Властелин воли

Начальник отдела, крупный мужчина с боковыми залысинами на мощном черепе, бульдожьей челюстью, глаза за стеклами очков в тонкой оправе смотрят внимательно и строго, поливал цветы на подоконнике.

– Заходи, Евгений Петрович, присаживайся. – Он полил последний цветок, подошел к Булдакову, поздоровался с ним за руку. – Как квартальный отчет?

– Заканчиваю. Сегодня подобью последние цифры и печатаю.

– Хорошо. У меня две новости: одна хорошая, другая… странная. По традиции, с хорошей: нам резко увеличивают в этом году финансирование.

– По каким статьям?

– Пока не знаю. А вот вторая… через десять дней приезжает с проверкой генерал Скобликов.

– Но ведь проверка планировалась на начало июля?!

– В том-то и дело. В пятницу Скобликов был на приеме у директора, а вечером мне позвонил Оборнов, заместитель Скобликова. Но, чувствуется, здесь что-то еще. Ладно! Значит, так: все второстепенные дела в сторону! Прошерсти литерные дела, проверь у ребят планы, подготовь выступление, конспективно; доработай план по «Миссионеру», подготовь свою КК[5 - Конспиративная квартира.]. Ну, а остальное я сам. И вот что: срочно заканчивай операцию «Коттедж». Зайди по этому вопросу к Полянскому, прямо сейчас, он поможет.

– Хорошо, Валерий Адольфович. – Булдаков встал, не смея больше задерживать начальника, но тот жестом попросил его остановиться, подошел к Евгению Петровичу почти вплотную, и, в упор глядя ему в глаза, спросил. – Ты знаешь, какой сейчас рейтинг у Ельцина?

– По последним данным, где-то пятьдесят пять – шестьдесят процентов. Но я не очень-то верю этим оценкам…

– Я тоже. – Бойко скептически выпятил нижнюю губу, покачал задумчиво головой, глядя в окно. – Ладно, иди… дел невпроворот.

Полянский Эдуард Аристархович, директор института, считал себя человеком современным. Он положительно воспринял горбачевскую перестройку, находил целесообразными ельцинские реформы. Но в последнее время смутно чувствовал, что реформы пошли как-то не так. Он видел это даже по тем «заказам», которые его институту все чаще приходилось выполнять. Спецзаказы исходили от некоторых крутых фирм и даже «продвинутых» частных лиц. И все задания носили уж слишком «прикладной» характер. Наукой здесь даже не пахло… А что делать? Выживать как-то надо! Занимаемся черт знает чем, а потом удивляемся: откуда утечка?!

Эдуард Аристархович рассеянно смотрел последние новости по телевизору: полицейские автомобили с мигалками, машины «Скорой помощи», носилки с ранеными… Теракт! Слава богу, сегодня не у нас.

В это время в кабинет директора, предварительно стукнув в дверь, вошел Булдаков. Он вошел неуверенно и тихо. И дело здесь не в том, что он боялся высокого начальства (Полянский по ранговой таблице был как минимум генерал-лейтенант: доктор наук, академик РАН, профессор, автор нашумевшей научно-популярной книги «За гранью возможного» и т. д.): в кабинете директора должна находиться Муся. Евгений Петрович, как только вошел в кабинет, сразу нашел ее глазами. Огромная рыжеватая рысь величественно лежала на диване возле сидящего Эдуарда Христофоровича. Когда Булдаков еще только подошел к двери, даже не дотронувшись до нее, она сразу настороженно подняла голову с колен Полянского и встретила гостя внимательным взглядом желтых глаз.

Эдуард Аристархович ждал его. Он, чуть привстав, поздоровался с ним за руку, жестом пригласил его сесть в кресло напротив него.

– Успокойся, Муся, это свои, – хозяин кабинета почесал рысь за ухом. Муся, потеряв интерес к Евгению Петровичу, опять сложила голову на колени Эдуарду Аристарховичу и громко замурлыкала. Совсем как кошка!

