
Обратный билет
Два металлических щелчка с едва слышными глухими хлопками, похожими на хруст сухих веток, навсегда пригвоздили спящих боевиков к земле. Или не спящих. Какая разница? Это в увлекательных приключенческих боевиках супервоины нападают на врага, одним движением руки снимают часовых и как пушинки, без единого звука разбрасывают их невесомые тела, которые уже замертво падают на землю. В жизни все это выглядит намного прагматичнее. Зачем рисковать, бравируя красивым «тесаком»? К тому же не так-то просто «уложить» человека, всадив ему в шею нож. Он может вскрикнуть, извернуться, всадить в тебя же твой нож. Да мало ли что может произойти? Поэтому именно таким простым практичным и сравнительно безопасным способом разведчики в одну секунду расправились с НП боевиков, которые не издали ни единого звука.
Я «принял» слезшего с дерева наблюдателя. У него вместо оружия на шее болтался армейский пехотный бинокль Б-8. Его автомат и экипировка лежали возле «лежки» неудачливых компаньонов. Это был еще довольно-таки очень молодой парень, не более двадцати лет, с жидкой бороденкой и безумными глазами, которые уставились на нас с мольбой о пощаде. Словно в нервном ознобе его колотила предательская дрожь. Убитыми оказались боевики постарше, лет 27-30. Пользуясь своим положением, они загнали «молодого» на дерево, наблюдать за дорогой, а сами вероятно решили отдохнуть, чем и получили бессрочную путевку в райские кущи на вечный отдых.
Молодой что-то забормотал, путая чеченские и русские слова. Понять его было не мудрено – он молил о пощаде и о том, что его вынудили, он не по своей воле здесь.
– Успокойся, дурень – сказал я – садись на землю и не шевелись.
– Да, да, да! – энергично закивал пленный головой – Я все скажу! Все!
– Не ори!
Я показал глазами Набату на труппы боевиков. Разведчики, произведя небольшой обыск, молча утащили их в чащу, чтобы они не смущали пленного.
– Откуда ты, джигит? – спросил я.
– С Новолака*.
– А здесь что делаешь? К дяде в гости приехал?
Пленный опустил голову.
– Сколько уже в банде находишься?
– С мая месяца… С конца мая месяца…
– Понятно. Рекрут. Школу-то хоть успел закончить?
– Да…
– Что дома-то не сиделось? Родители хоть знают?
– Не… – замотал парень головой.
Было видно, что он сейчас расплачется.
– Ладно, о родителях мы потом поговорим. А сейчас внимательно слушай и отвечай. Только честно. Хорошо?
– Хорошо. Да, да…
– Итак, какая ваша задача?
– Наблюдать за дорогой.
– Дорога на Саясан тоже под наблюдением?
– Да.
– Сколько там человек?
– Человека три, не больше.
– Какое вооружение?
– Автоматы.
Я достал карту.
– Покажи, где находится пост?
– Я в картах не разбираюсь. Да и не знаю точно, где они находятся. Знаю только, что пост за серпантином, в лесу.
– Не юли. Смотри, мы находимся здесь, – показал я на карте – вот село, вот серпантин.
– Не знаю я, не разбираюсь…
– Сюда смотри! Вот дорога на Саясан. Видишь? Где вы с ними расстались?
Парень подумал немного и ткнул грязным ногтем:
– Вот здесь.
– А ваша база где-то здесь, да?
Парень внимательно посмотрел на карту.
– Да. Только там не база. Ну, мы там только собираемся или просто отдыхаем. Там блиндаж, схрон. Еда.
– Понятно. Площадка подскока, типа сарая банды Мишки Квакина для набегов на близлежащие фруктовые сады.
– Что? – поднял на меня ничего не понимающие глаза парень.
– Ничего. Там вы группируетесь перед проведением акций в этом районе?
Парень молча кивнул головой.
– Понятно. Сколько человек осталось в лагере?
– Ну, нас было человек пятнадцать… Шестнадцать… Теперь…
– Человек десять. Ясно. Халид там?
Пленный с ужасом посмотрел на меня.
– Ну, ну! – подбодрил я его, по-дружески похлопав по плечу.
– Да. Он там.
– Что он собирается делать? Какие его планы?
– Я не знаю, мне ничего не говорят. Кто я? Я – никто…
Я повернулся к Набату и тихо сказал:
– Передай по 148-ой: «На юго-восточной окраине села, за серпантином, НП боевиков. «Этот» – скажи – сняли. Есть пленный. База боевиков предположительно находится на южном склоне высоты «791» с координатами…» Запиши… Радист пусть сразу передает по «историку» и по коротковолновой. Всё.
