Политолог из ток-шоу

Потом Боб снова набрал номер телевизионного начальника, который игнорировал его уже несколько дней. В этот раз ему ответили. Взаимные приветствия с упоминаниями погоды произнесены без эмоций, почти машинально.

– Позвольте осведомиться, достопочтимый Цензор, – Боб сказал дословно не так, но по смыслу суть такая. – В чем причина того, что телезрительская паства вот уже который день не видит меня на экране. Признаться я и сам обеспокоен тем обстоятельством, что меня уже неделю не приглашает ни один канал. Не то, чтобы я страдаю без заработка или обуреваем страстью тщеславия, но переживаю за своих поклонников, которые могут потерять идейные ориентиры в нашей противоречивой политической жизни.

– Есть указание, – вымолвил Цензор. – Появились сомнения в вашей, Борис, благонадежности.

– А в чем причина? Неужели там, где про Сталина была передача?

– Да кому нужна эта козлина усатая, – было слышно, как Цензор поскрипел зубами. – Вы в семье у себя разберитесь. А если у вас есть желание продвигать другую точку зрения, то, напоминаю, что смена риторики публичной фигурой происходит только по согласованию, сами знаете где.

– И в мыслях не было. Либеральных болтунов и так больше, чем потребно. Меня устраивает как теперь. И какое отношение моя семья имеет к работе?

– Такое отношение, что сын ваш принимает участие в митингах оппозиции.

– Не может быть! Когда?.. Он же школьник. Я ему!.. Когда?

– Известно, что минувшую субботу.

– Так в субботу он у меня на глазах был! А потом мы еще беседку мерили до забора. Это ошибка какая-то!

– Я не знаю, что вы там мерили, – сказал Цензор. – Но на одном сайте в комментариях так и сказано, что даже я сын пропагандиста не смог остаться в стороне, и требую… чего они там требуют? И сразу на форумах начали обсуждать, как режим раскалывает семьи, что папа по телевизору преклоняется, а сын протестует. Так что сын ваш примкнул к оппозиции – это факт.

– Но он не был…

– Был. Это уже прозвучало. А как там на самом деле уже не важно. Таким образом, ваше присутствие в эфире теперь недопустимо. Возможно, что это временная мера. Если бы у вас был не сын, например, а дочь, можно было бы хоть как-то опровергнуть. У вас есть дочь?

– Нет. Но комментарий мог написать кто угодно.

– А зачем? Разбирайтесь с сыном. Все, извините, дела, всего наилучшего.

Боб был озадачен. Отлучение от телевидения нарушало его сложившуюся картину мира. Я думаю, не переборщили ли мы с этим маневром о сыне политолога, подавшемся в оппозицию? Артур скажет, что не был на митинге, в Интернете, соответственно, тоже ничего не писал. Поверит ему Боб? Поверит. Но сумятица уже внесена. А телек, телек – дело гнилое, и фигуранта можно только поздравить. Можно букетом цветов.

Артур валялся на диване в гостиной, когда Боб спустился со второго этажа.

– Что не в школе?

– Эпидемия скосила пару педагогов, чему, признаться, я не огорчен, – сказал Артур, яростно зевая.

– Надо поговорить, – нерешительно сказал Боб.

– Может сначала лучше похавать?

Боб присел на диван, отбросив ноги Артура на спинку.

– Ты, сын, умный парень, – нерешительно начал Боб.

– Слушай, пап, я уже говорил, что спасибо за зоопарк. Но если ты скажешь, что я помог зоопарку, а ты за это должен его бросить и пойти на юридический, это будет просто сцена из плохого сериала.

– Нет. Не о том. Ты умный парень и имеешь право на свою точку зрения, в том числе и на политические процессы. Однако, на эгоистичное выражение своих взглядов, я думаю, ты права не имеешь. Надо думать обо мне, о маме…. Если это не дело всей твоей жизни, а делом твоей жизни ты считаешь экологию, то нужно быть скромнее в политических притязаниях. Ты ходил на митинг оппозиции?

– Ну так… больше из любопытства мы с Егором съездили. Но не зашло. Смену режима им подавай. Егор говорит, что, если кота засунуть в стиральную машину, кнопку нажать, а потом переключать с хлопка на синтетику или с полоскания на отжим – это и есть смена режима. Мы, говорит, пойдем с парнями, кто за то, чтоб кошку из стиралки вынуть. А таких пока нет.

– Таких пока нет… А ты понимаешь, что у меня из-за этого проблемы?! – рассердился Боб. – Ты подумал обо мне?!