С этой рысью на объекте постоянно какие-то проблемы. Дикую дочь тайги директору института подарили два года назад на пятидесятилетие, когда Муся была еще маленьким котенком. «Котеночек» прожил в квартире Полянского три месяца. Больше его семья выдержать не смогла. Домашние Эдуарда Аристарховича стойко перенесли изодранное кожаное кресло от финского гарнитура, но когда Муся «обработала» кожаное пальто хозяйки дома, то та поставила мужу ультиматум.

И Муся переехала на объект. Живет здесь уже два года, и за это время стала главной головной болью охраны и личным врагом завхоза Приходько. Через месяц после переезда Муси на объекте не осталось ни одной кошки. Со сторожевыми собаками у Муси незримое постоянное противоборство, хотя «сферы влияния» они поделили четко: овчарки с опаской выходят на внутреннюю территорию объекта, а Муся не лезет в их зону – коридор между каменными заборами по периметру.

Паритет установился после одного инцидента. Однажды ночью Муся вылезла через открытую форточку в кабинете Эдуарда Аристарховича и с лоджии третьего (?!) этажа спрыгнула на землю. Овчарки, свободно бегавшие тогда по территории всего объекта, загнали рысь на высокую сосну. Но перед этим она успела-таки оставить глубокую рваную рану на шее одной из собак. Утром все сотрудники объекта полдня снимали Мусю с сосны. Сам Эдуард Аристархович на подъемнике для электромонтеров на глазах у всех подчиненных поднялся с миской молока на семиметровую высоту и снял ее оттуда. После этого на лоджии директора института установили решетку.

Эдуард Аристархович любит Мусю. Каждый день из дома он привозит ей куриные окорока, мясо, молоко. Больше всего она любила мороженое пломбир. Два раза в день он прогуливает ее на поводке по территории объекта. Охрана в это время была в готовности номер один. Самое удивительное, но рысь слушается Эдуарда Аристарховича беспрекословно и привязалась к нему как к родной матери.

– Вот понимаете, Евгений Петрович, что мне нравится в диких животных, – Полянский нежно потрепал Мусю за холку, – они естественны и органичны. Да, в них есть агрессия, но в них нет подлости. Да, они убивают, но не унижают. Из своего окружения они не берут ничего лишнего: ровно столько, сколько нужно, как сейчас говорят, для прожиточного минимума. Если бы мы жили по таким же правилам, то наверняка были бы счастливы…

– В этом есть логика…

– Это не логика, это закон жизни. Ведь почему человек несчастен? Потому что его желания не совпадают с его возможностями.

– Это теория Геббельса.

– Ну и что? Геббельс был довольно неглупый человек, пардон, фашист. Однако в чем была роковая ошибка Гитлера, вы знаете?

– Наверное, в том, что он хотел создать империю из свободных, высокоразвитых государств…

– Ну… в общем, да, но это область политики. Что же касается идеологии, то просчет идеологов Третьего рейха состоял в том, что они все свели к животным инстинктам: страх смерти, биологические инстинкты, стремление выжить любой ценой… Они не учли того, что человек, который был свободным, никогда не станет рабом, во всяком случае внутренне. Чтобы из свободного человека сделать животное, надо изменить его сознание.

– И как это сделать?

– Есть разные методы. Но самое эффективное – это воздействовать на подсознание, на подкорку. Преимущество этого метода в том, что, во-первых, в человеке остаются его знания, умения, профессиональные навыки. А во-вторых, он даже не подозревает, что им уже управляют, что в нем возбуждают природные инстинкты, а уже через них корректируют поведение человека в том направлении, в котором это нужно ОПЕРАТОРУ. Управлять умами людей, постоянно и тотально, – голубая мечта многих правителей. Раньше наиболее мощным инструментом для этого была церковь, сегодня – телевидение. Но, даже несмотря на огромные средства и усилия, которые тратились и тратятся на это, всегда находятся инакомыслящие, которые не укладываются в рамки господствующей идеологии. А наше изобретение – это революция в идеологической области: не нужны уже ни радио, ни телевидение, ни церковь… Однако мы ушли в сторону. Вы ведь пришли по нашему общему вопросу?

– Да, Эдуард Аристархович, нам нужно закончить операцию «Коттедж» в течение десяти дней.

– Что нужно от меня?

– Задействовать опять вашего спеца. Сначала мы пустим в дело нашего человека, а потом уже подключится ваш…

– Я понял. – Эдуард Аристархович почесал лежащую на спине рысь между передними лапами; та, играя, ударила его лапой по руке. – Здесь главное – добиться, чтобы мэр подписал постановление о сносе коттеджа…

– Я думаю, этого мы добьемся.

– Кстати, когда приезжает генерал Скобликов?

– На той неделе в четверг. – Евгений Петрович был слегка шокирован осведомленностью директора института, тем более что сам он об этом приезде узнал только что.

– Ну что ж, нам придется вместе серьезно поработать.

– Над чем?

– Вы еще не знаете?

– Нет, – чекист удивленно посмотрел на Эдуарда Аристарховича.

– Я тоже мало знаю. Ну… Скобликов приедет, все расскажет. – Эдуард Аристархович потянулся на диване, Муся среагировала мгновенно: спрыгнула с дивана, выгнула дугой спину, затем вытянула ее. – Кстати, как ваша дочь, выздоровела?

– Да, все в порядке, – от внимания Булдакова не ускользнуло, что Полянский не очень ловко перевел разговор на другую тему, – я сообщу вам, когда можно будет задействовать экстрасенса. – Булдаков поднялся с кресла.

– Я думаю, за неделю проблема будет решена.

– Надеюсь…

Евгений Петрович вышел из кабинета директора слегка озадаченный и раздосадованный. Оба, начальник отдела и Полянский, чего-то недоговаривают. Что-то здесь странное, размышлял Евгений Петрович, направляясь к своему кабинету.

Глава III

Карманный вор Павел Касаткин, известный в криминальной Москве как Паша-Пианист, ехал в фирменном поезде «Красная стрела» из Петербурга в Москву. В Питере он был по своим личным делам. Скорбным делам: похоронил родную тетку, единственно близкого человека, кого он знал из всей родни.

Он стоял в узком коридоре купейного вагона, наблюдая, как в темноте проплывают мимо полустанки и железнодорожные переезды. Павел испытывал угрызения совести: тетка, бывший врач, давно была на пенсии, жила одиноко и бедно. Последний раз он видел ее пять лет назад. Она постоянно приглашала его к себе, поздравляла с праздниками, а к Новому году и к его дню рождения обязательно присылала скромные посылочки. Павел не раз ей выговаривал, чтобы она прекратила это делать, что у него все есть, но она неизменно отвечала: «Пашенька, но кто же тебе пришлет еще, кроме меня!» Он давно хотел к ней заехать, но не получалось: все какие-то дела.

И вот теперь он увидел ее последний раз, в гробу. Как бы заглаживая свою вину, Павел сделал довольно приличные похороны: с отпеванием, с оркестром, место на кладбище выбрал лучшее, отвалив кладбищенским шакалам пятьсот зеленых, заказал гранитную плиту с изображением тетки, справил поминки после похорон и девять дней. Но чувство вины не проходило. Вспомнилось детство…

Маленьким он с удовольствием гостил у тети Агнии. Она всегда старалась накормить его чем-нибудь вкусным. Больше всего ему нравилось ходить с ней по музеям, а потом, когда у них уже гудели ноги, заходить в кафе-мороженое и есть мороженое, которое Павел выбирал сам… Тетка хорошо знала Петербург, тогда еще Ленинград, много ему рассказывала о городе и его истории. Она приучила его к хорошим книгам, всегда говорила, что читать надо обязательно классику. Он тогда действительно много читал…