Острые грани любви

Мы стали встречаться под предлогом дополнительных занятий. Я стала часто заходить к Гешке домой, иногда часами ждала его у подъезда. Какие там занятия, какие дополнительные уроки? Мы с ним постигали науку любви! О его беременной жене я старалась не думать.

Женился он рано. Еще учась в универе, на третьем курсе встретил свою любовь и расписался. Жена его маленькая симпатичная кореянка приехала в Россию по обмену. Ей трудно давался русский язык и Гешка взялся помочь ей. В результате этой «помощи» она забеременела и им пришлось расписаться. Родители её настояли, чтобы она рожала на родине так что Гешка должен был в скором времени последовать за женой.

Для меня Гешка был первым, кто научил меня такой сладкой и страстной науки – науки любви. Нам не было скучно. Мы, часами могли слушать любимые песни, смотреть видео, или просто обсуждать прочитанные книги. Я очень благодарна ему за те счастливые моменты, когда мы были с ним близки. Но всему приходит конец и нашей идиллии тоже.

Четыре года быстро пролетели, позади осталась учёба в художественном училище. Близились выпускные экзамены, выбор поступления в универ, подготовка к экзаменам. Жизнь кардинально менялась, менялось и отношение к ней. Мы выпускались во взрослую жизнь, в которой свои правила игры, свои запросы, свои потребности к себе, к окружающим, к будущей взрослой жизни.

С Евгением мы потеряли связь, он уехал к жене в Корею.

Я поступила в Архитектурный институт. Новые друзья, знакомства, экзамены, зачёты, сессии. Всё так закрутилось, завертелось – как в водовороте. Оказалось, что я толком ничего не знала о «своём Гешке», почему? Наверное, потому, что не интересовалась, жила и не задумывалась о его проблемах. В общем, была влюблённой эгоисткой! Любящей и только себя, не интересующийся о других, даже очень близких людях. Я была молодой и глупой не ценившей то, что имела, того кого любила.

Прошло девять лет, я давно окончила универ, стала нужным и преуспевающим молодым архитектором, но близкого друга я так и не нашла. Правда, были случайные связи, но они были так мимолётны, что про них даже вспоминать не хотелось.

Сейчас я всё чаще вспоминаю Евгения Степановича – «своего Гешку». То первое чувство любви, которое накрыло меня как цунами, понесло, закружило, увлекая в бездну и становиться паршиво на душе, и хочется напиться, чтобы не щемило сердце, не болела душа по единственному, любимому и дорогому человеку. Так хочется увидеть его, прикоснуться к нему. Где ты, мой Гешка? Может быть, мы ещё встретимся, ведь у нас ещё всё впереди и всё может случиться. Я так на это надеюсь.

Санька

Сашке всегда везло, а почему так получалось, он и сам не знал. Аттестат получил без единой тройки, хотя учился, надо честно признаться, кое – как. Да что там говорить, иногда уроки выучить было некогда, время просто не хватало. Да и где его возьмешь на решение задач и зазубривание правил, когда мужик он семье единственный.

Ольга, Надька, Галка они не в счёт, что с них взять – одно слово девки, да ещё и малолетки. Правда есть ещё дед Серега, да и с него небольшой прок – стар уж больно. Начнёт, вроде помогать по хозяйству, то за ведро схватится – воды из колодца натаскать, то за топор – дрова нарубить, да куда там – силы уж не те. Вот и получается, что Санька единственный мужик в семье, так что об уроках и разговора нет. Трудно матери – Санька это понимает, с утра до вечера напашется в колхозе, а дома работы невпроворот – вот так и крутится. Хорошо хоть Санька грузчиком устроился в магазин, всё – таки хоть и небольшая, а денежная помощь семье.

Ребята, Саньку уважали за самостоятельность, и за то, что мог за себя постоять, и зато что всегда по – свойски помогал, никогда никому не отказывал. Хотя на пятачке, где по вечерам собирались его дружки, Саньку не всегда можно было увидеть, да и не охотник он был до пьянок и гулянок, но ребята считали его своим в доску.

Сашка и сам не знал почему они окрестили его цукером. С восьмого класса привязалась к нему эта кликуха, да так и пошло – цукер, да цукер, а почему и не объяснить. Может потому, что девки к Саньке очень уж липли, но Санька в этом не виноват – такой уж он уродился.

– Весь в отца, – так часто говорила мать, – и глазищи то его, и голос, хорошо характером в деда пошёл – волевой, не то, что папаня.

Сашка, отца хорошо помнит – красивый был мужик, руки золотые, за что не возьмется всё споро у него выходит, да только руки эти золотые его и погубили. Безотказный был мужик, всем помогал, да за помощь чаще всего выставляли поллитровку, а у папани от неё отказаться сил не было. По пьянки то и погорел. С пьяных глаз сунулся проводку чинить – вот и осталась мать с Санькой и малолетками одна. Так, что права мать – твёрдый характер мужику просто необходим в жизни, а Саньке при его внешности тем более.

