– Он имел, простите за прямоту, слабость к слабому полу.
Она закурила и вперила в Игнатова прямой взгляд.
– Трахал всё, что шевелится.
Они весело рассмеялись.
– А кто такой Петр Вахрушев, визитка которого была найдена у Анатолия?
– Это друг Николая Кирилловича Аполлонова.
– Вот как? Тогда всё понятно. А Ваш муж хорошо знал Аполлонова?
– Не хуже любого другого человека, – она пожала плечами.
– Линия их взаимодействия проходила, я так понимаю, именно через Вахрушева?
– Нет, через Прохоренко.
– А Прохоренко бывал у Вас дома?
– Нет, но мы у него бывали нередко.
– Сердарова там всегда была?
– Только, если точно знала, что явится Марат.
– Неприятный тип.
– Зато прекрасный маммолог.
Игнатов выдержал паузу, собираясь с мыслями.
– Поверьте, Инесса, для меня это дело отчасти личное, и я готов расследовать его исключительно ради установления истины. Почти той самой, к которой так стремился Ваш муж. Но у меня будут расходы. Мне нужно всего двести тысяч рублей, и через месяц виновные предстанут либо перед судом, либо перед Богом. Если следствие, подстегнутое прокуратурой, найдет виновного раньше меня – обещаю вернуть деньги в полном объеме.
Вдова медленно встала и скрылась в коридоре. Через две минуты она вернулась и протянула Игнатову мятый конверт.
– Здесь двести пятьдесят. Побратаемся?
Они снова трижды расцеловались в щеки.
Сев в автомобиль, Игнатов открыл «Лиловую книжицу», каллиграфично вывел «Живцы» посредине нового листа и написал следующие слова: «Клико», «Сердарова», «Монахиня», «Халкидон», «Жир», «Конверт». Вынул из кармана игральный кубик, подбросил его левой рукой, поймал правой и раскрыл ладонь. Кубик, попав в углубление посредине ладони, фактически встал на ребро, обнажив числа 1 и 3.
Игнатов вполголоса выругался и сделал заметку внизу начатой страницы в «Книжице»: «Прямой путь. Почему не „Жир“?». Он судорожно вынул телефон.
– Настя, важно. Свяжись с Барабашем по выделенной линии. Скажи, чтобы вечером ехал ко мне, в сопровождении. Чтобы домой не заезжал.
– Юрий, а Вы не хотите к нему, в управление? Я ошибаюсь или дело срочное? Может, время не терять?
– До девяти вечера встреча не имеет смысла.
– Вы что, хотите собирать «Железную Дорогу»?
– Да. И непременно пустить все составы.
– Нельзя, нельзя так рисковать! И двух месяцев не прошло! Кто будет стрелочником?
– Грушевский, полагаю.
– Вы собираетесь вновь довериться отставному стрелочнику? Я против. Если человека из РЖД выгнали за халатность в отношении настоящей, ну то есть, большой дороги, то как он справится с портативной?
– Настя, что за трындеж? Знаешь, мне это напоминает историю из юности. Когда я был первокурсником, мы с приятелем ходили в спортзал. Там были небольшие футбольные ворота, шириной метра полтора. Я от балды, не целясь, пнул мяч – до цели было метров восемь. И не попал. А он говорит мне: «Если ты даже по маленьким воротам мажешь, как же ты в большие попадешь?». Также и ты: «маленькая дорога», «большая дорога».
– Да там пломба февральская, что он с ней делать будет? Не рискуйте Вы зазря, обойдитесь обычной Рулеткой.
– У меня нет двух дней на расшифровку числовых значений, и достойного крупье найти сложнее, чем стрелочника. Ты не всё знаешь о Грушевском. У меня долг перед ним. К тому же «Дорога» наглядна, она дает информацию здесь и сейчас.
– А если ключ к разгадке лежит за пределами города?
– Лучше ложный след, чем никакого. Еду к нему. Звони Барабашу.
Не дожидаясь возражений Драгомарецкой, Игнатов прервал разговор.
Через сорок минут Игнатов вошел в комнату Грушевского. Состояние и хозяина, и жилища были одинаково плачевны.
– Вы всё пьете, Павел Вениаминович… – Игнатов укорительно покачал головой.
– Ты кто такой, сучара, чтобы меня жизни учить, а? Я… я стрелочник с сорокалетним стажем! – Грушевский осекся, в красных глазах показались слезы. – Был стрелочником…
– Вы и сейчас стрелочник. Для меня. Но я пришел не чтобы делать Вам реверансы. Я хочу предложить Вам работу. Опасную. Сегодня. С момента предыдущего запуска трех месяцев не прошло.
Грушевский зло усмехнулся, небрежно улегся на тахту, заправленную несвежим бельем, закурил ловко вынутую из пачки сигарету «Treasurer».
– Чьей сборки «Дорога»? Made in Romania не предлагать, – Грушевский спародировал цыганские ужимки.
– Предложу. Она верой и правдой служит мне седьмой год. Хватит паясничать, Павел Вениаминович. Я всё понимаю, я сочувствую Вам. Но поймите: Антипов в ногах валялся у Кирсанова, чтобы сохранить Вас в штате Балтийского вокзала. Шнайдер предлагал серьезные деньги Гуриновичу. Шатура писал письма ко всем мастерам Вашей гильдии. Кто стоял за всем этим, как думаете?
– Ты, песик легавый, мне в благодетели не набивайся! Ты сначала ссоришь меня с Розенталем, потом светишь просроченную пломбу при Дверницком, а потом… В ноги мне падайте, Павел Вениаминович, жопу мою мусорскую вылизывайте, языком вниз, языком вверх, дышите ровно, втягивайте глубоко, так?
Речь Грушевского прервалась, лицо исказилось гримасой боли.
– Профессиональное… Стопы изнашиваются от хождения по шпалам, по каменной насыпи. Сосуды в ногах портятся, – он кивком головы указал Игнатову на свои ноги.
Юрий сел на тахту, снял с Грушевского носки и принялся аккуратно массировать стопы.
– Тебе, милочка, не понять, что это такое – знать, что твоя трудовая книжка лежит не в отделе кадров, а в собственной тумбочке. Не понять тебе, каково… Тебе восемнадцать, ты на третьем году железнодорожного техникума, на практике. Мастер говорит тебе: «Хороший ты парень, Пашка. Приезжай ко мне вечером, я тебе макет один покажу». Приезжаешь к нему, а там… Карта Ленинграда расстелена, а на ней бесконечные рельсы сооружены, составчики едут. Ты спрашиваешь, мол, откуда столько дорог-то в городе, и почему одних вокзалов три десятка… Не сразу всё тебе показывают. Только к тридцати я начал сам запускать. Помню первый раз – парторг обратился. Времена были перестроечные, уже гадалки появились, секты пошли, церкви открывались – было где искать утешения и помощи. Он сказал, что всё перепробовал, но жену найти не может. Ушла и не пришла, органы руками разводят. Я и запустил составы. Минута – три столкновения. Потом два контрольных, три ложных – один вариант и остался, как учили. А что толку – как искать-то? Тогда уже милиция зубы на полку положила, денег едва на бензин хватало, майоры мешком ходили. Некому искать было, хотя место мы выяснили точно – составы столкнулись на пустыре. Потом уже, лет десять назад в городе трассу новую прокладывали, скелетик нашли…
– Какая несправедливость, что Вас – Вас! – убрали, а формалистов типа Кривоконевой или Деменко оставляют до гробовой доски.