Дихроя. Дневники тибетских странствий

Учитывая сложность фиксации размышлений или отсутствие оных можно предположить, что разница в старении и деменция ограниченного и развитого «близнецов» будет существенна.

«Хотя… скорость передачи информации в мозге – около 430 км/час… слишком мало для существенного различия во времени… Наверное, единственный бенефит думающего над прозябающим – это путешествия в мечтах. Люди с богатым воображением могут мысленно оказаться в любой точке земного шара, будь то пляж Малибу или вершина Эвереста… Возможно, где-то среди этих фантазий есть и мечты моих прошлых жизней, память предыдущих реинкарнаций?.. Возможно, да, но, возможно, это очередной миф…

«Или, точнее, вопрос веры».

Вероятно, сразу после этого предположения я уснул, поскольку утром, записывая вечернее «мыслеблудие» в дневник, я не смог вспомнить ничего больше.

•••

Сентябрь 1930 года

Больница Агинского дацана. Последняя встреча с Ампилом. Пропавшая голова

В коридорах больницы Агинского дацана, что в пяти километрах от села Урдо-Ага, царила тишина. Гомбожаб Цыбиков лежал в отдельной палате и равнодушно смотрел в окно, за которым ярко светило солнце. Была середина сентября, и природа баловала бурят последними теплыми днями.

«По крайней мере в прошлом году к октябрю уже были ливни… и в позапрошлом».

Цыбиков закашлялся и спешно закрыл рот платком. Когда приступ закончился, Гомбожаб посмотрел на красное пятнышко, которое расползалось по белой с желтизной ткани.

«И зачем было тащиться в эту больницу? Если уж народные методы не помогли, какой прок от пилюль?»

Сейчас, на закате жизни, Цыбиков чувствовал себя особенно одиноко, хотя последние годы и так жил затворником, посвящая себя написанию атеистических трудов. Правда, по просьбе все тех же родных, построил возле хижины своей небольшой субурган – не из искренней веры, а скорее, отдавая дань своему прошлому.

В существовании высших сил Гомбожаб разочаровался давным-давно.

Его возвращение из Тибета произвело настоящий фурор. Санкт-Петербургская академия наук и Российское географическое общество были настолько впечатлены результатами, что Цыбикову моментально предложили должность преподавателя Восточного института вкупе с просторным кабинетом. Инициатор же экспедиции, профессор Савельев, загорелся идеей издать путевые заметки Гомбожаба в виде книги, а из фотографий, сделанных в Тибете, составить полноценный альбом в дорогом переплете.

– Правда, конечно, нельзя будет сказать обо всем, – сразу предупредил Цыбикова Федор Павлович. – Все, что касается нищеты, телесных наказаний и прочего негатива, нам следует сгладить, дабы не портить дружбу между двумя нашими народами, тибетским и русским.

Гомбожаб не возражал. Строго говоря, ему было плевать, как в итоге поступят с его заметками цензоры. Главное, что привез с собой Цыбиков, – это впечатления, это благословение от Далай-ламы и мешочек дихрои, чудесным образом проясняющей ум и позволяющей путешественнику вести диалог с голосом, поселившимся в его голове.

Когда содержимое мешочка стало подходить к концу, Цыбиков снабдил деньгами одного из соотечественников, который отправлялся в паломничество в Тибет. Тот добросовестно посетил монастырь Сэра, но не нашел там никакого Ампила и вернулся ни с чем. Весть немало расстроила Гомбожаба, и он стал еще экономнее тратить чудесный цветочный отвар. Хватило на полгода.

Примерно тогда же голос перестал навещать его.

«До сих пор ума не приложу, как все это связано», – подумал Гомбожаб, продолжая глядеть в больничное окно.

В 1905 году по велению государя Савельев и Цыбиков в составе дипломатической миссии отправились в столицу Монголии, Ургу, где прятался от английских солдат Далай-лама XIII. Ситуация была сложная – британские войска под командованием полковника Янгхазбенда оккупировали Тибет, Китай молчал, и Николай II решил воспользоваться удобным моментом и присовокупить Страну снежных гор к Российской империи. Цыбикову в переговорах отводилась роль переводчика, которую он исполнял с великой неохотой. Но отказать царю, разумеется, было совершенно невозможно, и Гомбожаб это прекрасно понимал.

Новая встреча с Тринадцатым Перерожденцем прошла в напряженной обстановке, а сам Далай-лама все никак не мог определиться, как себя вести с русскими дипломатами, – прося помощи, духовный лидер Тибета казался заискивающим, но едва речь зашла о присоединении к России, с гордостью заявил, что у его страны свой собственный путь. Стоит ли говорить, что переговоры завершились ничем.