Про то, что красив, Санька начал понимать в старших классах, когда девчонки краснея и смущаясь, начали заигрывать с ним. А самая бойкая, Зойка Курепина, сама предложила дружбу.

С Зойкой он был знаком с детства. Она жила по соседству, через два дома, на одной улице с красивым названием – «Улица Мира». Её семья была зажиточной – так говорила его мать. Дом добротный из красного кирпича, крыша не шиферная, как у всех, а из листового железа. У Зойки единственной на всей улице были качели. Её отец пригласил мужиков и поставил железные столбы, вместо верёвок – две толстые цепи, а сиденье, не просто как у всех дощечка, а сделанное из старого конского седла, обитое мягким материалом, чтобы Зойкиной пятой точке не жестко было.

У них одних была, как у городских, застеклённая веранда, где Зойка собирала всех друзей, и они пили чай или играли в карты, лото, домино и в записочки. Записочки нравились всем, так как после слов – «Я садовником родился, не на шутку рассердился. Все цветы мне надоели кроме» -и следовало название цветка. После этого «цветок» вставал и должен был поцеловать «садовника». Когда Зойке выпадал шанс стать садовником, она почему-то безошибочно выбирала Саньку, как будто заранее знала под каким цветком он будет.

В их дружной компании она была заводилой и признанным всеми лидером. Дед Серёга всегда называл её – «командиром в юбке.

– Вон твой командир в юбке пришёл. – кричал он Саньке. – Иди встречай, а то Люська вся лаем изойдётся. Зойка росла «оторвой», ничего и никого не боялась и если чего хотела, то всегда добивалась любыми способами. Никакие уговоры и просьбы на неё не действовали, она всегда «пёрла» как танк – вперёд, только вперёд!

У неё одной, из всей их компании, был велосипед. И почётное право покататься представлялось только нпо её усмотрению. Ребята хорошую мзду платили чтобы покататься. Все на перебой предлагали свои услуги: кто делал за неё домашку, кто поливал огород, выпалывал сорняки, а кто приносил из дома что-нибудь вкусненькое.

Сашке это право доставалось, как говорили ребята – «за красивые глазки». Он один всегда катался за просто так.

Зойкина мать работала в поселковом совете на руководящей должности. Клавдию Ивановну уважали, а иногда и побаивались. Никто с ней никогда не спорил и не ругался. Ведь от неё зависело отказать или одобрить в той или иной просьбе. Она закончила юрфак в Рязани и знала все законы на зубок. Даже местные старожилы, здороваясь в ней, приподнимали картузы и шапки.

Отец Зойки тоже пользовался уважением. Работал он в местной больнице гинекологом. Делал операции и принимал роды и доже ездил в Луховицы. в районную поликлинику, консультировать особо тяжелые случаи. Он никогда, никому не отказывал и женский пол его просто боготворил.

Зойка характером пошла в мать: озорная, боевая, задиристая. За словом в карман не лезла, на всё у неё есть ответ. Чужого никогда не возьмёт, но и своё никогда не упустит.

– Огонь. «А не девка!» —говорил о ней дед Серёга. – Боевая, с такой не пропадёшь!

Сашкин дед знал в этом толк. С самим Семёном Михайловичем Будённым воевал и даже шашку именную от него получил. Ребята очень уважали деда и часто собираясь возле их дома послушать рассказы о героических военных походах. Вечером на лавочке дед Серёга, попыхивая «козьей ножкой» (самокрутка из бумаги, набитая самосадом) рассказывал о Будённом. О их героической коннице, но особенно часто ребята просили рассказать о местном козле Яшке, благодаря которому мужики живыми вернулись домой с войны.

– Дело было накануне войны шел грозный сорок первый год. У нас в посёлке жил козёл Яшка – любимец этакий. Все старались что-то сладенькое дать ему, кто морковку, кто капустный лист, а кто просто пучок травы. Ходил Яшка от одной избы до другой и терпеливо ждал, когда ему что-нибудь дадут, а чтобы хозяева не дремали, он стучал рогами в ворота до тех пор, пока ему гостинчик не выносили.

Был Яшка – ничейным, откуда он взялся толком никто не знал. Многие поговаривали, что это и не козёл вообще, а дух леса. Любили Яшку все, а вот он предпочитал только мужское общество. Было соберутся мужики обсудить новости, у кого-нибудь на лавке, около палисадника, а он уж тут как тут. Трясет своей длинной бородой, да принюхивается к душистому самосаду, которым дымят мужики.

Кто первым дал Яшке "козью ножку" никто не помнит, только пристрастился наш козёл к цигарке. Подойдет, бывало, к мужикам и трясёт головой, а потом об коленку мордой трётся. Скручивается "козья ножка", раскуривается и даётся попрошайке. Дымит Яшка и не спеша мотает головой из стороны в сторону. Постоит, покурит, послушает мужиков и уходит с ещё дымящейся цигаркой в зубах, а куда никто не знает, никогда не интересовались. Гуляет – ну и пусть гуляет животина!

Баб, особенно с вёдрами, Яшка не любил. Пойдёт, кто-то из них за водой к колодцу, а откуда не возьмись – Яшка. Уставиться своими глазищами, поднимет уши, да сиганет стремглав к колодцу, а то, иной раз, даст набрать воды и вылетает навстречу из-за соседнего палисадника. Какая уж тут вода! Побросает баба коромысла, вёдра и летит до ближайших ворот. Все знали про это и поэтому не закрывали ворота на щеколду, чтобы быстрее горемыке вбежать во двор, а уж там, какой никакой мужик есть, он поможет.

Мужиков и детей Яшка никогда не обижал и вот ведь что! Перед самой войной, пропал наш Яшка, как в воду канул! Мужикам некогда было ходить по лесу и искать его, не сегодня – завтра призовут на фронт, а бабы да девки одни ходить боялись.

Кончилась война, не всё вернулись домой, но вот что странно! Кто хорошо относился к Яшке, подкармливал его, давал закурить – те вернулись домой в целость и сохранности (голова, руки, ноги на месте), а вот те, кто скупился на подачки, да не давал махры – те пришли калеками, а кто и вовсе погиб.

Санькиному деду посчастливилось, любил его Яшка, часто заходил во двор. Пускали его и в палисадник, где он спал в тени черёмух и рябин, даже бабушке позволял почесать себя скребком. Вот этот начёс завернула, с молитвой, бабуля в тряпочку и отдала деду, наказав – никогда с этим не расставаться! Так дед и сделал. Может это и сберегло его от напастей, да чужой пули. Кто знает? Вот такой был козёл Яшка! Наш Белоомутский оберег!

Самокрутка давно потухла. Дед, кряхтя встаёт и не спеша заходит в дом. Ребята посидев немного, тоже расходятся по домам.

Именно Зойка заставила всех признать то, что Сашка принадлежит только ей! Другим девчатам от него «ничего не светит», как бы они этого не хотели, а уж если особо захотят, – то будут иметь дело с Зойкой. Она им покажет – «кто в доме хозяин»!

После выпускного, Зойка не стала долго ждать пока её Сашеньку кто-то приберёт к рукам, она со свойственному ей «боевому напору», первая обучила его премудростям любви. Сашка особо не сопротивлялся всему этому. Хоть Зойка и не была красавицей, но девчонка во всех видах подходящая, и фигурка у неё была что надо, как говорили парни – «есть за что подержатся». Поначалу Сашка смущался, краснел, не знал куда деть свои руки, губы, но Зойка наглядно объяснила ему, что и как делать.

Сашка оказался очень способным учеником. Чтобы девчонки не подумали про него, что он лапать и олух, он с рвением изучал все любовные науки. Читал на сеновале книги, которые Зойка приносила ему. Книги были мудрёные, отец Зойки был врачом гинекологом и у него весь шкаф был забит подобной литературой.

Под чутким руководством Зойки, он быстро освоил науку любви. Но девок, никогда не обижал и на «пяточке», где по вечерам собиралась молодёжь, никогда не хвалился своими победами, как делали его друзья, накурившись до одури и обалдев от выпитого самогона.

Ему было противно смотреть на своего дружка Кольку, который напившись самогонки, потом еле-еле плелся домой. Да и девчонки за два года ему порядком надоели. Особенно общежительские, которые сами висли на нем, и при первом же знакомстве хотели всё получить сполна. Даже этих – «девок с курятника», Санька не мог обидеть, не мог ударить девчонку, если она ему надоела, не мог оскорбить непристойным словом. Да и сам Санька не часто посещал «курятник», не охотник он был до этого. Если только самая бойкая деваха, чуть ли не силком, затащит его порезвится, а чтобы сам, так его к этому даже не тянуло, да и времени на это не оставалось.

А в последнее время Сашка совсем закрутился – смерть деда Сереги, поступление в мореходку и та, о которой всегда мечтал, которую видел каждую ночь все эти годы. Она была не местная, и даже не москвичка, которых всегда хватало летом, она была как инопланетянка, ни на кого не похожая. Смуглая, с большими, темными, широко распахнутыми глазами, с длинными черными косами, что были в диковинку.

Все поселковые девчата были стриженные, крашенные, с выщипанными бровями, ярко накрашенными губами, а она… Да что говорить! Сашка просто обалдел, когда ее увидел на танцах.

Она стояла, с хорошо ему знакомой, соседкой Галкой. Галку он знал хорошо, она была москвичка и каждое лето приезжала к бабке Алёне, которой Сашка часто помогал колоть дрова, таскать воду и чинить часто протекавшую крышу. Галку он знал с первого класса. Летом они бегали загорать на Оку, ходили в лес, совершали опустошительные набеги в колхозный сад за яблоками. В общем, Галка была своим парнем, но о незнакомке Сашка ни разу от нее не слышал.

Он стоял около колонны и не мог сдвинуться, куда пропала вся его решимость, а ведь чертовски захотелось познакомиться! Выручила, как всегда, Галка, она первая увидела его, потянула в общий круг. Все вокруг выламывались под модную песенку, а он стоял ничего не слышал и смотрел в бездонные, черные глаза незнакомки.