Десять

Такси оказалось холодным.

– Вы хоть печку включите что ли, холодно…

– Не работает печка. Не греет. Могу только в магазин завезти по дороге, чтобы согреться, – улыбнулся пожилой таксист и завёл мотор.

Дорога до дома показалась слишком долгой.

Дома ждала горячая ванна, мягкий халат, громыхающий чайник и неудобное одинокое кресло… Жена ещё не приехала. И почему-то подозрительно не отвечал её телефон.

«Дороги, дороги, – вдруг вспомнил Сергей, – приключения…» С тяжёлой головой и неприятными мыслями он заснул прямо в халате в этом самом, неудобном, кресле.

2.

Наталья, его жена, на следующее утро должна была вернуться с корпоративного семинара, который проходил в Твери.

Она работала ведущим менеджером крупного инвестиционно-строительного холдинга, как и все ведущие менеджеры дорожила своей карьерой и не могла отказаться от семинара и его корпоративно-развлекательного продолжения. Известно, что любой серьёзный семинар заканчивается глубоко за полночь ярким и зажигательным «корпоративом», в котором «зажигают», как правило, те же, кто три дня сидел с важными лицами на заседаниях.

Нужно было видеть, как серьёзные аналитики, директора департаментов, менеджеры и простые юристы отплясывают после застолья и «официальной программы семинара». Особенное веселье начинается тогда, когда официальную программу покидают члены Совета Директоров компании. На самом деле они не уезжают по серьёзным делам, – просто «зажигательные» пляски «директоров» проходят всегда отдельно от плясок простых смертных менеджеров, в отдельных «номерах». Как правило, допускаются туда лишь избранные и приближённые особы.

Наталья работала в этой компании уже третий год и была знакома со многими её руководителями. Она не питала особых «чувств» к ним, – как правило, те бонусы и премии, которые она регулярно получала по итогам работы за год, компенсировались проблемами, внезапными дедлайнами, работой в выходные и строгими «выволчками» за обычные пустяки. Поэтому, отбыв всю официальную часть семинара, она заспешила к машине.

Дорога из Твери была ей, водителю с пятилетним стажем, знакома, и, кроме того, она знала, что корпоративный автобус отправится в Москву лишь только завтра днём, после того, как рано утром отгремят последние аккорды «зажигательного корпоратива» и «народ», разойдясь по своим номерам, отоспится после весёлой ночи.

Её муж, Сергей, должен был как раз сегодня вернуться из Киева, из командировки, – и она спешила домой, в Москву, чтобы не потерять день, этот замечательный субботний день, когда можно будет спокойно выспаться дома и побыть в эти редкие минуты вдвоём.

На пороге ночного клуба, в котором должен был начинаться корпоратив, её остановил Давид, – вице-президент компании, сын владельца холдинга. Это был полный мужчина в светлом, слегка помятом костюме, с небрежно завязанным галстуком, не совсем в цвет костюма. О нём ходили разные слухи в компании, – он практически не вылезал из командировок, курировал международную деятельность холдинга, однако никогда не пропускал корпоративные встречи, семинары и просто попойки, – видимо, таким образом стремясь повышать свою профессиональную компетенцию. По его лицу было видно, что он не зря вернулся вовремя из очередной командировки – его улыбка сверкала вместе с лицом и новым значком на лацкане пиджака.

– Наталья Викторовна, – вы что, нас покидаете? – Давид практически преградил ей дорогу.

– Давид Ашотович, мне пора. Мне нужно сегодня же выехать в Москву, завтра у меня важная встреча. Да и муж возвращается, нужно встретить.

– А… муж… да это важно. Но всё-таки, вы руководитель отдела, ваши сотрудники останутся без вас, – а мы ведь только что говорили о корпоративном мышлении, о взаимодействии, о корпоративной культуре, – язвительным тоном продолжал Давид.

– Давид Ашотович, моим сотрудникам будет гораздо спокойнее, если их руководитель не будет переживать и нервничать, – у меня болит голова, мне нужно ехать – спокойно парировала Наталья.

– Наталья Викторовна, завтра же будет автобус, зачем вы так торопитесь? И вообще, зачем вам нужно было приезжать сюда на своем автомобиле, Ашот Измаилович просил же всех отказаться от личного транспорта…

– Простите, меня укачивает в автобусе. Я пойду. Огромное вам спасибо за прекрасно организованный вечер. И, вообще… – Наталья продолжала благодарить и одновременно протискиваться в проём двери.

Давид ещё раз преградил собою путь и незаметно обнял её одной рукой за талию.

– Зря вы так быстро. Нужно в конце концов научиться отдыхать со своим коллективом, – он продолжал попытки не пропустить её в дверь.

– Я и спешу к своему коллективу. В понедельник нужно будет быть на работе не с больной головой, а пока…

Давид вдруг развернулся и пропустил Наталью в дверь, прошёл за ней и как-то смешно засуетился. Когда он суетился, это производило некоторое волнение вокруг, – из-за крупного телосложения его быстрые движения всегда носили какой-то нервный характер.

– А знаете, что Наталья Ви… Викторовна, – Давид еле поспевал за ней. – Может быть вы и меня захватите, я вспомнил, у меня тоже завтра важная встреча… Постойте, постойте, я только захвачу своё пальто.

Наталья едва успела накинуть дубленку и сложить вещи в сумку, как Давид, появившись, словно из-под земли, стал настаивать на том, чтобы она захватила его с собой.

– Я могу вести машину, Наталья Викторовна, я поведу. Зачем вам ехать в ночь, ну, зачем? Давайте, мне как раз удобно, завтра всё равно я не смогу ждать до двенадцати часов.

Что-то подсказывало Наталье, что затея возвращаться в Москву вдвоём с сыном владельца холдинга, ночью, на машине… не самая лучшая. Но как было избавиться от такого важного попутчика? Как сказать ему? И что сказать? Просто отказать? Или всё-таки остаться ночевать в гостинице?

– Наталья Викторовна, чего же мы ждём? Вы забыли что-то? – Давид продолжал суетиться. – Давайте уже поедем. У вас такой измученный вид, всё-таки давайте я поведу.

Они вышли из клуба, прошли мимо ярких переливающихся огней гостиницы и разыскали на парковке автомобиль. Давид решительно взял у Натальи ключи от машины, открыл автомобиль, уложил её вещи и сел за руль.

– Ну вот, сейчас потихоньку поедем, спешить не будем, ночь все-таки, – Давид внимательно разглядывал на приборной доске какие-то цифры, – давно не ездил на «Опеле», знаете, всё больше на «Мерседесах», – он улыбался и вместе с ним улыбалось всё его крупное лицо. Такое ощущение, что улыбались уши, щёки, оба подбородка и крупная, массивная шея. В его улыбке было что-то притягивающее и смешное одновременно… Но в глазах сверкали еле уловимые огоньки, – то ли отблески огней гостиницы, то ли какие-то неизвестные науке «искорки счастья».

Когда выехали из города, оказалось, что на трассе фонари совершенно не освещали дорогу, – полагаться можно было только на свет фар машины. Давид не спешил, каждый раз ища подходящую передачу для переключения.

– А я давно… на автомате езжу, – он опять улыбался во всё лицо. – Вам, Наталья Вии… Викторовна нужна машина помощнее, поприемистее, с автоматом. Вы же у нас давно работаете, да? – Вопросы Давида были совсем не в тему ситуации. Она переживала за дорогу, за свою жуткую усталость, за предстоящие 5-6 часов дороги, за это неприятное соседство, непонятно откуда упавшее на её голову.

«Зачем он здесь? К чему? Зачем он поехал? Вряд ли торопится, хотя кто знает… Зачем ему понадобилось ехать именно со мной…» – Вопросы в её голове толпились и налезали один на другой, она не могла найти подходящую причину и, устав от этого, закрыла глаза.

– Автоматическая коробка передач, конечно, штука удобная… Да и помощнее будет… А знаете, Наталья, давайте мы вам организуем машину с нашего гаража. Нет, вы послушайте, у нас же списывают хорошие машины, мы можем в порядке премии какой… или просто поощрения… вы спите? Давайте поговорим, а то я после крепкого Чиваса тридцатилетней выдержки как-то неважно себя чувствую; вы не спите, давайте поговорим о чем-нибудь!

– Какого Чиваса? Виски? – сон Натальи даже не успел начаться. – Постойте, вы что, уже выпили на корпоративе? Вы же сели за руль???

– Ну конечно, пил. Chivas Regal три… тридца… ну как же не пить такой? Аркадий Григорьевич привёз… специально из Парижа!

– Давид Ашотович, вы же за руль сели! Ну, так нельзя! Это не лезет ни в какие ворота!

– Какие ворота, Наталья? Я обычно так и езжу, меня никто не останавливает. Хотя и тут тоже (он оглядел машину внутри) меня тоже никто не остановит. Меня вообще остановить нельзя! – Он многозначительно посмотрел на неё.