Я снова присел возле парня.
– Иностранцы в банде есть?
– Какие еще иностранцы?
– Блин… Цветом лица они от нас отличаются, тупица! Негры, арабы…
– А, нет, нет. Все местные, из Ножай-Юртовского и Веденского района.
– Угу. Один ты наемник, да?
– Что?
– Ничего. Какая ваша дальнейшая задача?
– Не знаю… Сидеть здесь, наблюдать.
– Вас сменят? Смена должна сюда придти?
– Не знаю.
– Понятно… А теперь, если хочешь жить, слушай меня внимательно – приблизившись к пленному, заговорил я – Ты сейчас берешь радиостанцию и будешь себя вести так, как буд-то ничего не произошло: отвечаешь, докладываешь и все такое. Ты меня понял?
Парень с готовностью закивал головой.
– И не вздумай яйца крутить – я прекрасно знаю чеченский язык. Кхетамэ*? Со дика ву*?
– Диг ду…
– На, – бросил я пленному радиостанцию – Хо ладьегушь ву*!
Пятый по радио запретил мне «снимать» второй пост, который находился на серпантине и контролировал дорогу на Саясан. Мы сидели у нижней дороги и ждали подхода группы Пятого. И тут к нам спустился разведчик из нашего лагеря забазирования. Он отыскал меня и Набата глазами и торопливо доложил:
– Для вас радио! Центр по «историку» приказал немедленно покинуть этот район!
– Что???
Мы с Набатом недоуменно переглянулись.
– Да они что там, с ума все посходили? Коротковолновая радиостанция молчит?
– Молчит.
Я сплюнул и полез наверх. По закрытому каналу УКВ-связи «историк» с нами держал связь штаб группировки в Ханкале, по КВ-связи – Панаетов, его штаб. Если по «историку» нам отдают приказ, а КВ молчит, это значит, что кто-то в Ханкале принял мужественное решение, не согласовав свои действия с Панаетовым. Черт знает что! Группа «412» работает сейчас в интересах Панаетова, а не в интересах Ханкалы и Ханкала это прекрасно знает. Добравшись до радиста, я взял у него наушники.
– «Студент» на приеме…
– Для группы «412» – немедленно покиньте район! Ваш квадрат закрыт! Сейчас будет нанесен артиллерийский удар!
«Вот оно что! – мелькнула у меня горькая догадка – Они решили накрыть базу Халида. Но как некстати!»
– Вас не понял! Вас не понял! – ответил я – Нахожусь в квадрате… Выполняю задачу!
– 412-я, ваш квадрат закрыт! Немедленно покиньте район!
– Вас не понял! Выполняю задачу в квадрате… Вас не понял!
Одним словом, я «включил дурака». Меня зло брало, что кто-то там уже решил «накрыть» базу боевиков, не смотря на то, что операция «Беной» в самом разгаре. Да, скорее всего, там и не знали о сути операции. Решили, что разведчики нашли базу и теперь ее немедленно надо уничтожить, чтобы тут же отрапортовать в Москву: «Уничтожена база боевиков!». Но мы же не рядовая поисковая разведгруппа – у нас особое задание! Я знал, что пока мы не доложим, что покинули этот квадрат, они не имеют право на открытие огня. Я связался с Панаетовым по коротковолновому передатчику и еще раз передал ему наши координаты. В завершение радиосвязи я попросил Панаетова быть в готовности к открытию артогня по квадратам только к утру и по нашей наводке. Может, догадается связаться с Ханкалой и поставить их в известность, что мы тут делаем? Я же его предупреждал на аэродроме, что я боюсь не духов, а неожиданных решений Ханкалы. Как ни печально, но я оказался прав.
В горах смеркается быстро. Едва солнце погрузилось за горбатые вершины близлежащих отрогов восточной гряды Веденского ущелья, как полумрак обступил нас, на дно каменного распадка, где сидели мы, опустилась полупрозрачная полоска тумана. Стало сыро. А туман, словно ватное одеяло, скрадывал звуки приближающейся ночи. И только датчики движения, расставленные внизу распадка, известили нас о приближении нескольких мелких и крупных объектов. Я хоть и понял, что это скорее всего идет группа Пятого со своими машинами по нижней дороге – мы все внутренне напряглись. Уже сработал датчик системы «Трепанг» – внутренний периметр охраны, так сказать – последний рубеж нашей обороны, а мы еще ничего не видели и что хуже всего – ничего не слышали. Вскоре впереди на дороге показался человек, за ним – второй, третий. Эти черные привидения, словно по мановению волшебника, медленно и без единого звука проявлялись из серого туманного марева наступившей ночи.
