бесконечные дыры, и все это в состоянии приниженности, в заглушении естественного зова к нормальной жизни, нормальным радостям, чтобы понять, каким контрастом сразу ударил меня Коктебель и М. А., с той его человечностью, которой он пробуждал в каждом уже давно сжавшемся в комок человеческом сердце, с той настоящей вселенской любовью, которая в нем была».

Количество гостей Дома увеличивалось с каждым годом. Если в 1923 г. их было 60, то в 1925 г. – 400. Первые гости появлялись уже в апреле. К 17 августа (день именин хозяина) Дом был полон гостей, а уезжали последние гости лишь в конце октября. Дом поэта на многие годы стал убежищем для сотен друзей и знакомых Волошина. Гостями Волошина были поэты М. И. Цветаева и О. Э. Мандельштам, А. Белый и В. Я. Брюсов, Г. А. Шенгели и И. Л. Сельвинский, И. Г. Эренбург и Е. Г. Полонская, В. А. Рождественский и М. С. Петровых; писатели А. С. Грин и Е. И. Замятин, М. А. Булгаков и Л. М. Леонов, В. В. Вишневский и К. И. Чуковский. В Доме отдыхали и работали художники А. П. Остроумова-Лебедева и К. С. Петров-Водкин, М. А. Шаронов, Ю. Л. Оболенская, К. Е. Костенко и А. К. Шервашидзе. А еще – литературоведы, артисты, композиторы, искусствоведы, геологи, врачи, химики, летчики… В 1931 г. поэт подарил дом матери и два флигеля Всероссийскому союзу писателей «для устройства дома отдыха писателей под именем „Дом поэта“». Его дом сохранился до наших дней таким, каким он был при Волошине. Ныне это Дом-музей М. А. Волошина, памятник литературно-художественного быта первой трети прошлого века. «Не музей, а дыхание жизни», – писал о Доме Андрей Белый в 1933 г., называя его одним из культурных центров «не только России, но и Европы».

11 августа 1932 г. Максимилиана Александровича не стало. Похоронили его на горе Кучук-Енишар, с которой открывается вид на Коктебельский залив и панораму Карадага. «Так профилем в море по один бок и могилой по другой, – Макс обнял свой Коктебель», – написала Анастасия Цветаева.

    В. П. Купченко, Р. П. Хрулева

Стихотворения

Доля русского поэта

В вековом исканьи света,
В тине пошлости и зла
Доля русского поэта
Бесконечно тяжела.
Жажда жизни, жажда воли
Исстрадавшейся душой —
Тяжелее этой доли
Не сыскать другой!
Не жилица в этом мире
Наша муза. Ведь она
В глубине самой Сибири
Жгучим горем рождена.
Эти песни прилетели
И родились средь степей,
В буйном ропоте метели,
Под зловещий звон цепей,
Под запорами острога,
В душной камере тюрьмы.
Боги! Боли слишком много —
Счастья здесь не сыщем мы.
И с надорванной душою,
Исстрадавшийся от мук,
Наш поэт с своей тоскою
Умирать идет на юг.
Юг служил всегда могилой
Нашей музы. И поэт
Здесь мечтал собраться с силой,
Видя моря блеск и свет.
Но, как раненая птица,
Мысль подняться не могла…

    <До 6 сентября 1898>

В вагоне