Где Бес и Муза [8] свой справляют бал;
Вздымается в высь Белая Гора [9],
И ведьмин [10] рой, кой Байрон[53 - Лорд Байрон, как известно, касался тем и вампиров, и ведьм; в особенном обозрении Пушкина представала драма «Манфред», с явлением в ней ведьмовства, сходного тому, что у Гёте, написана которая была в 1816/17гг., как ни странно, в то же, почти-что, время, что и легендарно-изустный рассказ «Вампир» (1816), прямое сходство с которым – у Пушкина в его «…Домик’е на Васильевском»; любопытно, что в оное время сочинения, в 1816 г., Байрон, Шелли и Полидори находились в Швейцарии, близ горы Монт-Бланк (Белой Горы, по-русски), где неподалёку жила на своей вилле выше-упомянутая гр. Е. Я. Мусина-Пушкина-Брюс (см., «The Secrets of Mdm Bruce». ) Не то, чтобы Я сравниваю Монт-Бланк, столь однозначно, с Горой Лысой, как то, что имеет место у критика Цявловской, этимологически связующей ведьм на мётлах с «местом ведьмина слёта», но в рисунке сем, таки Я различаю некие соответствия визуально-горнему смыслу в «белом свете» поэтического абриса, в одухотворённо-высоком, романтическом свете, что и не могу не отметить.] не вспевал,
Игрой заходится; и фабула
Где, во признаньях и грехах, как вор,
Как тот вампир, по ступеням [11] до злат
Кто в ночь крадётся, путь забыв обрат,
Взойдя, в обличьи ж новом узнаётся,
Навеки утеряв себя; – и взгляд,
Один лишь только взгляд в пространство,
Оставленное за завесой зла. —
Сгорает красная зола; до дна
Испит в бутыли [12] горький эликсир,
Да не Всесильным был он, – плут-визирь
Из Ада лгал вам[54 - В сим месте, Я не то, чтобы всецело обращаюсь к известному смыслу конца трагедии Гёте, но, при всём этаком, Я, также, в параллелях позволяю себе намекнуть на факт биографического конца Русского Фауста – Брюса, кто, по историческим слухам, занимаясь алхимическим опытом, пробуя изготовить Эликсир Бессмертия, увы, летально ошибся в своём эксперименте. (Это – самое простецки-объяснённое изложение всех нюансов его смерти, рассказывать о коих подробно вышло бы слишком утомительным на этих страницах; – оное всё, опять-таки в моей книге.) – Вы спросите о бутыли? – отвечу: – нет, не столько опережая хронологический ход развития сюжета в последующих изображениях на Пушкинских рисунках, Я это, дескать, будто б измыслил; – сам по себе предмет «бутыли» мною усматривается именно на Рис.1, и, как мне кажется, половина её видна прямо под бесовым хвостом; по крайней мере, этакое мне сообщает моё художественно-поэтическое чувство.]; – вина лишь капли
Лились по губам, не знавшим Рая
Обладанья поднебесным Счастьем.
Она! [13] … Ах! Ты же – не учёный, бес, —
Тень окаянных грёз; в тщете сих слёз,
Аль сплавишь шпоры [14] в вечности огня
Пытанных душ?… В Аду, неужто утро?…
04.11.2015 – 22.11.2015; дача под С. Посадом.
*** *** ***
ЗАМЕЧАНИЕ к фрагментам интерпретации Рисунка: – отдельными цифрами [*] к слову, в Поэме, означен каждый предмет или черта, имеющие место быть в канве оригинального рисунка А. С. Пушкина; ниже, в Дополнениях[55 - См. стр. 197], это объясняется мною более подробно и детализировано.
Из Сборника «English Verses»[56 - Авторские подстрочные переводы вещей из этого сборника Английских текстов публикуются в разделе Дополнений, см. стр. 207.]
