Сезон охоты на «кротов»

– ?

– «Мани-мани-мани»… – пропел Вадим. – А ты-то, командир, как здесь оказался?

– Ну, во-первых, никакой я уже не командир. Вообще, на момент распада нашей Команды мне казалось, что, отойдя от активной деятельности и… э… рассредоточившись, мы достаточно обезопасим себя от какого бы то ни было преследования. У всех есть другие имена, другие биографии, достаточно… э… материальных ресурсов для новой безбедной жизни. Но я ошибался…

Дальше Гера во всех подробностях рассказал Вадиму о событиях последнего времени и заключил:

– Конечно, можно зарыться еще глубже. И право выбора есть у каждого. Моя персона – это не пример для подражания, а скорее исключение. Моя журналистская жизнь и не прерывалась ни на секунду. Как, например, твой цирк: на целые 15 лет… В общем, я появился, чтобы предупредить о реальной угрозе для каждого из нас, о том, что убийственная охота началась…

– Послушай, командир, – Вадим голосом подчеркнул последнее слово, – моя жизнь – это Команда. Я, наверно, каждую секунду ожидал, что вот откроется дверь и на пороге возникнешь ты… Да-да, только без цветов и кавказских поцелуев. Не разочаровывай меня. Лучше послушай, как мои поспешные выводы сообразуются с твоими мыслями и планами.

Вадим подлил кофе в два стакана и закурил новую сигарету.

– Итак, стало понятно, что нас не оставят в покое. Есть несколько тому причин, но достаточно одной: мы слишком много знаем. На роль куропатки в предстоящей охоте…

В этом месте Талеев подумал: «А я почему-то выбрал зайца!»

– …я категорически не согласен. Да и нет у меня вовсе опыта обреченного на заклание агнца! Я – за активное противодействие. Разумеется, всей нашей третью Команды.

– После убийств в Москве мы уже меньше трети, – печально констатировал Гера. – А с моими «мыслями и планами» ты «сообразуешься» на сто процентов.

– Ну, вот и отлично. – Вадим глянул на большие настенные часы. – У-у-у! Не обижайся, командир, до представления меньше часа осталось, мне надо подготовиться. А вот уж потом мы и встречу отметим, и все детали обговорим, и… Ну да об этом после.

– Да, конечно, Вадик. То-то, я слышу, стуки в твою дверь стали просто недопустимо настойчивыми. – Журналист прислушался. – И ведь еще кричат что-то по-латыни.

– Не, это просто обычный цирковой мат. Тебя устроить на представление куда-нибудь в оркестр или на приставной стульчик?

– У меня билет в вашу самую лучшую ложу.

– Какие мы гордые и знаменитые!

– Не, – Гера передразнил Вадима, – просто много «маней».

Талеев не любил цирк. Когда-то в самом раннем детстве очень-очень любил, а потом… Он много раз пытался вспомнить причины этого переломного момента своей биографии, но так и не смог. Просто пришел однажды со школьным культпоходом на представление и… убежал, еле дождавшись антракта. Звери показались маленькими и грязными, фокусник – обманщиком, клоун – безнадежно тупым и наглым, тетки – жирными, а мужики – старыми. Причем безбожно халтурили все, включая дрессированных собачек!

И вот впервые за двадцать пять лет он снова сидел в блеске огней и громе бравурной музыки под сверкающим куполом. И… ничего не изменилось в его восприятии: ни мужики с тетками, ни клоун. Гера дал себе суровый зарок: никогда в жизни больше не переступать порога цирка!

Но сейчас номер Вадима, которым заканчивалось первое отделение, он смотрел с интересом. Во-первых, номер был не похож на все другие, а во-вторых, даже неискушенный зритель подсознательно ощущал высочайший профессионализм исполнителя. На арене не было обмана, подставок и фальши. Вадим с пугающей меткостью посылал точно в цель стрелу за стрелой из стилизованного под древнегреческий лука. Он длинным пятиметровым бичом гасил свечи, отрубал тлеющий кончик сигары и открывал бутылку шампанского. А когда перешел к заключительному трюку, весь цирк замер.

Сначала разыграли маленькую сценку: два «чернокожих раба» вынесли на арену прекрасную златокудрую пленницу и привязали ее, раскинув руки, к деревянному диску двух метров в диаметре. Потом диск с красавицей подняли под самый купол цирка и осветили мечущимся лучом лишь одного прожектора. Главное внимание сосредоточили на герое в плаще и черной полумаске: для него путь под купол был труден и опасен. Сначала, с манежа, Вадик ступил на очень круто уходящий вверх трос, а когда достиг уровня деревянного диска, перешел на трос горизонтальный. От привязанной красавицы его отделяла десятиметровая пропасть. Расстегнутый плащ полетел вниз, и зрители увидели два ряда сверкающих кинжалов, заткнутых за перевязь, опоясывающую торс атлета.

Музыка смолкла, свет в зале погас. Лишь лучи двух прожекторов сошлись на Вадиме, да белое пятно продолжало метаться по диску с пленницей. Барабанная дробь заглушила свист первого кинжала. Всем показалось, что он воткнулся прямо в руку девушки, и зал ахнул. Но тут же все увидели, что повисла одна из удерживающих красавицу веревок, перерубленная острым, как бритва, лезвием. Шквал аплодисментов разорвал напряженную тишину и тут же стих: Вадим, балансируя на тросе, вытащил второй кинжал…

А после пятого броска случилось то, что, может быть, заметили несколько человек из сотен зрителей, включая журналиста, но и те абсолютно ничего не поняли. Когда рука Вадима с зажатым в ней кинжалом взлетела вверх, освещавший ее луч прожектора неожиданно и резко метнулся в сторону, лишь на какое-то мгновение выхватив из мрака темный угол на узком горизонтальном карнизе, проходящем выше всех зрительских мест. И тут же вернулся на место. Кинжал сверкнул в поднятой руке артиста и полетел в цель, рассекая последнюю веревку на путах спасенной пленницы…

Номер как-то быстро завершился, и герой в маске поспешно скрылся в кулисе. Его порцию оваций с удовольствием разделили между собой «чернокожие рабы» и «златовласка». В зале зажегся большой свет, сигнализируя начало антракта, а на плечо Талеева неожиданно и мягко легла рука пожилой смотрительницы-билетерши:

– Вас просит пройти в его гримерку Мистер Икс. Пожалуйста.

Не выказывая своего удивления, Гера быстрым шагом поспешил к Вадиму. В гримерке находился еще какой-то незнакомый мужчина, склонившийся в углу спиной к двери над ящиком с реквизитом. Вадим сам закрыл дверь изнутри на ключ. Потом, не обращая внимания на постороннего, встревоженно проговорил:

– Командир, я не знаю, каким образом, но тебя вычислили и здесь.

Брови Талеева против воли поползли на лоб. То ли от неожиданной новости, то ли от недопустимой вольности Вадика в присутствии чужого. Он даже взглядом указал на него. Хозяин гримерки коротко усмехнулся:

– Честное слово, хотел представить вас друг другу в более благоприятной обстановке. Познакомься, командир: наш цирковой осветитель Анатолий Майский!

Мужчина выпрямился над ящиком, а журналист лишь оторопело пробормотал:

– Толик…

Правда, тут же строго добавил:

– Я вам, паразитам неразлучным, что приказал, а? Разбегитесь хотя бы на первое время. Так нет же!

Все это прозвучало так ласково, что друзья только заулыбались. Ответил, конечно, Вадик:

– Так мы и разбежались. На пару дней. А потом я его сюда пристроил. Осветителем на полставки.

– Ладно, ладно… Что ты, Вадик, сказал насчет «вычислили»?

– Ну, тут главная заслуга принадлежит Толику.

Майский наклонился к ящику, извлек оттуда какой-то предмет, завернутый в тряпку, и протянул Гере:

– Это тебе ни о чем не напоминает, патрон?

В руках у Талеева оказалась винтовка! Снайперский вариант «СВ-99» с укороченным стволом, малокалиберная, 5,6-мм. Журналист вздохнул:

– Редкая в практике использования по прямому назначению вещь. И потому запоминающаяся. Это – оружие «нашего» антикиллера в городском парке далекого немецкого Мюнстера. Юноша-мужчина, весьма умный и вежливый, с холодным взглядом пронзительно светлых глаз.

– Ага. И штатный ликвидатор ФСБ!

– Ребята, ребята, я что-то важное пропустил, да? – заволновался Вадим.

– Не переживай, приятель: действительно, пропустил, но не сейчас, а во время нашего недавнего германского вояжа. Этот снайпер хорошо знает в лицо и патрона, и меня, и… Гюльчатай.

– Как эта винтовка к тебе попала?

Толя переглянулся с Вадимом.

– Видишь ли, командир, я только что подобрал ее на том самом месте, откуда пытались стрелять в тебя.

– Ничего не понимаю! – Талеев искренне недоумевал.

Зато на лице Циркача появилась хоть и сдержанная, но торжествующая улыбка. И, как настоящий скромный герой, он оставил право на разъяснения своему другу.

– Как штатный осветитель, – начал Толя, – я работаю с прожекторами на одной из двух верхних цирковых площадок – на правой. Именно оттуда полностью обслуживается номер Вадика. Он, кроме меня, никому не доверяет. – Циркач солидно кивнул. – Вот я и заметил в самом конце горизонтального карниза, где есть маленькая дверь на крышу чуть ниже купола, какую-то груду тряпья. Потом разглядел торчащий ствол, проследил, куда он нацелен. Оказалось, прямо в твой затылок. Самому мне этого стрелка было никак не достать. Тогда я лучом одного прожектора указал на него Вадику. Тот все понял мгновенно, и рука была уже изготовлена для броска…