Folie a deux

– Я был крупным в Америке финансистом. А Джон – правительственным чиновником – секретарем по внешнеэкономическим связям, служил, кажется, в Госдепартаменте. Как только я сбросил акции и получил крупную сумму, то сразу же оказался под колпаком ЦРУ. Между Россией и Америкой в тот момент шла холодная война – борьба идеологий. Я все понимал… видишь черный Форд…?

– Да…

– Это разведка. Агенты, которые и днём и ночью следовали за нами. Джон Кьюсок давно был под подозрением – оставалось лишь проколоться на какой-нибудь мелочи, и его бы арестовали, обвинив в государственной измене. Дальше трибунал, смертная казнь, бог знает, что ещё… Везло, на самом деле тем, кто обладал, политическим иммунитетом. У Джона такового не было.

– Вы истинный еврей… Втянуть человека в свой замысел, зная, что он пострадает – это же…

– Дело не в еврействе. Джон был моим другом. У него был выбор – он мог отказаться мне помогать и не мог одновременно. Я разбогател раньше, чем он стал правительственным чиновником. Его жена – молоденькая американка родила ему дочь. У малышки была сложная сердечная аномалия. Требовалась дорогостоящая операция. Я помог им. Рожденная и обреченная на гибель выжила, и тогда Джон пообещал мне – однажды, когда мне потребуется помощь – он приложит все усилия для этого. Он считал меня ангелом хранителем своего ребёнка. Мою мать звали Надежда. В честь моей матери он назвал свою дочь.

– Как же все перепутано в вашей биографии. Далекие российские корни, дальше – вы еврей и немец одновременно в военной Европе, бегущий сначала от фашизма, затем от противостояния двух стран-победителей…

– Победителей – да. Но Америка никогда не была освободителем. Это ключевой момент…

В это время парочка вошла в здание. Мы дошли до парадного подъезда посольства, и я достал сигарету, чтобы закурить…

– Что происходит внутри?

– Курите… Мы сейчас войдем внутрь, ведите себя предельно беспечно.

Я видел, как молодой Ганс вместе с Джоном сидят и пьют кофе в присутствии третьего лица. Мы присели за соседним столиком. А к противоположной стойке подошли двое в штатском. Они не привлекали к себе внимание, но Ганс сказал, что именно так выглядят агенты внешнеполитической разведки ЦРУ. Он попросил не смотреть в их сторону. Между тем за соседним столиком продолжался диалог. Его сути я не слышал. Ганс пояснил – решался вопрос о нашем отъезде в Советский союз в качестве туристов. Третье лицо – человек, который должен был в короткий срок оформить все документы. За щедрое вознаграждение, конечно…

– К чему такие сложности? Туристические визиты в эпоху Хрущева – были обычным делом. Под надзором разведки, но…

– В том то и дело. Туристом я должен был только въехать в Советский союз, и сразу же смешаться с толпой… получить в очередной раз фальшивый паспорт и новую судьбу. Этот человек – замыкающий в Америке. Там – в стране Советов – был точно такой же человек, готовый завершить операцию по моему переезду.

– Так просто?

– Так просто кажется. Что, по-вашему, холодная война?

– Вы шутите?

– Я поясню лишь один аспект. Когда рухнул Советский Союз, американцы стали куда более агрессивнее. Ведь больше не было сдерживающего фактора. Я имею ввиду внешнюю политику. Теперь от их имени страны союзники НАТО безнаказанно бомбили Ливию, Югославию. Вы знаете, о том, что в конце пятидесятых в Сирии был переворот, организованный подпольными методами.

– Вы хотите сказать, что США в открытую готовило террористов для смены режима?

– Ранее, в Иране уже вместе с британскими спецслужбами был свергнут избранный премьер-министр Мосаддык. Сегодня американцам сам бог велел использовать весь арсенал политических, экономических, военных методов против иранского руководства. И, кстати, не стоит сбрасывать со счетов экономический фактор. Я называю это экономическим терроризмом. США, ввергая в кредитные истории такие страны, как Иран, Ирак, Сирия – дальше просто начинает держать их под колпаком. Вуаля…

Ганс сделал глоток своего черного кофе…

– И, кстати, Латинская и Центральная Америка – да будет вам известно – государства этого региона США уже два века считает своими задворками. Года не было, чтобы эта территория не становилась оперативной картой открытых и секретных американских операций. Всего, по приблизительных подсчетам, в годы холодной войны зафиксировано порядка шестидесяти открытых вмешательств США. Они не продвигали демократию. Они всеми силами стремились её уничтожить.

– Зачем вы мне рассказываете про это?

– Вы либо глупец либо…

– Ганс, я просто не понимаю…

– Значит, глупец…

– Я рассказываю вам историю своей жизни. О том, как стремился найти уголок спокойного существования. Забыть о своей семейной трагедии. Найти новую семью, возможно, родить ребёнка. Я рассказываю вам все это, чтобы вы понимали – Америка не оказалась тем раем на земле, куда я так стремился в юности сначала из фашистского плена, затем из Лиссабона. К сожалению, Россия тоже не была сладким местом… В то время, как я стремился в Союз, из Союза стремились в Америку. Миграция через железный занавес. Текучка. Каждый сам для себя искал островок мирного счастья. Кто-то, возможно, находил. Не я.

Старик уставился в окно. А я попытался прогнать хмарь из своей головы. Перемещения во времени, жена, изменяющая Гансу со мной, странная метаморфоза в моей квартире – мне захотелось просто остаться сидеть в этом кресле вечно. Больше никуда не двигаться. Сам Ганс представлялся мне дьяволом во плоти. Чем было все то, что происходило со мной сейчас? Сном? Ведь наяву все вышесказанное – невозможно. Я знал, что поворачиваюсь рассудком. Все менялось в один момент. Настроение, эмоция, образность моего старика. Он был то зловещим Воландом, то целеустремленным американским финансистом, жалевшем вырваться на родину, то дряхлым стариком… А, кстати, где была его родина?

– А где ваша Родина, Ганс?

Он молчал. Долго молчал, прежде чем ответить….

– Я вынужден признать, что у меня нет Родины. Мне больно за это. Вы, кажется, увлечены Ремарком? Помните, целая плеяда образов потерянного поколения. Каждый из них – это, в сущности, я…

– Вы сейчас получите документы от этого человека? – я чуть заметно махнул на соседний столик…

– Если бы… Сразу после этого разговора произойдет то, что смешает напрочь все карты. Смотрите…

Прошло четверть часа, три человека встали из-за стола – один из них направился к лифту, два других – Ганс и Джон – к выходу из посольства. Допив свои напитки, здание покинула и разведка. Следом мы.

В какой-то момент двое в штатском остановили парочку и, предъявив документы, предложили Джону сесть в черный форд.

– Что происходит? – возмущался молодой Ганс?

– Сэр! Не вмешивайтесь. Отправляйтесь домой. Если понадобится, мы с вами свяжемся…

Машина уехала. Молодой Ганс в растерянности провожал взглядом Джона Кьюсака, которого уже никогда не увидит. В руке он сжимал крошечный ключик от ячейки в камере хранения аэропорта. Там, через двое суток, должны находиться его паспорт, виза и все сопроводительные документы.

– Что было дальше? – спросил я.

– А дальше… я размышлял минут десять – уехать из Америки без жены Джона и его ребенка я не мог. Их бы не оставили в покое. Я вернулся в посольство. Нашёл доверенное лицо. Очень быстро и путано объяснил ему, что требуется ещё два паспорта и две визы. Договоренности с Советским Союзом должны быть изменены. Прилетают трое. Как семейная пара с ребенком.

Она возненавидела меня за то, что я лишил её мужа и родины, и однажды сказала, что лучше умереть.

ГЛАВА 11

Карета скорой помощи пыталась прорваться к Проспекту Мира. Я на какое-то мгновение приходил в себя и снова проваливался в беспамятство. Но голоса слышал. Слышал, как водитель надеялся по прямой добраться до Склифа. Меня везут в Склиф. Что произошло? Где Ганс?

– Успокойтесь, вам нельзя, пожалуйста, помолчите, – врач неотложки повернула вентиль на капельнице – боль в затылке моментально отступила… Я слышал, как мы свернули в Банный переулок, затем на Большую Переяславскую. Москва привычно стояла. Стояли и мы, правда, не долго. Вырвавшись, наконец, Грохольский, мы выруливали на территорию НИИ Склифосовского…

– Ещё пострадавший от взрыва…, – услышал я голос медика. Меня перебросили на каталки. Замелькали белые огни. Закружили люди вокруг. Молоденький врач опускал и поднимал моё веко – проверяя рефлекс зрачка ярким фонариком…

– Мне нужен срочно нейрохирург, возможна субдуральная гематома. И сосудистого пригласите – здесь рваные раны бедра, большая кровопотеря. В третью травму его – КТ-головного мозга – все по ходу…

Что было по ходу я не знаю… Но когда я очнулся, прошло почти трое суток.

Я жадно втягивал носом больничный запах. Это была не реанимационная, простая палата, где я среди прочих пострадавших… от чего? Я не понимал… и, постаравшись встать – взвыл от дикой боли, перепугав всех вокруг…

…Уже позже врач мне объяснит – в моем доме случился взрыв бытового газа. Меня доставили сюда в состоянии средней тяжести, что большая удача. 11 человек погибли, в том числе Борис – из соседней квартиры, где, скорее всего и рвануло. Я снова проваливался в свою кошмарную неразбериху.

Вечером, на пороге моей палаты, в сопровождении Вадима, появилась Елена…

– Макс…, – тихо прошептала она… Смотрела так, словно я чудо. С поволокой слез она казалась мне такой беспомощной, ранимой, но вместе с тем… привлекательной… Мне бы хотелось, чтобы она не плакала сейчас. Но она не могла остановиться. Своей жалостью она накрыла меня, как ребенка, я чувствовал её волнение, чувствовал, как бьётся сердце…