– Нет, Давид Ашотович, так не пойдёт, давайте меняться, я поведу сама.

– Что ви так переживаити? – вдруг в его речи провился незнакомый до сих пор акцент. – Всё нормально, едем, тепло, светло (он показал на дорогу, освещенную лишь дальним светом фар), вы – домой, я – домой, я вас повезу… Не надо так переживать.

Наталья достала телефон и машинально посмотрела на часы. Была половина первого ночи. Мысль о быстром и спокойном путешествии обратно домой в эту ночь, после такого «весёлого» корпоратива, ей уже показалась ошибочной.

– А, не переживайте так, – акцент все сильнее и сильнее прорастал в речи Давида, видимо, он и сам начал волноваться. – Ну давайте поменяемся что ли, если вам так будет спокойнее…

У неё отлегло от сердца.

В своей машине, за «своим» рулем она чувствовала себя гораздо спокойнее, чем на пассажирском сиденье в своём же автомобиле с подвыпившим начальником.

Они остановились на тёмной обочине, обошли машину и сели. Наталья пристегнулась, поправила сиденье и нажала на газ. Она знала эту дорогу, знала и примерно помнила все населённые пункты, которые должны были встречаться по трассе, – когда-то она с родителями ездила на дачу к родной тётке по этому шоссе.

Давид сидел, немного насупившись, и смотрел прямо на дорогу. Он громко дышал, – давал знать лишний вес и некоторая усталость.

– А знаете, Наталья, вы очень ответственный человек, судя по всему, – Давид явно искал тему для разговора. – Вам можно было бы доверить большие дела… я могу поговорить с Ашотом Израилевичем, вы же… руководитель департамента?

– Нет, я ведущий менеджер. В юридическом департаменте. Но, знаете, что Давид Ашотович, не стоит… торопиться.

– Как не торопиться? Очень даже надо торопиться! Хороших мест на всех не хватит! – Он сделал многозначительную паузу, подняв указательный палец кверху. – Я устрою… Устрою. Давид если говорит…

– Давид Ашотович, давайте об этом в Москве поговорим. Сейчас уже устали все. Нам бы доехать спокойно…

– Наталья. Я сказал – я сделаю. Ты хороший человек, ответственный. Вот меня везёшь домой… – он опять заулыбался во все лицо и появилось ощущение, что в салоне включили освещение – так сильно сияло от него сивушным теплом и блеском глаз, что, казалось, стало светлее.

– А мы уже перешли… на ты? – Наталья не отрывала глаз от дороги.

– Ну… мы же… не чужие… работаем в одной компании, ты тоже… – он начал делать длинные паузы… станешь руководителем департамента… введём тебя в Совет директоров, поднимем… так сказать… хорошие кадры не должны пропадать… Да?

Он вопросительно посмотрел на Наталью, которая продолжала внимательно смотреть на дорогу.

Ей было трудно отвести глаза и посмотреть на него, – она не знала, как сказать один раз, одним словом, чтобы было не обидно, но и в тоже время понятно. Чтобы до сознания этого «большого» человека дошло понимание – что вот так, ночью, в автомобиле, на пустой одинокой дороге, в компании пьяного сына директора компании она не хочет решать свою судьбу и свой рост в компании. Но грубить она не хотела, и долго подыскивала слова для ответа. Так долго, что ответ так и не прозвучал.

– Да… хорошие кадры нужно поднимать, нужно вдохновлять… – продолжал Давид. Остановить его уже было невозможно, он генерировал слова-девизы с быстротой опытного спичрайтера. – Хорошие кадры это наше всё!

– Да, бросьте вы, Давид Ашотович, какие кадры, какой директор, какой Совет директоров, ну что вы… вот так… – она продолжала подбирать слова. – Ну вот так… ну это не решается, это нужно… как-то обсуждать… ну, так не делается!

– Наталья, – Давид попытался развернуться к ней на узком пассажирском кресле, – Наталья, я сказал, – он бил себя пальцем в грудь, – я сделаю. И в конце концов, Наталья, мы знаем друг друга уже давно, я не первый год слежу за тобой, ты очень ответственная… я знаю… ты красивая женщина. Я… – он не находил слов, чтобы как-то развернуть эту фразу в нужное ему русло… – Я бы очень хотел… – чтобы у нас было понимание какое-то… взаимопонимание… ну… мы же не дети, Наташа. Мы же взрослые люди!