Я три раза свистнул в манок и получил такой же ответ.
– Все в порядке, – сказал я Набату – Это головной дозор Пятого.
– Кого-кого? – переспросил Набат, но я уже покинул позицию и вышел на дорогу, к этим черным приведениям.
Находясь рядом с Пятым я даже самому себе казался ребенком. Чтобы с ним разговаривать, мне приходилось задирать голову, глядя на него снизу вверх, словно я пытался заглянуть на сторожевую вышку. Люди группы Пятого были молчаливы и уставшие. По их слегка замурзанному виду можно было догадаться, что они не один километр шли пешим порядком. Все были вооружены пистолетами-пулеметами с ПБС, двое – ВСС «Винторез»*. Подошли и машины с погашенными фарами – две «Нивы», забрызганные грязью и покрытые толстым слоем пыли. Группа молча заняла круговую оборону в ожидании нашего экспресс совета на дороге.
– Все нормально? – спросил Пятый.
– У меня один «трёхсотый» и один пленный.
– Как, раненный?!
– Боец ногу подвернул. Ходить не может.
– Тьфу, ты! Инфаркт с тобой заработаешь… В селе как?
– Пока тихо. Вчера ночью были «грозненские».
– Им что еще здесь нужно?
– Откуда я знаю? Здесь ихнего отряда нет, в селе пусто.
– Они в Ялхой-Мохк сейчас стоят. Человек двадцать.
– Эти, похоже, в Ножай-Юрт уехали. Сегодня еще не возвращались. Я на дороге пост выставил.
– На хутор не ходил?
– Что я, больной? Ахьядов, похоже, привез «посылку» для Халида – дома сегодня не ночевал, вернулся только к обеду. Халид со своими людьми находится примерно в трех с половиной километрах отсюда на юго-восток. Это район высоты с отметкой «791». Там, похоже, у него законсервированная база. Координаты для КОПа я уже передал, пусть раненько утром шандарахнут туда на всякий случай. У Халида сейчас человек десять, не более. Плюс пост на серпантине – трое. Полюбасу – сегодня будет движуха!
– Похоже на то.
– Как быть с серпантином? – имея ввиду пост боевиков, поинтересовался я.
– Там сейчас Бушмен работает. Рано еще этот пост снимать. Не факт, что пленного возьмут. И не факт, что этот пленный еще на нас работать будет.
– …И не факт, что Бушмен в темноте найдет этот пост – мрачно заметил я.
– Не каркай! Будем ждать. Надо действовать наверняка.
Забрав «раненного», мы медленно и осторожно подогнали машины на верхнюю дорогу. Там, оставив охранение у машин, уже пешком, направились к селу. Нас было все то же магическое число – тринадцать: восемь человек из группы Пятого и четверо разведчиков с Набатом. Я был тринадцатым. Сначала я не придал этому значения, но потом уже было поздно об этом говорить. Да и неудобно как-то лезть к Пятому со своими неуместными приметами. Взобравшись на гребень холма мы, крадучись, пробрались на южную окраину спавшего села. Затем, спустившись с южной стороны склона, прошли немного лесом, вдоль неприметной накатной дороги и достигли, наконец, широкой просторной, как футбольное поле, прогалины. Это был покос. Дальней своей стороной он уходил вверх по склону холма, упираясь в противоположную опушку леса. Невдалеке от нас, метрах в семидесяти, виднелись несколько деревянных построек. Это и был хутор Манзара Ахьядова. Отсюда серпантин и дорогу на Саясан не было видно, но с той стороны покоса, с холма, ее наверняка было видно. Позиция у нас была, мягко говоря, неудобная. При выдвижении на хутор, нас можно было легко «спалить» и без приборов ночного видения. Однако другого такого места, чтобы быстро подобраться к хутору и так же быстро его покинуть, не было. Оставалось ждать.
Мы залегли, изготовившись к броску.
Бушмен и его люди должны были «снять» верхний пост, у серпантина и занять позиции с той стороны покоса, отрезая, таким образом, путь к отступлению боевикам, выдвинувшимся на хутор, и одновременно перекрывая дорогу идущим к ним на выручку, если таковые конечно будут. Мы же с Пятым, заняв позиции на самом хуторе, должны были спокойно ждать, когда боевики с Халидом сами зайдут на хутор и попадут нашу западню. Однако все дело осложняло то обстоятельство, что скорее всего Халид не выдвинется на хутор до тех пор, пока не получит подтверждение от своих наблюдателей. Ладно, «наш пост» на верхней дороге даст «добро». Но до тех пор, пока «жив» второй пост, Бушмен не мог занять свои позиции, чтобы прикрыть нас. С другой стороны – он не мог «мочить» этот чертов пост до тех пор, пока не появится Халид. К тому ж и мы с группой Пятого не могли занять хутор потому что нас мог засечь все тот же пост на серпантине. Он был у нас, как кость в горле. Сложилась какая-то патовая ситуация, грозившая срывом операции.
Но наш враг стал нашим союзником – туман. Он, словно вездесущий питон, стал медленно спускаться вниз, стелясь длинными языками, в распадок, где сидели мы, заполняя все пространство своей вязкой и осязаемой казалось даже на ощупь субстанцией.
Уже перевалило за полночь, а мы все ждали. Я посмотрел на часы, затем на Пятого. Он кивнул мне головой. Мы встали на четвереньки и осторожно «вышли» на опушку. Затем легли. Странно – туман не касался земли. Молочно-белая кисея зависла в полуметре над покосом и мы прекрасно видели хутор – наш ориентир. Мы поползли. Разведчики с Набатом остались на опушке.
«Девять. Все-таки нас девять, а не тринадцать!..» – с облегчением подумал я, энергично работая руками и ногами, передвигаясь, таким образом, в числе остальных по-пластунски.
Когда до построек оставалось метров десять, тишину вдруг нарушил приближающийся гул работающего двигателя. Звук шел не со стороны серпантина, а со стороны лесной дороги – со стороны села. Вскоре на покосе показался темный силуэт машины. Она двигалась с включенными «габаритами» на низких оборотах. Это была «Нива» Ахьядова. Мы застыли, вжимаясь в невысокую траву. Машина, в буквальном смысле слова едва не проехав по нашим головам, подъехала к постройкам и остановилась. Воитель заглушил двигатель. Затем он выключил «габариты» и несколько раз помигал фарами. Ахьядов – или кто там был за рулем? – из машины не выходил. Не двигались и мы, ожидая, что будет дальше.
И тут с той стороны опушки в ответ помигали фонариком! Мы с Пятым недоуменно переглянулись.
– Бушмен? – одними губами спросил я.
Пятый с досадой отрицательно качнул головой. Халид был уже здесь!
На противоположной стороне покоса от опушки леса отделилась группа людей, человек шесть-восемь, двигаясь по направлению к хутору. А из машины все еще никто не выходил. Нам стало ясно, что действовать придется в одиночку, без поддержки группы Бушмена. Несколько человек Пятого, включая и двух снайперов с «Винторезами», осторожно пробрались к постройкам и, обойдя их, заняли позиции с той стороны хутора, взяв на мушки приближавшихся к нам боевиков. Мы начали медленно подбираться к машине со стороны залепленной грязью кормы. Чья-то сильная рука осторожно, но властно придержала меня за плече. Это был Пятый. Он не смотрел на меня. Он смотрел на машину. Это был уже не Пятый – это был зверь, хищник, который увидел свою добычу и доли секунды разделяли его от мощного и решительного броска. Его глаза горели.
Водительская дверца со скрипом распахнулась и из машины вышел высокий человек, который в ту же секунду был сбит с ног мощной фигурой Пятого. И тут произошло непонятное. Машина вдруг ухнула так, как буд-то это была гаубица Д-30. Мне даже показалось, что я оглох. В следующую секунду открылась пассажирская дверца и оттуда вывалилась чья-то тень. Я понял – в машине был пассажир и он стрелял в Пятого. Я не был в состоянии оцепенения. Просто мне показалось, что эти доли секунды длились необычайно долго. Как в кино. Во время этого замедленного кадра я мог думать, принимать решения, разговаривать сам с собой и удивляться этому своему состоянию. Как во сне, я видел, что человек, стрелявший в Пятого, вскочил на ноги, сжимая в руках автомат Калашникова и хотел было бежать в сторону боевиков. Его движения казались настолько медленными и предсказуемыми, что мне не составило большого труда и особой сноровки поднять длинный «глушитель» моего «ПП» и всадить в спину убегающего фиксированную очередь в три патрона, словно в ростовую мишень в тире.
