Плагиат

Петр наполнил свою рюмку и выпил залпом.

– Думаю, вы понимаете, чем бы этот процесс не закончился, репутация пострадает, – убежденно сказал он. – Но есть возможность мирного урегулирования.

– Хм, мирного урегулирования! – насмешливо повторил Леонид Сергеевич.

– Вот, посмотрите, мои условия, – Петр невозмутимо извлек из своей папочки листок, всего несколько строчек, и через стол придвинул его хозяину дома.

– Похвально, – сказал Леонид Сергеевич. – То есть вы хотели бы обеспечить посмертную славу вашей безвременно ушедшей супруге, как автору стихов этой, ставшей, в силу неясных причин, популярной, довольно популярной, песенки?

– Ну, конечно, нет! – Петр рассмеялся. – Это я просто так написал, чтобы увидеть вашу реакцию. Вообще-то у меня другие планы. Свои требования я изложу устно, это не займет много времени. Готовы потерпеть?

Леонид Сергеевич выслушал все, не перебивая, отстраненно, словно бы даже и не слушая вовсе, а думая о своем.

– Мне все это нужно обдумать, – спокойно сказал он. – Пару дней. Вы готовы задержаться в Москве?

– Безусловно.

– Если проблемы с деньгами, гостиницу я буду готов оплатить.

– Как великодушно! – Петр хихикнул. – Но я предпочитаю воспользоваться вашим гостеприимством. Вы, я знаю, живете один, я смогу расположиться прямо здесь, на диване.

– Это неприемлемо.

– Придется согласиться, – безапелляционно заявил Петр. – Это обязательное условие мирного разрешения конфликта.

– Скажите, Петр, а что вы вообще знаете о плагиате?

8

– Вадим Шершеневич напечатал «Я сошью себе полосатые штаны из бархата голоса моего», не подозревая, что задолго до этого Маяковский написал почти то же самое: «Я сошью себе черные штаны из бархата голоса моего». Об этом рассказывает Анатолий Мариенгоф, замечая, что подобные катастрофические совпадения в литературе не редкость.

– Рассказывает Мариенгоф?

– Да.

– А кто такой, Шершеневич?

– Был такой поэт, теоретик поэзии, очень активный, энергичный, как сказали бы сейчас, медийный человек, современник Маяковского. Умер в 1942.

– Расстрелян?

– Нет, умер в эмиграции, был болен туберкулезом.

– Интересно. Но какое это имеет отношение к нашему случаю?

– А что бы вы сказали о рифмах, повторяющихся у различных авторов? "Вошли военные суда. Четыре – серых. И вопросы Нас волновали битый час, И загорелые матросы Ходили важно мимо нас". Известно, у матросов нет вопросов. Не только Блок, но все поэты используют расхожие рифмы. Типа век – человек. Есть и более удивительные совпадения. Вот Иосиф Уткин: "Крепко сомкнуты ресницы. Брови подняты дугой. Кто тебе сегодня снится, Мой товарищ дорогой?" И известная песня: "Долго будет Карелия сниться…остроконечных елей ресницы…" Вот Маяковский. «Флейта-позвоночник»: "Творись, распятью равная магия. Видите – гвоздями слов прибит к бумаге я". – А вот песня Аллы Пугачевой (стихи Дербенева): "Все может магия, но всемогущий маг лишь на бумаге я". Наконец, шансон, как-то так: "Парень, подними повыше ворот, подними повыше ворот и держись, "Черный ворон" переехал твою маленькую жизнь". А вот: "Есть только миг между прошлым и будущим, есть только миг, за него и держись… Именно он называется жизнь".

– Я, признаться, восхищен вашей эрудицией, но, похоже, вы, Леонид Сергеевич, оправдываетесь.

– И не только литературы сказанное касается. Давайте вспомним спор о приоритете в открытии дифференциального исчисления между Ньютоном и Лейбницем. Или изобретение радио – Попов и Маркони. Или закон Бойля-Мариотта…

– Замечательно. Но вот если сравнить текст популярной песни и стихи, напечатанные в челябинской газете, то трудно не заметить удивительного совпадения. Да, некоторые незначительные различия можно отыскать, не спорю, и песня заметно короче, но это выглядит так, как если бы опытный мастер своею опытной рукой прошелся по готовому произведению.

– Я не утверждаю, что совпадений нет. Но нам, Петр, следует во всем этом спокойно разобраться. А, скажите, чем вы вообще занимаетесь?

– А как вы думаете?

– Актер?

– С чего вы так предположили?

– Ну, у вас эффектная внешность. Римский профиль и в целом внешность выставочного самца.

– Очень лестно, но нет, я не актер. И если вы думаете, что я этакая голубая фея, то это не про меня.

– Ладно, не буду гадать. Но почему вы решили стать писателем, точнее поэтом? Как ваша покойная супруга?

– Леонид Сергеевич, вероятно, вы меня неправильно поняли. Я намерен стать вашим соавтором. Не только по этой популярной песенке про шофера, но и в дальнейшем, соавтором всех ваших новых песен. Писать стихи будете вы, но авторство будет наше с вами, совместное.

– То есть, вы полагаете, я соглашусь работать на вас?

Петр внимательно посмотрел на Леонида Сергеевича.

– Наконец-то вижу в ваших глазах эмоции! – сказал он. И вдруг резко вскочил из-за стола. – А куда ты денешься? – завопил он. – Ударь меня, давай! Я, понятно, моложе и сильнее, но я не такой идиот, чтобы прихлопнуть курицу, несущую золотые яйца. Я дам себя избить, легко. Давай! Проведешь несколько лет за решеткой, нам это пойдет на пользу – новые впечатления, тюремный фольклор, шансон…

Леонид Сергеевич в спокойном молчании наблюдал это представление.

– Сейчас, Петр, у меня деловая встреча, – сказал он. – Я вас оставлю. Постараюсь дать вам определенный ответ в ближайшее время.

– Прошу извинить за грубость, Леонид Сергеевич, – вымолвил Петр. – Я виноват, но несильно. Поймите, всё на нервах. Я уверен, мы с вами сумеем найти правильное решение. Нет ли у вас мятных таблеток или, может, аспирина?

9

Леонид Сергеевич облюбовал этот уютный итальянский ресторанчик рядом со своим домом и часто обедал здесь, если не ежедневно, то, во всяком случае, часто. Обстановка ничем особенным не отличалась: черный потолок с выставленными напоказ мощными трубами вентиляции, яркие светильники на тросах, открытая кухня, где делали свою работу несколько поваров в высоких белых колпаках. Обычно он заранее бронировал столик в некоем пространстве, отгороженном от основного зала рядами фикусов, в так называемом депо. Но сейчас время раннее, до обеда далеко, и в ресторане было мало посетителей. Леонид Сергеевич расположился в своем депо без предварительной записи и стал ждать клиента. Встреча с Антоном Ивановичем, покровителем поющего Эрика, планировалась давно, речь шла о новом заказе.

Ну, вот и он – толстый и круглолицый, с радостной улыбкой на лице. Одним словом – Пупс.

Антон Иванович почему-то убедил себя в том, что удивительный успех опекаемого им молодого таланта напрямую связан со стихами Леонида Сергеевича. Разумеется, это далеко от правды. Ну кто, скажите, знает, как возникает успех! И в данном случае просто так уж сложились многие составляющие, в числе которых стихи, довольно посредственные стихи, играли весьма скромную роль. Но Леонид Сергеевич не торопился кого бы то ни было разубеждать и вот сейчас, ласково глядя на своего корпулентного заказчика, в который раз покорно выслушивал слова благодарности. Пусть незаслуженные, но приятные.

Надо заметить, что официантки в ресторане были все как на подбор. Вот и эта – стройная, длинноногая, и с удивительной осанкой, натренированной либо, возможно, заложенной в генах. В маске, требуемой правилами борьбы с ковидом, официантка демонстрировала лишь пол-лица, но какого! Заслуживающего немедленного размещения на обложке мужского журнала. Леонид Сергеевич с удовольствием смотрел на девушку (что поделаешь – поэт!), в то время как Пупс сосредоточено листал меню, и в итоге бесцветным тоном заказал пиццу маргариту. Леонид Сергеевич ограничился скромным ризотто по-милански.

Заговорили о новой работе. Антон Иванович посетовал, что в ресторане нет такого замечательного рояля, как дома у поэта, поскольку вот они ноты новой песни, можно было бы сразу же… То есть музыка уже готова, имеется и в электронном виде, но с роялем было бы получше. Леонид Сергеевич извинился, что так получилось – встреча, задуманная в знакомой домашней обстановке, в последний момент оказалась перенесена в ресторан. Увы, объяснил он, дома у меня маленькая неувязка – гости.

– Да, конечно, понимаю.

Что он понимает! Леонид Сергеевич не сомневался, что Пупс подумал о женщине. В глазах Пупса промелькнуло нечто снисходительное: ох, женщины, он, мол, знает, что это такое – нечто банальное и, прямо сказать, неинтересное.

– Приехал некий наглец из Челябинска, случайное знакомство.