Child of Human Ages
/To my dear son Daniel Wolanski/
Why ’tis so, that the child loves to hear the singings,
Child in the age of one-day?
Why ’tis so, this animal likes to listen the stories,
Yet never stepped in the age of the Brain?
Not in the age of the Theatre, he makes all grimases,
Never learnt there laughter or fright;
He plays eyes, such, as if he’s in the age of Truth even;
And, far from the age of the Judge, he cries.
Never felt yet in the age of the Doubt there,
He gives himself to the looks of all-leaned heads;
Why ’tis so? – Not in the age of Revenge yet,
This babe waves against the lie of false breaths.
Look, not in the age of all-tormented Passion,
He pulls his arms into invisible Far Space;
And, yet ne’er reached the age of Wisdom or Fashion,
This being wins upon Sadness with one even gaze.
He heeds to… As if in the age of New Legend…
Dear friend, don’t you know, where this nostalgie from?
An infant can’t see, but awakes to new sights and the senses,
So irrevitably lives in us, through each age, in each form…
(03.01.2011; Moscow)
The Magnetism of Poesy
Truth: is that in the sudden thought,
That life goes earthly by?
I rather dream that poesy
Is magnetism attracts tomorrow’s light.
(06.08.2013 – dacha)
On the theme philosophical, me-called the Funeral of War[57 - The idea of this theme, startingly, appeared as a kind of poetic response to that message of Peace, which stays forever kept for us within the works of a noble (and most perspicaсious, this way) English poet P.B.Shelley. Nothing can be more provocative and more agitating for his intellectual reader, – and that’s, to say, to all the further thinking upon this sort of truths, questions and possibly practical answers, – than that laconic wisdom, expressed, for ex., in his upper cosmopolitan «Gella», like that in the wisest words of his Ahasuerus, talking on final «mutability» of Humane, or that in the last two strophes of the Chorus, by the end of the poem, where: «The world is weary of its past,Oh might it die or rest at last!» …At least, any rationalist, who will take this theme seriously, by means of bringing it closer to the proper philosophical matters, or, rather to say, to the proper philosophical way of thinking, could never escape that very naturally rising question, which, after all the romantic desires and wishes, simply, is the question of all the mature, unabstractive «how’s». The allegory, (highly-human allegory, hurray!), much deserves and, therefore, has to be improved, unveiled in things and actions; – in thinking that of how tragically, still, the whole modern world and its society is rapt by all «syndromes of the post-war egotisms», of how much, still, the ethical attitude to celebrating the End of Conflict yet performs but the potential willingness to start the new one, then, I was, especially, consciously driven to develop this theme, rather, in the manner of proper objectivization and dis-chimerization; and that is how, even against all the Plato’s warnings for inexorable escaping of dealing with poesy in philosophy, this particular product of my thought and vision was, finally, created.]
Socratic poem
1.
A strangest ghost a witness of the me, —
Prophetic, – from the spheres of deadly peace
Arose right front of my spontaneous gaze; —
The things 'bout passed war were in his words;
«How shall we bury it?» – he’ve asked, and I
Felt in the certain pause, and I saw
The vision of unquiet macrocosm.
«How shall we bury it? Should be there tomb?
Should be that sad? – I read your thinker mood; —
Cause it is, firstly, sad to realize
What sort of groan it brings to resolute
Its memory to-come.» – «Thought to foregone.» —
«That’s it: we’ve got to bury it. Although,
The joy of making it, deliberate joy,
Like common ease, could morally confuse
That half of world of citizens, whose pride
Relates to all the dear facts of noble loss; —
Th’unsatisfied dramaticism oppose
To the unseriousity frivolous,
And that’s… to-war?“ – „Suppose, to count on both
Effects will do the whole of worldly truth…» —
«Like in the time of gladiators’ youth?» —
«Oh, no!» – «Although ’twas the performance
Of the pra-ethos of no-foe. Their battles,
Staged, were to express quite certain morals:
Rome used to give to History a chance