В это время события разворачивались с молниеносной быстротой. Едва со стороны «Нивы» раздались выстрелы, дружно застрекотали, словно пеликаны, стволы группы Пятого, находившейся с той стороны хутора. Можно было подумать, что это целый хор ночных сверчков сыграл мощное вступление в этой непостижимой симфонии. Метров с тридцати они за считанные секунды уложили всех боевиков, подходивших к постройкам. Стрекотание смолкло. Боевики не сделали ни единого выстрела. Они даже не поняли, что произошло. Я бросился к Пятому. Возле него уже сидел его боец.
«О, черт! Вот тебе и магическое число «тринадцать!» – сокрушался я – Да что же это такое?!». Пятый лежал на спине и ошарашено смотрел на нас, хлопая глазами. На нем не было ни царапины.
– Хренасе, припарка после бани! – неожиданно тонким голосом сдавленно пропищал он.
Мне вдруг стало смешно. И я неудержимо засмеялся – громко и непринужденно. Это, наверное, сказывалось нервное напряжение, копившееся все эти долгие часы. И эта энергия нашла выход – взорвалась одним мощным толчком, словно гейзер, в виде неуместного в данной ситуации смеха. Это была своего рода разрядка. Я смеялся и не мог остановиться. Парни Пятого, включая и его самого, с пытливым подозрением смотрели на меня.
– Тронулся, что ли?! – серьезно спросил меня Пятый.
– Да пошел ты! – утирая выступившие слезы, отмахнулся я.
Теперь дружно засмеялись парни Пятого.
– Хватит ржать! – прикрикнул Пятый, вставая с земли.
Он поднял под руки Ахьядова, встряхнул его, словно пыльное покрывало и усадил спиной к переднему колесу машины. Старик все еще был в нокдауне. Он мотал головой, смотрел на нас мутными глазами и невнятно бормотал что-то себе под нос. Затем, придя в себя, вдруг громко прокричал:
– Всем назад! Я – сотрудник КГБ!
– А я – мать-Тереза! – представился ему Пятый.
Теперь уже смеялся и он, заразившись этой непонятной бациллой смеха. Смеялась вся группа – здоровые тренированные парни в тактических шлемах и боевых доспехах, в экипировке, с оружием. Странно, наверное, было наблюдать подобную картину, тем более что менее минуты назад эти люди подвергались смертельной опасности и случайный кашель, чих, неосторожное движение или хруст сломанной сухой ветки могли оборвать их жизни, словно истлевший шпагат – настолько зыбкое было наше положение.
Ахьядов с ужасом смотрел на нас снизу и хлопал своими глазами, ничего не понимая. Придя в себя, я прекратил смеяться и стал внимательно рассматривать Ахьядова. Зная его заочно, я впервые видел его воочию, поэтому я с неподдельным интересом уставился на этого фигуранта. Это был уже довольно-таки пожилой мужчина с седой, почти белой, аккуратно подстриженной бородкой. На голове его была одета темная тюбетейка, поверх светлой цветастой рубахи-дишдаши был одет охотничий дождевик цвета хаки. Он был похож на профессора и даже в этой ситуации не потерял свой респектабельный вышколенный вид, внушавший приязнь и доверие. Но я-то прекрасно знал, кто передо мной. В его личном досье так и было сказано: принимал активное участие в пособничестве НВФ, добывал сведения о передвижении подразделений, причастен к нападениям на колонны ФС и убийствам сотрудников правоохранительных органов, так же имеет отношение к трафику наркотиков, нефти и работорговле. Награжден орденом Ичкерии «Герой Нации». Также запечатлен на пленке, где была заснята казнь российских военнопленных. О, как! Вот вам и цветочек – Божий одуванчик. А по виду и не скажешь.
Пятый бесцеремонно обыскал Ахьядова, забрал у него «Токарев»* и запасной снаряженный магазин к нему.
– Это не мое! – кивнув на пистолет, пояснил Ахьядов.
– Ну конечно!
Паспорт и какие-то удостоверения Пятый, бегло проверив, вернул обратно Ахьядову. Затем мы осмотрели убитого мной человека, спутника Ахьядова. Это был боевик, с небольшой грязной бородкой, в разгрузке и с зеленой ленточкой на курчавой голове. Одна из моих пуль, попав ему в затылок, вышла через глаз. Пятый посмотрел на меня и язвительно пробурчал:
– А теперь самое время сказать, что ты ему целился в ноги! – он повернулся и спросил у Ахьядова, кивнув на труп – Что это за чудовище?
– Впервые его вижу, командир! – бодро доложил старик – Остановил машину, приказал ехать. Кто такой? Что такой? Не знаю, клянусь!
– Все ясно – махнул рукой Пятый.
Подошли бойцы из второй группы Пятого. Они бросили на землю бездыханное тело Халида.
– Принимайте балласт!
– Что там? – спросил у них Пятый, кивнув на поле брани.
– Порядок. Все «нулевые»…
Я знал Халида по фотографиям. Но это был не тот бравый полевой командир, а заросший грязный изможденный мужик. От него разило, как из не прибранного хлева. Я подобрал валявшийся в траве его зеленый берет с латунной кокардой в виде лежавшей волчицы и пришитым маленьким матерчатым околышем, сбоку, который изображал флаг Ичкерии. Немного подумав, я сунул этот трофей себе за пазуху.
Мы замотали его в какой-то старый ковер, который нашли в машине Ахьядова. Из шестов и веревок, которые взяли на хуторе, соорудили некое подобие носилок, увязав все это со свертком тела Халида.
– Что вы собираетесь с ним делать? – поинтересовался Ахьядов.
– Хоронить щас будем!
«Нива» под завязку была забита коробками с медикаментами, пакетами с едой, одеждой, цинками с боеприпасами и прочей светотенью. Бойцы Пятого сложили в машину изъятое у боевиков оружие, экипировку, заложили тротиловые шашки и подожгли огнепроводный шнур.
– Линяем отсюда! – скомандовал Пятый.
– А я?! – протягивая к нам руки, спросил Ахьядов.
– А ты – пошел вон! – с отвращением бросил Пятый.
Но Ахьядов бежал за нами, умоляя взять его с собой. Ему даже пришлось дать внушительного пинка под зад и для приличия пустить под ноги очередь из автомата. Старик прекрасно понимал, что таким образом мы его обрекали на верную смерть от рук боевиков. Халид и его псы из активного ядра банды были мертвы. А Ахьядов, к которому они шли на встречу – жив-здоров и даже не поцарапанный. Тут, как ни крути – это был его страшный конец. Его не пощадят. Не поверят. Не поймут. Но нам-то на это как раз было глубоко наплевать. Собаке – собачья смерть. Хотя, сравнение с этим преданным и полезным домашним животным здесь не уместно.
Раздавшийся далеко за нашими спинами взрыв застал нас на южной окраине села и лишь подстегнул нас.
– Быстрее! – торопил нас Пятый – Скоро начнется.
Однако, несмотря на все мои нехитрые старания в «радиоигре» с Ханкалой, незапланированный артналет все-таки состоялся. И, как ни странно, очень кстати – как потом выяснилось.
В то время, когда мы торопливо карабкались по склону холма вдоль южной окраины села, группа Бушмена, покончив с наблюдательным постом боевиков у серпантина, спускалась вниз, к покосу. Головной дозор через приборы ночного видения выявил там, на опушке, нескольких вооруженных людей, что-то живо обсуждавших. В это время со стороны хутора раздался взрыв – это взлетела в воздух «Нива» Ахьядова, где оказалось немало боеприпасов. Стало понятно, что на опушке находятся боевики. Они с ужасом наблюдали за происходившим на хуторе. Но что именно там произошло, рассмотреть было невозможно из-за тумана. Но то, что все пошло не по плану боевиков – им было понятно и они не знали, что делать дальше. Через несколько секунд Бушмен «снял» и это охранение. Затем, получив «добро» по внутренней связи от Пятого, его группа стала уходить к своим машинам, находившимся в километре, на дороге. Добравшись до машин, они рванули, только не в сторону Саясан, а в противоположную сторону – к Чари-Мохк. Там, не доезжая Ялхой-Мохк, они должны были свернуть на Эникали и у развилки на Ачерешки соединиться с Пятым. Но едва они проехали Малые Шуани, как свет фар выхватил вооруженных людей, стоявших на дороге. Они перегородили дорогу одной из своих машин. Это были чеченцы из «грозненского» отряда. Стоило только удивляться ихней оперативности – как они так быстро сюда добрались из Ялхой-Мохк? Это формирование из так называемого АТЦ* никому не подчинялось и выглядели они независимой бандой «индейцев». Их стоило опасаться больше, чем боевиков. К слову, это как раз и были вчерашние боевики, получившие амнистию.