По возвращении из Урги Цыбиков понял, что столичная жизнь его тяготит. Вдобавок Гомбожаб изрядно соскучился по родным краям. После многих долгих разговоров с руководством востоковед получил расчет и отправился в родное село Агинское, чтобы преподавать в тамошней школе. К этому моменту ореол славы Цыбикова уже значительно померк: провожать его на вокзал отправился все тот же Савельев, старый друг и вдохновитель.

– Право, не стоило, Федор Павлович, – сказал Гомбожаб, когда поезд путешественника уже, пыхтя, замер на перроне.

– Конечно же, стоило, – с улыбкой ответил профессор. – Они все там уже позабыли, что ты сделал, но я – не забыл. Для меня честь – дружить с человеком столь редкой отваги, Гомбожаб.

Он протянул Цыбикову руку, и тот крепко ее пожал. Затем они вдвоем погрузили вещи Гомбожаба в багажный отсек, обнялись и расстались – как оказалось, навсегда: через три года Савельев скончался от сердечного приступа.

«А теперь пришел и мой черед…» – с грустью подумал Цыбиков, продолжая глядеть в больничное окно.

Ближе к вечеру небо стало заволакивать тучами, будто природа предчувствовала недоброе. И точно: одновременно с погодой резко ухудшилось самочувствие Гомбожаба.

– Отвезите меня отсюда, прошу… – попросил Цыбиков врача во время обхода. – В мою юрту… возле дома…

Его не посмели ослушаться, и к закату Гомбожаб уже был в своей войлочной юрте, которая находилась рядом с тем самым субурганом, символом прошлой жизни и путешествия в Тибет, навсегда ее изменившего. Чувствуя приближение конца, Цыбиков попросил родных уйти.

– Только часы оставьте, – добавил он зачем-то.

И снова его волю исполнили в точности.

Наступила ночь, часы показывали уже двенадцать, но Цыбикову не спалось – его лихорадило, лоб был покрыт испариной. Обрывки воспоминаний в хаотичном порядке мелькали перед его внутренним взором снова и снова…

– Позволишь? – вдруг послышался от входа в юрту до боли знакомый голос.

Гомбожаб повернул голову и увидел Ампила. Казалось, он ничуть не изменился с их последней встречи, хотя прошло уже около тридцати лет – все такой же внешне молодой, с лицом чистым, без морщин, но с серыми выцветшими глазами древнего старика. Единственное, теперь у парня были темные волосы, собранные сзади в хвост.

– Ты пришел… – пробормотал Цыбиков, слабо улыбнувшись самыми уголками рта. – Почему?

– Хотел угостить тебя дихроей… и попрощаться.

Ампил вытащил из-за пазухи небольшой термос и открутил крышку. Юрта тут же наполнилось чудесным цветочным ароматом, который Цыбиков за столько лет успел позабыть, а теперь наконец обрел возможность вдыхать снова.

Ампил едва уловимым движением вытащил из-за пазухи колпачок, похожий на перевернутый колокольчик, налил в него отвар и протянул Гомбожабу.

– Пришла пора преодолеть главный свой страх.

Цыбиков осторожно взял колпачок из рук старого знакомца и, поднеся ко рту, сделал жадный глоток… и еще один… и еще…

Он не допил. Голова закружилась, и Гомбожаб, выронив «колокольчик», завалился набок. Последнее, что он услышал, прежде чем тьма накрыла его непроницаемым одеялом, – это голос, молчавший более тридцати лет:

«До встречи, мой друг».

Утром 20 сентября Цыбикова нашли мертвым на полу юрты. Ни колпачка, ни лужи от разлитого отвара дихрои внутри не было.

Цыбикова похоронили на кладбище Агинского дацана по старому обычаю, на поверхности земли, предварительно запеленав кусками разноцветной ткани и уложив его на деревянное полотно. Все по очереди подходили и прощались с покойным. Людей было много: вся родня и соседи по селу Урдо-ага пришли проститься с легендарным путешественником в этот пасмурный осенний день.

Племянник Цыбикова, Жамсо Тумунов, попрощавшись с любимым дядей, отступил в сторону и окинул толпу рассеянным взглядом. Внимание Тумунова привлек человек, сильно выбивавшийся из толпы, – молодой парень с темными волосами, собранными сзади в хвост.

«А это кто? – озадачился Жамсо. – И почему мне кажется, что я уже видел его прежде?»

Наконец церемония подошла к концу, и люди побрели прочь, оставляя грубое тело Гомбожаба на земле, чтобы тонкое тело поскорее покинуло его и отправилось на поиски новой оболочки.

Внезапно, когда процессия уже отошла довольно далеко, со стороны кладбища послышался чей-то крик:

– Украли!

Все, включая Жамсо, стали оборачиваться на голос и увидели, что возле тела покойного стоит пожилой седоусый бурят. Поняв, что на него смотрят, бурят воскликнул: