Повелитель песков

(Карьер или каменоломня по добыче полезных ископаемых) и трех работников по найму, – сказал человек в халате, сидевший на большом кресле, – но ты привез двадцать одного раба и двух работников, и один из них какой-то дохлый, я за него платить не буду, он много кричит, непонятно что.

– Аман, я обещал, я сделал, а то, что один из работников не поехал к тебе, – это твоя проблема, у тебя плохая репутация. Я рабов привез, они сильные и на них заклятье смирения наложено, так что договор я выполнил, заплати мне, как мы договаривались. Ах да, за этого тощего и горластого не надо платить, я его не покупал, я его поймал в пустыне, он сам шел к тебе, я просто подвез, – засмеялся второй. – Бери, это подарок: он слабый и не выживет, так что пусть поработает, сколько сможет.

Окум посмотрел на Амана.

– Хорошо, пусть остается, я надену на него кольцо раба. Сколько протянет, столько протянет. А нет – отдай его пустыне, или пусть будет на побегушках.

– Да, я найду ему работу, лишней пара рук мне не будет.

На этом и порешили

Вечером, когда стемнело, меня вытащили из клетки и за шкирку отвели в большой шатер. Сперва мне что-то говорили, потом показали какие-то кристаллы и в конце всем известным жестом объяснили, что отрежут голову. После этой пантомимы меня посадили на низкий какой-то стул, застегнули на моей шее круглый обруч. И тут я понял, что попал не как попаданец в сказку, а как настоящий попаданище, и что моя сказка суровая, и что я только что стал рабом. В этот момент у меня как все опустилось, и я потерял все: и дух, и силы, хотелось кричать и плакать. Потом меня взяли под руки и вытащили на улицу.

Со мной остался один охранник или надзиратель, в руках у него была дубинка, оббитая кожей. Он показал куда идти, и мы пошли. И с каждым шагом я четче понимал, что выхода нет, но вдруг я резко развернулся, со всей силы дал охраннику в морду и побежал что было силы в пустыню. Или сейчас, или никогда! Я обернулся посмотреть, преследуют меня или нет, и увидел, что охранник спокойно стоит и смотрит в мою сторону. Я прибавил скорости, лучше умру в пустыне свободным, чем буду жить рабом, но в этот миг тело скрутило и, когда я уже думал, что вырвался, резкой болью, по всему телу, и опять наступила темнота.

В этот раз я очнулся в большой пещере, передо мной стояли миска и кувшин. Я встал, поел и вышел на свет. Был уже день. Ко мне подошел охранник и сказал: «дум-дум». И засмеялся. Но я понял, что «дум-дум» – это по-нашему «дурак». Я понял, что это хомут на шее, некуда я уже отсюда не денусь. Он указал мне на какой-то мешок, я взял его в руки, и мы пошли. Скоро я понял, что нахожусь на каменоломне.

Охранник крикнул, к нему подбежал один из работников, они о чем-то поговорили, и мелкий, похожий на крысу с кривой спиной и лысым хвостом, поманил меня пальцем. Промелькнула мысль: «Только бы меня тут не съели». Он шел, что-то объяснял, много жестикулировал, но я ничего не понимал. Скоро я увидел кучу камней, мне указали на мешок, ткнули пальцем, куда надо таскать. Я стал нагребать камни в мешок.

У меня тряслись руки, не было ни сил, ни желания работать, я не понимал, за что мне так «повезло». Я встал на колени и заплакал, но продолжал собирать камни. Когда я всё-таки понес неполный мешок в ту сторону, куда мне сказали, подбежал горбун, стал меня бить и орать, что я дум-дум. Потом он приволок меня к камням и заставил набрать больше половины мешка и нести его. Одно скажу, таскать тяжелые мешки с камнями за спиной то еще удовольствие. Вот так началась моя карьера и новая незавидная жизнь, которая не могла мне присниться даже в самом страшном сне.

Каждый день мы вставали на рассвете до восхода солнца. У нас был даже завтрак: зеленая субстанция и кувшин воды, после чего шли в карьер, который местные называли каму. Работали без обеда и выходных. Где профсоюзы и трудовые инспекции, когда они так нужны? Работали до заката, одно радовало: в пустыне темнеет рано и быстро. Потом ужин с любимой субстанцией, и все шли в пещеру. Пещера не закрывалась и даже не охранялась, на всех были обручи, но не у всех на шеях, у кого-то на лапах, хвостах, и все равно многие были смирными: никаких драк из-за еды, все тихо и спокойно, никто не смотрел на меня как на бифштекс, и ни у кого не текла слюна из пасти.

Вечером все собирались в пещере у горячих камней красного цвета, как у костров, жарили мясо или личинки (откуда они брали мясо, я так и не понял), а личинки собирали с кустов, и они были не маленькие, а такие большие, жирные. Народ сидел, общался, и потом все расходились спать.

Народ тут был необычный, людей немного, в основном человекоподобные. Ящерицы, ходящие на двух лапах, с хвостом, с желтыми глазами и вечно выскакиваемым из пасти языком, они легче всего переносили жару. Орки не такие, как в наших книгах, да, были зеленоватого оттенка, с бритыми головами, но клыки изо рта не торчали. Они вечно играли в кости. Свиньи-переростки, ходившие на задних ногах. Два больших быка с поломанными рогами и с мощными руками. Из кошачьего семейства были львы и пантеры, их вид был самым многочисленным, и когда они собирались своей компанией, к ним никто не подходил, одним словом, еще тот зоопарк. Встречались и такие, которых я не мог опознать или сравнить с нашими животными. Змееподобные, которые могли раздувать шеи как кобры, но они держались отдельно. О, был один крокодил, сам по себе, он всегда спал, когда выдавалась свободная минутка. Пара медведе подобных, огромных, покрытых шерстью, обладали силой невероятной и были в уважении у всех, даже у надсмотрщиков. Все существа были мужского пола.

Всего нас было шестьдесят, может, чуть больше. Но я ни с кем не общался, сидел отдельно, и никто не обращал на меня внимания, пытались пару раз пообщаться, но я разводил руками, и они понимали, что я их не понимаю. Все звали меня дум-думом, я был местным дурачком, но пока меня такое положение устраивало. Я сидел и слушал, запоминал, что они говорят, учился, повторял каждое слово и понимал, что, если выучу их язык – это будет первым шагом к выживанию, а может, и к спасению.

Я был не просто носильщиком камня, а незаменимой затычкой, потому что делал всю работу в лагере. В каму меня не посылают изо моей худобы и малосилен так были очень тяжелые условия, но и сверху мне хватало работы. Я не только таскал камни, но и помогал надсмотрщикам убираться в пещере, копал выгребные ямы, что-то переносил с места на место, и это было любимым развлечением охранников. Звероподобная банда состояла из тех еще грязнуль: недоеденная пища, шкуры и шерсть после линьки, одним словом, беспорядок, и я сперва делал все «на отвали», но потом понял, что лучше не спеша и качественно убираться в пещере, в которой не жарко, как будто тут работает кондиционер, чем впахивать на жаре.

Иногда меня отправляли работать на кухню к местному повару – сухому старику, больше похожему на ходячий скелет. Поначалу он пытался со мной общаться, но, поняв, что я не знаю языка, начал меня учить: брал миску или кувшин и проговаривал название, а я за ним повторял. Я узнал, чем нас кормили, это типа вареного зеленого гороха.

Мне приходилось носить воду в котел из пещеры неподалеку и мыть этот котел, начищая его песком. Иногда мне доставалась лишняя миска этой каши. С водой тут не было проблем, воду разрешали пить без ограничения, всё-таки пустыня и жара, но вот, что я узнал: вода из этой пещеры была холодная и не горькая, не как та, которая стояла в большом кувшине у нас.

А еще старик научил меня собирать личинки с кустов и жарить их на камне или на веточке, и они были такие вкусные, хрустящие, как чипсы. От лагеря можно было отходить не больше, чем на километр, иначе боль, потеря сознания и подзатыльники от охранника. Но мне хватало и этого, я набирал много личинок, откуда они появлялись каждое утро на местных этих кустах, которые были похоже больше на сухих ветках с маленькими листиками, не знаю.

Один раз, когда мы сидели после ужина со стариком и жарили личинки, к нам подошел старший надзиратель. Они начали что-то обсуждать, как я понял, касающееся меня. Потому что старший неоднократно показывал на меня дубинкой и называл мое новое имя Дум-дум. Я заметил, что старик общается с охранником, не боясь его, а тот со стариком – с уважением. Так они разговаривали минут двадцать, и старший, посмотрев на меня и на старика, с чем-то согласился и пошел в лагерь, а старик с улыбкой, трогая свою длинную белую бороду, довольно улыбался. И потом он сказал: «Всё будет хорошо, Дум-дум», а меня удивило, что я его понял.

Шло время, большую часть я проводил на кухне или убирался в пещерах, в каменоломню меня посылали редко. Я изменился: волосы отросли, я стал собирать их в хвост, одежда износилась, ее пришлось выкинуть, так что я ходил в набедренной повязке, хитро завязанной, чтобы не задувало и ничего не болталось, этому меня научил старик. Мое тело высохло, я вытянулся, от физического труда появились мышцы. Кожа стала темней от вечного загара я очень изменился за это время внешне.

Я понемногу освоил язык и кое-как мог общаться. Зверо-людов ко мне относились лояльно, не обижали, но и не сказать, что за своего приняли, а с людьми я ладил, иногда приносил личинки, нашел общий язык с охранниками и был у них на побегушках. Одним словом, жить можно, но я перестал пить горькую воду, как мне посоветовал старик. Он много чего знал, часто ходил в пустыню, у него не было кольца на шее, и он всегда возвращался, приносил растения и корешки, сушил их и хранил в мешочках. Вечерами мы сидели у камня и разговаривали, а в один вечер на закате, хотя тут это называли «когда пустыня горит», а она, правда, как будто горит, жар от пустыни поднимается наверх, красный закат, издали кажется, что она горит. И я спросил старика:

А как твое имя? А то столько времени общаемся и дружим, а я все «старик»!

Он улыбнулся и ответил:

– Мое настоящие имя нельзя называть, мне когда-то это запретили, очень давно, так что зови меня Лоо.

– Хорошо, Лоо.

Мы сидели и молчали, я ушел в свои мысли, воспоминая, но тут он спросил:

– Дум-дум, а как твое имя? А то все-таки Дум-дум – это не имя, это кличка, у тебя же есть имя, которое дали тебе родители.

– Конечно есть, меня звать Матвей.

Тут старик подпрыгнул, как будто его ударило током, уставился на меня и переспросил дрожащим голосом:

– Как тебя звать?

– Матвей, мама дала такое имя. А что не так?

Старик начал осматриваться по сторонам, как будто искал что-то. Я никогда не видел, чтобы он был таким взволнованным. Он бегал по кругу, бормоча себе под нос, потом остановился, подошел ко мне и на ухо сказал:

– Никому никогда не говори свое имя, забудь его, или проживешь меньше дуновения ветра, и жизнь твоя не будет стоить и песчинки.

Потом он так же быстро отошел от меня и сказал, чтобы я шел в пещеру, а ему надо подумать. Я пошел, лег на травяной матрас и долго не мог уснуть, думая, что сейчас произошло.

Глава 3.

Наутро старик был как будто ни в чем не, бывало, единственное какой-то был задумчивым. Мне приходилось все делать самому, без его подсказок. Потом пришел он, послал меня за старшим охранником и попросил его найти, когда нашел и пришел, сказал, где он. Старик ушел, его не было достаточно долго. Когда он пришел, он сказал, что уходит в пустыню, его не будет пару дней, и все надсмотрщики в курсе. А вечером, когда все поели, он попросил позвать ему Маласима, большого, очень большого раба, под три метра ростом, загорелого, покрытого пылью из карьера и татуировками по всему телу в виде рун и змей, с ирокезом на голове. Он большой очень сильный, он работал огромной большой каменной кувалдой, дробил большие камни.

Когда его привезли, я подслушал, что никто не знает, кто он и откуда, якобы всю жизнь был рабом, а отправили его сюда за то, что он убил своего последнего хозяина, просто раздавил ему голову. На невольничьем рынке его побоялись покупать, вот он и попал сюда. Я тоже его побаивался, он настолько большой и сильный, что от меня не останется и пятнышка, если он ударит, хотя он молчалив и спокоен, и да, кольцо у него не на шее, а на руке, не нашли для его шеи подходящего. О чем они со стариком общались, не знаю, когда Маласим пришел в пещеру, я лег спать, потому что было очень поздно.

