Ларса усадили к Федулину на лошадь. Максима сначала повели пешком, но потом заставили влезть на коня к маленькому красноносому полицаю.
– Ха! – дядя Миша пришпорил свою лошадь. – Вперед! Может, и по девкам успеем!
Остальные последовали его примеру: кони пошли рысью. Так, конечно, быстрее, чем на своих двоих, зато ноги и заднее место у Максима тут же онемели с непривычки. Все-таки на вездеходе лучше.
Глава 4. В плену у времени
В город въехали спустя час торопливой езды. Отделенный от крутых холмов рекой, он раскинулся на заснеженной равнине черным неправильным многоугольником. Из труб одноэтажных деревянных домов курился дым: жители спасались от пронизывающего холода. Из сараев доносилось сдавленное хрюканье свиней и негромкое кудахтанье кур.
В центр заезжать не стали – кавалькада свернула с главной улицы к двухэтажному зданию на окраине. Если судить по барельефу в виде раскрытой книги прилепленной прямо на фасаде, это был дом культуры или библиотека.
На несколько минут Максима и Ларса оставили под присмотром Брындина и Федулина. Те завели разговор о деревенских девицах, изредка бросая на пленников ленивые взгляды. Улучив момент, Максим передал Ларсу не замеченную при обыске кобуру с дерринджером:
– Меня наверняка целиком обшмонают. К тебе, иностранцу, особое отношение. У нас всегда так.
– Молчать! – оборвал Брындин. – Ща пулю в лоб пущу и скажу, что бежать хотел!
Все произошло так, как предположил Максим. Ларса, не обыскивая, увели в здание. Может быть, на допрос, а может, и просто на дружескую беседу. У Максима проверили все карманы, но нашли только смятую американскую кепку и заряженный «сигнал охотника» – пластиковую трубку со «шпингалетом» и прикрученным сигнальным патроном.
– Это что за штука? – спросил Федулин. – Отвечай!
Он направил ракету на себя и оттянул «шпингалет».
– Осторожно! – крикнул Максим, но было поздно.
Раздался хлопок, и ослепительная красная звездочка ударила Федулина в лоб, сбив шапку, срикошетила и ушла в небо. Через несколько секунд она опустилась к земле и погасла.
Федулин взвыл и схватился за окровавленное лицо.
– Я тебя сейчас… – закричал он, передергивая затвор винтовки.
– Стоять! – раздался голос дяди Миши. Он подобрал «сигнал охотника» и положил в карман. – Сам дурак, Федулин. Нечего лапать что попало! Завтра Козел с краснопузого за твои страдания с лихвой спросит. Брындин, отведи его… к остальным.
Максима грубо втолкнули в подвал, набитый людьми. Он упал на кого-то, и узник испустил мучительный стон.
– Сюда! – сказал кто-то высоким, мальчишечьим голосом. – Здесь есть место. За что тебя взяли, дядя?
– Документов с собой не оказалось…
Тусклый свет сочился из зарешеченного окошка под потолком. Когда глаза привыкли к полумраку, Максим увидел, что в маленьком помещении на деревянных топчанах и на тряпье на полу лежат юные подростки – почти дети. Лет семнадцать-восемнадцать самому старшему. Их лица были опухшими и черными от побоев. Плечи и руки исполосованы плетью. Кто-то, пошевеливаясь, едва сдерживал крик боли, кто-то хрипел и кашлял, сплевывая кровь. У Максима на голове зашевелились волосы: что же здесь делают с несчастными детьми? Впрочем, ответ он знал и безо всяких особых способностей. Просто не верил в происходящее, гнал от себя чудовищную мысль.
– Какая сегодня дата? – торопливо спросил Максим, усаживаясь на холодный пол.
– Восьмое января, дядя!
– Год! Год какой?
– Ум от страха потерял? Сорок третий!
– Тысяча девятьсот?
Подросток на топчане напротив зашевелился и сел, придерживая распухшую руку.
– Ты откуда свалился, дядя? Ты кто?
– Неважно…
– Нет уж, отвечай. Вдруг ты подсадной?
Вместо ответа Максим показал год изготовления, отпечатанный на кепке и бирку на камуфляжной куртке.
– Вот оно как? – паренек поверил. Или сделал вид, что поверил. – Скажи мне, дядя мы победим?
– Нет, – честно ответил Максим. – Проиграем. Только не в этой войне. В следующей. Холодной. Советский Союз распадется на отдельные республики-страны.
– Не может быть! Не сочиняй, дядя!
– Подожди, Серега! – слабо сказал кто-то из угла. – А почему Советский Союз распадется?
Максим пожал плечами.
– Я точно не знаю. Историки спорят до хрипоты. Я думаю, все потому что одни и те же до старости у власти сидели, и все новое на корню рубили. Вот и отстали от Америки да Европы.
Все умолкли. Вокруг Максима словно образовалась пустота. И вдруг резкий, пронзительный девичий крик донесся откуда-то сверху, через потолок. Он умолк и тут же раздался снова, но уже приглушенно, словно несчастной заткнули рот.
– Козел старается, – сказал Серега. – И Будила.
– Кто такой этот козел?
– Козлов Вадим Павлович, начальник полиции. Будила этот – его прихвостень, палач.
У Максима по коже пробежали мурашки.
– И меня к нему? – прошептал он пересохшими губами.
– Раз ты здесь, другой дороги нет, – сказал Сергей. – Если ты не подсадной, конечно.
– Советского Союза не стало, когда я только-только пошел в школу, – Максим поднял голову. – Но я все равно советский человек. Им и останусь до самой смерти. Только бороться мне больше не за что. Счастливое будущее так и не наступило.
– Дурак ты, дядя, а не советский человек! – глаза Сергея гневно сверкнули. – Бороться всегда есть за что! Всегда…
Снова раздался отчаянный девичий крик. Максим вздрогнул и сжался.
– Девчонок сегодня терзают, – Сергей оставался спокойным, только сжал здоровую руку в кулак. – Завтра наш черед. Расписание у Козла такое. С хозяев берет пример.
– С немцев?
– С них самых.