В её голове этот сумбур сказанных Давидом слов стал постепенно складываться в точный, четкий «пазл», – только сейчас до неё стали доходить и его странные слова, сказанные в перерыве семинара, и его приставания сегодня на корпоративе, и его внезапное «Я поеду с вами», и карьерные обещания, и «светлая дорога» в Совет Директоров.

Как только этот «пазл» сложился, она покраснела.

Как-то даже захватило дух, как вдруг всё встало на свои места. А Давид продолжал нести какой-то бред про взаимопонимание…

– Я так понимаю, что вы мне что-то предлагаете в обмен на карьерный рост? – точная фраза вопроса родилась быстро и была произнесена так отчетливо, что Давид от неудобства засмущался и заёрзал в кресле.

– Наталья… жизнь устроена так, что одному по длинной лестнице добираться до вершин очень тяжело, – вдруг его голос стал грубым и напряженным. – И те, кто помогает нам в этом пути, – это наши друзья, наши близкие, те, кому мы обязаны, – они также ждут нашей помощи, понимаешь? Так устроен мир! Я человек серьёзный, ты знаешь, если я предлагаю помощь, мне много не надо. Да мне ничего не надо! Просто я хотел бы… тебе звонить, приглашать, быть где-нибудь… – он вдруг снова засуетился, – знаешь, у меня много хороших друзей, они были бы рады пригласить нас с тобой. Это всё серьезные люди, большие люди, Наташ. Разве это нехорошо – быть среди больших людей, получать хорошие проекты, подряды, встречаться в хорошей компании… А?

– Давид Ашотович, что значить «быть»? Где быть?

– У друзей быть! Встречи, праздники, я же светский человек, ты же понимаешь!

– Я понимаю, да! Вы мне предлагаете работать в вашем эскорте, что ли? Быть с вами – это что значит? Зачем вы поехали со мной, чтобы вот это всё мне сейчас предлагать? Вы другого места не нашли? – внутри Натальи всё кипело; хотелось остановиться и дать этому «большому человеку» чем-нибудь очень больно. Ей было неприятен этот разговор, как неприятно было его общество и всё, что он говорил до этого.

– А ничего, что я замужем? Что у меня хороший, любящий муж, между прочим, очень успешный, директор фирмы. Вы не подумали, что я могу сказать вам «нет»?

– Ты же взрослая женщина, Наташа. Я не предлагаю жениться, я предлагаю… партнерские отношения.

– Это не партнерские отношения! Это хамские отношения! И ведёте вы себя по-хамски! Мне дорога карьера и работа, но есть вещи, которые… которые просто не продаются. Я замужем, и этим все сказано. – В её голосе появились твердые нотки.

– Э, да… это какие-то старые мамины заблуждения! Наталья, это старо, как мир! «Продаётся»! «Не продаётся»! Я слышал уже много раз «Я замужем». Когда твоя ежемесячная премия будет равняться годовому доходу мужа, про это как-то быстро забывают. Или тебе муж совсем не ограничивает в средствах?

– Причем здесь средства? – какой-то холодок пробежал по её телу.

– Притом, что ты говоришь, как все. Почему ты не хочешь жить так, как хочешь ты? Почему ты живёшь так, как от тебя этого требуют? Ведь это неправильно! Мы должны сами получать удовольствие от жизни, от тех возможностей, которые она нам даёт! Ну?

Он опять как-то странно хихикнул и отстегнул ремень безопасности, который так сильно прижимал это большое тело к креслу.

– Я не понимаю, к чему этот разговор здесь, в час ночи, на ночной дороге?

– Дорога длинная, ночь холодная. Мы могли бы и остановиться… отдохнуть.

Наталья вдруг ощутила тот самый холод, который внезапно ворвался внутрь неё – холод почему-то обжигал все внутренности и в голове застучало что-то очень громкое и неприятное. Словно ночь, а вместе с ней холод и темнота, открыв все стекла машины, ворвалась внутрь салона, внутрь неё самой. Хотелось громко крикнуть, но что именно кричать, она не знала. Внутри неё была не просто обида и боль, – это было странное ощущение, что тебя вдруг приняли за другого, ошиблись, отправив тебя не той дорогой, не туда.

И пути назад уже нет.

Это длилось всего несколько секунд. Однако их хватило, чтобы она ощутила не только приступ внезапного холода, но и чужую тёплую руку, которая вдруг появилась на её колене. Эта рука лишь только бесцеремонно коснулась её колена, но быстро отпрянула.

– Наталья…

Она не успела посмотреть в его глаза.

Это был всего лишь какой-то миг.

Секунда.

Вцепившись в руль железной хваткой, она сильно ударила его по этой тёплой и бесцеремонной руке; он как-то неприятно взвизгнул и отпрянул всем телом к окну, как будто ожидая и других ударов в свою сторону.

В следующую секунду она почувствовала, что машину резко развернуло и свет фар неожиданно стал коротким, – теперь перед ней была не дорога, а деревья, стоящие на обочине. Машина вылетела на обочину, пролетев несколько метров, упала в кювет и, по инерции продолжая движение, с грохотом и звоном стекла, уткнулась в черно-белые березы и тёмные, колючие кусты.

Наталья почувствовала сильную боль в груди и услышала страшный крик попутчика, которого рядом уже не было. Последнее, что помнила она – это сильный холод, который сковал её так, что она не могла пошевелиться. Страшный и жгучий холод. Сознание проваливалось и в голове стояла только одна мысль…

Сергей… Сережа… Сережа…

3.

Телефон по-прежнему твердил что-то о недоступном абоненте. Проснувшись в неудобном кресле, Сергей набирал и набирал один и тот же номер и, набирая, каждый раз придумывал причину: то он представлял себе недоступную телефонную зону, то разряженную батарейку, то нечаянно потерянный телефон…

Никакие причины не могли успокоить его.

Он встал, прошёл на кухню, поставил на плиту чайник.

И продолжал набирать.

«Договаривались провести субботу дома, отдохнуть. В чём дело? Почему вдруг изменились планы?» Он не мог найти ответа. А в голове копошились вчерашние ночные неприятности, – они оставили какой-то неприятный след в душе, он не мог отвязаться от этих мыслей – события ночи то и дело возвращались к нему в образе попутчицы-спортсменки. Хотелось отвлечься от них, но что-то грызло его внутри, мучило и не давало успокоиться.

Телефон не отвечал.

Он бросил его на стол, налил чай в большую кружку.

Звонок раздался неожиданно, пока он тянулся к телефону – все неприятные мысли моментально улетучились и на лице появилась первая за эти сутки улыбка.

– Серов ваша фамилия?

– Да, Серов. Что случилось?

– Ваша жена у нас в больнице, приезжайте. Боткина, дом два.

– Что случилось?

– Авария на Ленинградском шоссе. Приезжайте.

Такси он ловил через две минуты около подъезда.

Это были самые тяжелые две минуты его жизни.

Мысли в голове проносились не просто быстро – это был какой-то бешеный калейдоскоп сменяющихся сомнений и опасений, боли и горечи; он сжимал кулаки, теребил ручку двери, просил водителя поторопиться…

Поднявшись на третий этаж больницы, он заметался между информационной стойкой и врачом, который вышел из первой попавшейся палаты.

– Серова? А, в оперативной хирургии, по-моему, утром привезли, то ли восьмая, то ли девятая палата.

Он бросился по коридору.

Коридор был длинный.

Он только успел краем глаза заметить привычный больничный быт – уборщица убирала полы, разносили и раздавали какие-то стаканы, наверное, с чаем, стояли какие-то студенты… всё это мелькало в его глазах, как продолжение того сумасшедшего калейдоскопа, который начался с того тревожного телефонного звонка.

Распахнув дверь в восьмую палату, он остановился, озираясь по сторонам. Половина кроватей были пустые.

– Серова Наташа здесь? – Сергей как будто бы обращался не к посетителям палаты, – вопрос прозвучал куда-то вверх, как бы поверх больных, лежащих на койках.

В углу с кровати приподнялась седоволосая бабушка: «Серова? Нет тут таких, молодой человек. Это вы заблудились, наверное. Серовых тут нету. Может в десятой? Или в девятой? Да, заблудились… Серовых тут нету…

В девятой палате Натальи тоже не оказалось.

Дверь в десятую палату была открыта. Два молодых медбрата в белых халатах выносили тумбочки из палаты как раз в тот момент, когда Сергей пытался туда войти. В палате были наставлены кровати, тумбочки, шкафы – словно кто-то переезжал куда-то вместе с больничной мебелью… Ворвавшись в палату, Сергею пришлось перепрыгивать стоящую у выхода кровать, и отодвигать мешавшую тумбу.

– Серова Наташа тут? – он уже был готов бежать дальше, но развернувшись, он неудачно толкнул эту тумбу и, споткнувшись об неё, упал, причём ударившись всё о ту же злополучную тумбочку.