Наутро эта гора мышц подошла ко мне и сказала: «Дум-дум, я тебя запомнил». Все вокруг засмеялись, посыпались шутки, я же задрожал от страха и боялся пошевелиться, на столько было жутко и страшно.

На кухне старика не было, и я остался за старшего, хотя завтрак был готов. Лепешки из непонятной муки я напек быстро: насыпал муку в котел, добавил воды, размешал палкой и потом большой ложкой накладывал смесь на горячий камень. Она запекалась, и получались небольшие пресные лепешки, безвкусные, но хорошее дополнение к каше, и ими ели кашу вместо ложек.

Тут земля затряслась – прибыло пополнение, приехала тюрьма на колёсах, и все надзиратели пошли ее встречать. Мне тоже стало интересно, кого еще привезли. Рабы выпрыгивали из клетки и строились. Охранники всех разогнали по местам, и тут я увидел, как из большого сундука достали мешок, из него вытрясли тело зеленого существа и утащили его в шатер.

Вечером, после того как я всех накормил, мне велели отнести пайку в клетку. Я взял порцию и пошел в клетку, там сидел тот зеленый, небольшого роста гоблин. Когда я открыл клетку, увидел, что он весь избит, на нем не было живого места. Поставив его ужин и кувшин с водой, я хотел уйти, но он спросил, есть ли чистая вода и кусок тряпки, чтобы протереть раны. Я сказал, что есть, могу принести. Когда я выполнил его просьбу, он сказал, что отблагодарит меня, и я его никогда не забуду.

Утром, когда все были накормлены, я стоял на коленях в шатре у начальника и получал дубинкой по хребту и, может быть, получил бы больше и был бы отправлен в каму, но меня спасло отсутствие повара и необходимость кормить ораву народа. Когда меня выкинули и, попинав ногами, отпустили для прибавления ума, я пошел ближе к кухне. Позже явился охранник и запретил мне давать зеленому что-либо кроме еды и воды. Он рассказал, что эта тварь ночью намочила тряпку, завязала между прутьев клетки, разогнула их и сбежала. Но его поймали. Когда охранник ушел, я, еле шевелясь после побоев моими побитыми ребрами и синяками, понял, что действительно не забуду эту зеленую тварь.

Вечером, когда я понес ему пайку, у клетки стоял охранник. Я поставил еду и взглянул на гоблина: они его избили сильнее, чем меня. Когда я хотел уйти, он сказал: «Прости, парнишка, что так вышло, я не хотел». Но я молча удалился в пещеру.

Утром объявился старик, ничего не рассказывая, и мы занимались своими делами. Потом я поделился новостями, что тут случилось, и про маленького зеленого гада, за которого меня побили. Старик сам понес ему пайку и, когда вернулся, был доволен, сказал, что, если все облака тут сойдутся, начнется нехилая заваруха, а сам улыбнулся, точно что-то задумал.

Позже меня отправили на уборку пещеры, и я провозился там больше половины дня, а потом – в каму, да, в сам каму, в котором я не был ни разу за все время. Я долго спускался по лестницам и переходам, даже взмок, пока добрался до шатра, где сидели надзиратели. Когда я вошёл в шатёр, и меня увидел Аллу (начальник нижних охранников), он заулыбался и приветливо предложил мне попить.

– Дум-дум, ты уже почти две луны (Луна – один год) тут и ни разу не посетил наш прекрасный шатер, расскажи нам, как ты смог избежать работы в каму? Ты должен был тут не только работать, но и сдохнуть, а ты жив, и, я смотрю, крепчаешь, становишься настоящим мужчиной. Расскажи, какие пески тебя хранят, и что за боги дают такую удачу?

Я просто улыбнулся, а он продолжал смеяться и говорить:

– Дум-дум, хочешь узнать, что мы тут добываем, и для чего столько рабов тут работает? – Подойдя к небольшому сундуку, он открыл его. Там лежали кристаллы: белые, голубые, с горошину, с большое яблоко, почти полный сундук, и, когда я присмотрелся, как они сверкают на солнце, Аллу резко закрыл крышку и сказал: – Это рупы (местная валюта – минералы), на них ты можешь купить себе свободу, а на то количество, что лежит здесь, можно купить большой замок, войска и жить, не зная нужды всю жизнь.

И, посмотрев на меня, он спросил: