– Марьям? – осведомился я.
«Твои ранения внесли искажения первоначальный анализ».
– Мой интерфейс загрузится через некоторое время?
«Да».
С интерфейсом или без, но мои раны уже покрыла розовая плёнка кожи, напоминая шрамы от ожогов.
Я поднялся. Нейля тоже была ранена, но не так сильно как я. Оба перемазаны кровью, нашей и не нашей, смешанной с синими разводами диссоциатива.
Рация в шлеме третьего бойца зашуршала неразборчивыми приказами на английском.
– Нужно валить отсюда, – сказала Нейля.
– Сначала отыщем снарягу, – возразил я. – Должна храниться в одном из контейнеров на стеллажах. Займись этим, а я позабочусь о… о жертвах.
– Эй, ты не мой начальник. Может, сам поищешь, а я позабочусь?
– Пожалуйста, не начинай выяснять, кто из нас главный. Но если тебе так важно, то главный – это я.
– Почему?
– У меня в сознании живёт ментор, который всё это затеял. Если угодно, то главный у нас – Марьям.
«Релевантно», – поддакнула она.
#
Нейля отправилась к стеллажам, а я присел перед бойцом. Сначала отстегнул от его бронежилета тонкий ремень с винтовкой.
Лабсетэковцы вооружены американскими винтовками Arma-Light, боеприпас – энергетически модулируемый патрон, как его называли в нашей армии «эмп». В зависимости от настроек, поражающая мощность заряда увеличивалась в ущерб дальности.
Насколько я помнил курсы боевой подготовки в МСБ, полиция и вооружённая охрана почти всех государств держала эту настройку на низком уровне: выстрел пробивал одежду из бронематериала, но не прошивал тело насквозь, что позволяло обездвиживать преступника, не убивая. Ну, если не стрелять в голову.
В чрезвычайной ситуации разрешалось переводить оружие на максимум урона, и тогда выстрелы пробивали жертву насквозь, оплавляя любые бронежилеты. Уже на средней дистанции попадания отрывали людям конечности, вместе с бронёй и экзоскелетами.
Переключатель режимов находился в красной области: в меня всадили заряды предельной мощности – обычного человека разорвало бы на куски, половина из которых, сгорела бы, не долетев до земли.
Гибкость огневых режимов энергетического оружия – главная причина, почему военные всех стран, даже традиционно нищие африканцы, полностью перешли на него. Само собой, продажа эмп-оружия и боеприпасов запрещена гражданскому населению почти всех стран, кроме, почему-то, Бразилии.
Повесив винтовку на плечо, я снял с бойца коробки с патронами. Так как я был голый, то пришлось нести их в руке.
«Ношение стандартного оружия нерелевантно, – подала голос Марьям. – Оно лишает тебя преимуществ экосистемы устройств, использующих оргмат. Лучше найти специальное оружие для синтезанов».
– Лучше любое оружие, чем никакое, – возразил я.
Просунув пальцы под сплющенный шлем бойца, попробовал нащупать пульс, этому тоже обучали на курсах. Хотя я и был плохим учеником, но даже мне ясно – этот человек мёртв.
Я содрогнулся: Нейля убила его как какого-то NPC в песочнице Нулевого Обвода! А я собрал с него лут…
С чувством нарастающего ужаса, подошёл к телу командира, скорчившемуся в АКОСе. Тут и проверять не надо – из разорванной шеи, в которой желтели какие-то кости, вытекло столько крови, что она переливалась через порог.
– Господи, – пробормотал я. – Я его тоже… как в игре…
«Враг нейтрализован, – прокомментировала Марьям. – Ранение несовместимо с жизнью».
– Спасибо за пояснение.
Охранник, которого я ударил, спасая Нейлю, жив. Облокотившись на локоть, он снял шлем и следил за мной. Левая сторона лица вздулась от кровоподтёка, а глаз превратился в синее яблоко, выпирающее из глазницы. Винтовка лежала рядом, но он даже не глядел на неё, понял, что стрелять в нас – себе дороже.
– Нашла, – доложила Нейля. – Скорее сюда.
Я сделал шаг к раненому, он пугливо подался назад, словно хотел уползти от меня.
Твою мать, я представлялся ему каким-то бездушным монстром с имплантами! Хотя душа – это как раз единственное, что во мне от человека.
Я снял с пояса охранника плоскую коробочку с надписью AiM и вытряхнул на ладонь светло-жёлтую пластинку.
Догадавшись о моих намерениях, раненый подставил руки.
После активации AiM, – или «липучка» – плотно обхватила запястья пленника. То же самое я проделал с его ногами.
– Только на рот не надо, брат, – прошамкал он разбитыми губами. – Задохнусь.
Оказалось, что горе-охранники экипированы самым дешёвым видом липучки, той, через которую нельзя дышать.
– Хорошо, – сказал я. Развернувшись, зашагал к Нейле.
– Спасибо, брат, – униженно поблагодарил перепуганный человек.
– Марьям, – сказал я, шагая между стеллажей, – мы только что убили двух ни в чём не повинных людей, а третьего сделали инвалидом.
«Да. Но степень их участия в деятельности корпорации Лабсетэк, которая обслуживает Homo Sempiternus, не позволяет определить их как ни в чём не повинных. Они – косвенные участники событий».
– Как далеко мы должны зайти в борьбе с Обществом? Сколько нам позволено убить «косвенных участников событий», которые не знают о Homo Sempiternus, а просто выполняют свою работу? Ещё двух? Или сразу пару тысяч?
«Числа – не релевантны».
– Ведь на стороне Общества армия, полиция и прочие службы государства. Разве не их мы как бы спасаем от злой корпорации?
«Вопрос нерелевантный, эффективная коммуникация невозможна».
– Это твой, менторский, способ сказать: «Ой, всё! Не буду продолжать беседу в таком тоне»?
#
Я почти дошёл до большого контейнера, возле которого стояла Нейля, когда у меня пробудился интерфейс.