К калейдоскопу мыслей, вертевшихся с бешеной скоростью в голове, добавились немыслимые слова и самые отчаянные выражения, а боль и горечь продолжали душить его.

Было неприятно, противно, больно.

Поднимаясь и отталкивая от себя предметы больничной мебели, так неудачно подвернувшиеся под руку, он лишь увидел приклеенный к тумбочке маленький образок Николая Чудотворца.

Кто его приклеил сюда, когда? Зачем? Что произошло с тем, кто приклеил сюда эту маленькую иконку? Жив он?

Калейдоскоп в голове не унимался.

Он встал, отряхнулся и вдруг услышал за своей спиной знакомый тихий голос:

– Серёжа!

Это была Она.

– Наташа, – он бросился к ней. – Наташа. – Он выдохнул и обнял её.

– Серёжа, ты меня нашёл! – Она попыталась аккуратно и коротко улыбнуться. Бинты, которыми была обвязана её голова, не давали улыбке состояться. – Ты меня нашёл.

– Не сразу, но нашёл. Заблудился тут у вас. Что случилось?

– Серёжа, не сейчас. Все хорошо. Хорошо… кончилось. Всё хорошо… будет. Главное, что мы вместе. Всё хорошо.

Он оглядел палату.

В этот момент рабочие зашли за последней тумбочкой.

Когда её уносили, он успел увидеть только маленький образок, приклеенный к углу той самой злополучной тумбочки, об которую он споткнулся.

Сергей ещё раз внимательно присмотрелся к этой иконке и ему показалось, что с этой запылённой и выцветшей картинки ему кто-то улыбнулся.

История восьмая

ЦЕЛИ ПЕТРА СЕРГЕЕВИЧА

«Не кради».

(Исход 20:15)

1.

Жизнь Петра Сергеевича Молодцова разделилась на «до» и «после».

Обычно, когда так говорят, имеют в виду, что сначала было плохо, затем стало хорошо. Или наоборот. Или сначала было спокойно, а потом стало неспокойно. Или опять-таки наоборот.

Но в ситуации Петра Сергеевича однозначно сказать, когда было хорошо, а когда плохо, когда спокойно, а когда неспокойно, довольно трудно. Потому что перемешалось всё, перекрутилось и запуталось.

Стремясь от точки «хорошо» к точке «ещё лучше», он каким-то незаметным образом проскочил нужную остановку и попал в точку «всё плохо». И теперь сказать, когда же было по-настоящему хорошо, уже трудно. А вернуться к точке «более-менее нормально» тоже нельзя – где её искать теперь, эту точку? А может быть, изменились способы оценок? И то, что вчера ещё было «хорошо», сегодня кажется «как-то не очень»?

Жизнь спешит, цели, которые мы ставим себе, отдаляются от нас с той же скоростью, с какой мы догоняем их, трансформируются, – изменяется количество комнат и цвет обоев, лошадиных сил и скоростей, структура и стоимость…

Порой цели меняются до неузнаваемости.

А всё потому, что мы не ставим себе настоящих целей, заменяя их какими-то вещами, безделушками или обычными пожеланиями счастья, богатства и здоровья. Или – в другом случае – ставим себе порой очень сложные и недоступные цели вместо обыкновенного человеческого счастья. И часто, добиваясь целей, крушим и ломаем всё на пути к ним: отношения, обстоятельства, судьбы близких людей, – всё, что было и остаётся частью нашей жизни.

И в результате, – мы приходим к открытой двери в «никуда». Открыл щёлочку двери, глянул одним глазком, – а там твоя, красивая жизнь… А тебя там нет. Там есть всё, что ты хотел, всё, что ты просил, – но тебя там почему-то нет.

Пётр Сергеевич вопроса «почему?» себе не задавал. Не было времени у него на пустые вопросы.

Он ставил себе серьёзные цели и уверенно шел к ним…

Свою первую цель он неожиданно увидел в третьем классе школы, когда заглянул в кабинет директора. Сцена, которую он застал в кабинете, поразила его своей неожиданностью, – ещё час назад строгие учителя стояли перед директором вяло потупив головы, а директор, стуча пальцем по столу, отчитывал их, как малолетних детей. Именно тогда в голове Пети пронеслась страшною догадкой мысль, – на каждого директора есть свои руководители и директора, которые могут вот так… «вызвать на ковёр» и отчитать. Неважно за что! Важно, что у любого участника этой «властной системы» нет абсолютно никакой защиты перед вышестоящими руководителями.