– А что такого? – не понял Артур. – Да мы в другой раз и на официальное мероприятие ходили, где потребители патриотизма. Мы их назвали патриотели.

– Об официальном никто не знает, а из-за твоего либерального митинга у меня неприятности! В телевизор не зовут, говорят – недопустимо…

– А почему только сейчас? Мы ж на митинге были больше года назад.

Боб так и осекся с отрытым ртом. Встал с дивана, поправил журнальный столик. Снял спортивную кофту и выправил футболку из штанов.

– Больше года… А комментарии на новостных сайтах ты пишешь?

– Комментарии к комментариям я не пишу. Ни разу, – сказал Артур. – Мне подобное самоутверждение ни к чему. Вот если б наша бабушка умела печатать, она могла бы строчить комментарии на любую тему и на форумах сплетничать. Она еще при Горбачеве открыла основные принципы Инстаграма – обсуждать, хвалить и хаять, всем совать свой альбом с фотографиями.

– То есть на митинге ты был один раз? Тогда пойдем, как ты говоришь, похаваем.

Перекусили на кухне, налили по кружке кофе, только тогда Боб спросил:

– Так митинги тебя не интересуют? Но ты же продвинутых взглядов? А сейчас модно быть против режима… а, ну да, – Боб улыбнулся, вспомнив. – Кошка в стиралке. Метафорично, Егор – молодец. Но вы за свободу?

– По поводу свободы можно привести цитату из. Множество цитат.

– А давай, – хлопнул в ладоши отец. – Мочи! Жги.

– Ну… мне, например, нравится прозрачный человек. Знаешь? Там так. Во втором веке от начала Игр в Олимпии, незадолго до Пеллопонесской войны в Афинах появился Прозрачный человек. Увидел его раб Гуриний – скуластый статный скиф, единственный кто был в штанах во всех Афинах. Раб был не удивлен, приняв Прозрачного за бога Аполлона, в те великие века ходили боги меж людей без всякой спеси. «Гуриний, – торжественно произнес Прозрачный Человек, – Явился я из времен грядущих, не столько славных, сколь ужасных. Призвать людей к борьбе намерен я, Гуриний. Свобода лишь имеет ценность в жизни человека! Рабов в Афинах больше, чем хозяев. О, доколе возможно это, когда один имеет власть над другим человеком! Вас покупают, продают, меняют. Товар, не люди. Восстаньте и сплотитесь! Сбросьте иго! Восстание возглавишь ты!  «Досточтимый Аполлон! – ответил Гуриний. – Мне непонятны речи твои.  Я – скиф, и, стало быть, рожден свободным. Сейчас я – раб, и это мне не в тягость. В степь, к кибиткам мне возвращаться? Спать на голой земле и с трудом добывать себе пищу я не желаю. Хозяин добр, живем с ним в одном доме, едим одни лемешки. Я охраняю его сына, Ксантифа, к нему я привязался. Несчастные рабы – на галерах. Иные – в каменоломнях. А мне хорошо, работа по дому не тяжела. Кров имеется. Я мог бы убежать бессчетно раз, но сделал выбор. Мне нечего больше желать».  После этих слов Прозрачный человек исчез.

Тут Артур сделал паузу, глотнув из кружки, а Боб сказал:

– Из будущего значит. Ясно. Ну, дальше.

– В конце 16 века от Рождества Христова, незадолго до англо-испанской войны на американском континенте появился Прозрачный человек. Темнокожая, со свежими рубцами на спине, курчавая Нундина шла по зарослям со связкой прутьев тростника на клейменом плече. Увидев Прозрачного человека, она приняла его за духа гниющей неподалеку илистой речушки, ведь у каждой реки есть дух, так Нундину учила еще знающая бабка, которую слушались даже строптивые нау-носороги. Любому духу нужно прежде всего сделать подношение, это известно и глупым мужчинам, но Нундина не имела ничего при себе, что могло бы духу понравится, поэтому она, бросив тростник, прижала руки к груди и залепетала что-то об отсрочке, или там рассрочки какой-нибудь. «Женщина, – громко сказал Прозрачный человек, – Доля твоя рабская неимоверно тяжела. Ты пожелай, и я верну свободу тебе, твоей семье и вашему народу. И помогу вернутся на родину в саванну».

«Я не понимаю тебя, дух, – сказала рабыня, – Да, я не могу принести тебе дар. Но не наказывай меня, о дух! Я не могу домой. Мне надо кормить детей. Я покинула родину, и мы прибыли сюда на новую, хорошую работу. Разве это преступление иметь работу?! Такое невинное занятие, оно не может оскорбить духов. И мы только недавно обустроились на новом месте, в этой самой свободной стране (как говорят). Не надо нас домой отправлять».

«Так ты свободна? – спросил Прозрачный человек, Нундина на это кивнула. – И ты можешь уйти отсюда в любой момент?».

«Я не могу покидать место работы, когда идет работа», – ответила рабыня, Прозрачный человек исчез.

В конце 17 века незадолго до Северной войны неподалеку от Рязани крестьянин Макарка сорока пяти лет отрабатывал барщину, выкашивая помещичьи луга. Он махал косой, а сам внимательно поглядывал вокруг, надеясь найти птичье гнездо, в котором бы лежали яйца. Яйца можно было взять и подкормить непутевого младшего сына-бобыля, который надорвался на работе и теперь лежал на полу облепленный мухами, пуская слюну, и окликая давно почившую мать. Ему бы поись… вот бы гнездо! Но одно яйцо Макарка выпил бы сам. Отколупал бы верхушечку и тянул бы, тянул… Макарка так и представлял себе это серое яичко с горькой массой и даже маленьким коршуненком внутрях, когда явился ему святой заступник Димитрий Солунский. Макар без спешки снял картуз, блеснула плешь на солнце, скрипя зубами, опустился на колени, меленько креститься начал. «Человече! – позвал Прозрачный человек. – Пахарь! Замученный мой землепашец! Ты только попроси, я дам тебе свободу. Тебе, семье и всей деревне. Ты только попроси!».

«А што? – испугался Макарка, – Каку?! Чаво!? Мне штоли в скит теперь идтить на богомолье?», – «Сво-бо-ду! Пойми! Чтобы быть человеком».

Обрадованный, что не надо чесать на богомолье, Макарка быстро выпалил «Богородице Дево» и сказал: «Так а я-то хто? Утка штоль? Прости, Святой угодник, благодарствуем, што не оставляете нас грешных. Тако сын мой болезный лежит, дак, ево б поднять. Поднять сына, мы б докосили, да сжали, да прибрали, а там уж пущай подыхает! И ежели не обессудь, то хлебушка бы».

«И ты человек?!», – «А то! Чай не из последних. Как есть человек божий. И баринов». Прозрачный человек исчез.

Тут Боб перебил Артура, спросив:

– Я правильно понимаю, что этот появляется незадолго до войны?

– Глава четвертая, – объявил Артур. – Во второй половине 19 века незадолго до франко-прусской войны в городке Лаундхоффруе некий Курт Мюллер, возвращаясь в позднее время домой, встретил то самое знаменитое привидение замка Швальц-Блиц-Берг.

«Курт! Не бойся, Курт, – тихо сказал Прозрачный человек. – Я не обижу. Я никогда не смогу причинить зла человеку, идущему домой после двенадцати часов изнурительной работы. У этого человека жена Эльза и никакой надежды в жизни. Рабочий на заводе Круппа весь день дышал отравляющей пылью и может заболеть. А если он заболеет, то его непременно вышвырнут на улицу. Его никто, никогда не будет лечить! Да. Бедный Курт. Ты заработал горстку шиллингов, которой хватит только, чтоб не околеть. И ты не можешь ничего изменить. А герр управляющий сейчас ужинает в варьете с уважаемыми людьми города. А рабочие разбрелись по своим лачугам, чтобы беспокойно поспать несколько часов и опять на завод. И они не могут уйти, потому что им и их семьям будет нечего кушать. Как насчет свободы, Курт?

«Ого! Призрак-марксист, – через усталость улыбнулся Мюллер, – Не беспокойтесь за меня, бродячая душа умершего графа. Просвет в жизни моей, действительно, не виден. Данке за сочувствие. Что поделаешь? Был бы хлеб, горох, да кружка пива на Рождество. Но работа, есть работа. Долг каждого работать. Это – орднунг. Порядок».

«А знаешь ли ты, Курт, что грядет большая война. И тебя могут отправить в армию. Тебя могут убить, но это беда небольшая. Но тебя могут покалечить. Что будет делать Эльза?», – «Если война…Если война, то я прежде всего германец».

Прозрачный человек разозлился: «Твои чувство долга, патриотизм, обязанности – это ниточки для марионетки. А кто марионетка, Курт? Владельцы заводов и латифундисты развязывают войны, чтобы увеличить свои прибыли, а ты готов за это погибнуть? Вам вбили в головы понятие о преданности дас хаймат и смеются над вами же. Говорят, что так проще управлять безмозглым стадом! Твои хозяева положат тысячи жизней в битвах, а потом легко договорятся с якобы врагом. Потому что пауки всегда договорятся! Капиталисты между собой не бывают врагами! Всего лишь конкурентами. А вы, солдаты – игральные фишки, брошенные на стол. Иногда от скуки. Я хотел предложить свободу, но она тебе не нужна, Курт».

Прозрачный человек медленно растаял в ночном тумане, а из тумана еле долетели горестные слова: «Задумайтесь, пожалуйста, хоть раз в жизни…».

Глава пятая. Тихо было в предместье Белграда ….

В этот момент рассказ прервал дверной звонок.

– Кто это? – удивился Боб.

Славен его дом отсутствием гостеприимства, трудно представить, чтобы кто-то приходил без предварительной договоренности.

Артур пошел отрывать, а когда вернулся в руках его был похоронный венок.

– Пап! Это тебе. Срочная доставка.

– Брось сейчас же! – заорал Боб. – Подожди. Дай. Имя твое забудется, – прочитал с траурной ленты, – Может ошибка?

Артур жестом показал, что не ошибка. Тогда Боб с силой согнул венок поперек, оторвал ленту, бросил ее под раковину в мусорное ведро. Потом побежал к входной двери, выскочил на крыльцо, огляделся.

Вернувшись на кухню, попытался еще сильнее смять венок – не получилось. Достал из шкафа пакет для мусора – упаковал.

– Срочная доставка, говоришь?

– Да. Обычный доставщик, – сказал Артур. – Даже соболезнования какие-то… Я говорю, что не нам, но там адрес, фамилия. Имя-отчество твое.

– Вот гады! – выпалил Боб. – Уроды! А я знаю кто это! Коллеги по эфирам. Узнали, что неприятности у меня, и глумятся. Шуточки такие, понимаешь? Бывает такое в нашей среде.

– Кажется, это ты так для меня говоришь, чтобы успокоить.

– Нет. Это шуточки. Я точно знаю. Все, забыли! Я потом тоже… пошучу. Давай еще раз чайник заведем, я не напился, – Боб посмотрел на уровень воды в чайнике, поставил его на подставку. Включить забыл. – Давай, что там дальше? Прозрачный человек на сундук мертвеца, ё-хо-хо и так далее.

– Дальше? – Артур сел. – Путешествует по времени Прозрачный человек, предлагает людям свободу, но его не понимают, потому что не осознают своего рабства. А мораль рассказа в том, что до сих пор существует это мерзкое явление – беспощадная власть человека над человеком. Властители никогда не переставали считать подвластных если не вещью, то скотом. И не так важно, что в прежние времена человека эксплуатировали как рабочую лошадь, а в нынешние – как комнатную псину, приносящую тапки. Желайте люди свободы, боритесь за нее. Такой манифест. В конце он является к харьковскому бизнесмену, который себя, конечно, считает свободным средним классом. Прозрачный человек ему дает расклад, при этом говорит, что Гуриний был более свободен, так как понимал, что он есть раб. Но этот раб имел свои желания, а у тебя есть именно свои желания? Античный раб имел свое сознание, которого лишились современные люди. Рассказ висел в Сети с двенадцатого года.

– Типа, давайте делать революцию?

– Типа, давайте укроемся в белом вигваме, и для начала нормально подумаем. Пап, я же вижу тебя выбесил этот дебильный венок.

– Да, наверное. Я пойду, пройдусь. Подумаю, посоветуюсь.

Тропинкой, аллейкой к забору дурдома, там стоял, плечом прислонившись к прутьям ограды….

…………………….

… Боб сидел за своим компьютером, продев руки в рукава домашнего халата. Перенервничал. Как-то примитивно это – с венком. Но из равновесия выводит. Тут сограждане по будущему виртуальному государству советуют теперь объект погладить, кнут на пряник поменять. Шоколадных конфет ему прислать? Люди, чья профессия – обман, иногда становятся сами ведомыми, доверчиво следуют тому, чему не видят логичного объяснения.

Объект имеет привычку в одно и то же время просматривать ленту новостей. Это похвально – быть в курсе событий. Но если он это делает только на определенных сайтах, если есть доступ к гаджетам наблюдаемого, то кто мешает создать специально для него удобоваримый блок новостей? Порадовать беднягу. Фейк-ньюс, тире, фейк-кайф. Почему бы и нет?

Наблюдаем, как Боб открывает один новостной сайт. А там эксклюзивная новость. Эксклюзивная в том смысле, что ее видно только с телефона Боба. И с его ноутбука. Так на всякий случай.

Такой заголовок он не пропустит! А там еще и фотографии зачетные, на них мафиозо колумбийское лежит у машины застреленное. Вместо головы – фарш со скальпом. Но волосы, телосложение похожи.

Бывший предприниматель Игорь Стрельников был убит бла-бла-бла – такой заголовок. Боб сразу открыл. Там текст не большой, что убит, заказуха, сам в розыске был, биография вкратце, остальной порожняк, который пишут в таких случаях.

На другом ресурсе более подробно – тут я творческий подход применил – та же информация с версиями и компроматом. Боб долго висит на этой статье, видно, несколько раз прочитал. Или злорадно фотки рассматривал – хорошо, что заменили тропический пейзаж на таежный. Лишь бы он не стал искать другого подтверждения. Хотя с чего бы? Цензор правильно сказал: если есть такая новость, значит так оно и было. Боб с его профессией должен сомневаться, перепроверять, но ему и в голову не приходит, что кто-то ним играет в игры.

Пишу СМСку доброжелателя: «Как можете убедиться, Вы под нашей защитой. С Вашими врагами проводится работа. Настоятельно рекомендуем ни с кем не обсуждать наши контакты и события с ними связанные. Ваша предстоящая работа компенсирует Ваши сегодняшние трудности. Остерегайтесь ошибки Галиле»я.

Последнее предложение написано для стеба. Ошибка Галилея это из Оруэлла, суть ее в том, что Галилей предполагал, что Земля вертится вокруг Солнца, но не мог представить, что Солнце тоже вращается вокруг центра Галактики. Для объекта это довольно туманный намек, который может трактоваться по-разному. И вряд ли он расшифрует фразу, как «Не думай, что ты пуп Земли». Погуглил. Нет, не из Оруэлла, ошибка упоминается в романе Замятина «Мы». Но эти книжки похожи между собой и похожи на нашу ситуацию.

А Боб после долгих размышлений связался с Эндерсом.

– Ты зубы вставил, Сергей Теодорович? Есть одна тема. Разгребаем текучку, готовимся и выезжаем. Иногда приходится вернуться. Кто заказчик? Считай, что я.

18.

Медный провод, медный провод, жаль тебя не километр. Тимофеевич Тэтэ проводил ревизию имущества: провода цветного метала, полмешка смятых жестяных банок, кусок аккумулятора и еще не пойми что, но вроде алюминиевое. Все это было им разложено на полу, сам Николай Тимофеевич сидел за столом и сводил свою скудную бухгалтерию с помощью листочка и карандаша.

Раздался стук в дверь, который показался Тэтэ чужеродным, так из своих никто не стучит – резко, официально. В комнату вошел черноволосый парень в армейской офицерской форме.

– Тимофеев Николай Тимофеевич? – строго произнес гость, бросив на кровать у двери серый сверток. Тэтэ кивнул. – Трезвый? Мгм. Паспорт!

Тэтэ встал, достал их глубин буфета целлофановый мешочек, извлек оттуда паспорт, протянул. Офицер пролистал паспорт и непонятно спросил:

– А других фотографий у вас нет?

Тэтэ развел руками, а гость развернул принесенный сверток, который оказался армейским бушлатом, подал его и приказал:

– Одевайтесь. Проедем сейчас.

Тимофеич оделся, он не стал уточнять, почему и зачем, куда ехать. Тэтэ простой российский человек, к которому утром пришли официальные лица, велели собраться и увели. Большинство подчинится безропотно.

Тимофеич закрыл дверь на ключ, что делал крайне редко. В общем коридоре у лестницы вниз стоял ушастый солдатик, который увидев Тэтэ заорал:

– Здравия желаю, товарищ старший прапорщик!!!

На этот крик из дверей в коридор выглянули все обитатели этажа – старенький Берестнев, сморщенный Симка, злая Галина.

Галина попыталась вернуть себе право самого громкого голоса здесь и разразилась матерным хрипом, но солдатик не обратил внимания на нее, а обращаясь исключительно к Тэтэ прогремел еще громче:

– Машина подана, товарищ старший прапорщик!!!

Он показал Тимофеичу на лестницу, по которой тот поковылял на выход, а офицер задержался и ловким взмахом прихватил за нижнюю губу, высунувшегося в проем двери Симку. Симка застонал.

Офицер хоть и вполголоса, но четко сказал:

– Телевизор вернешь. Понял?

Симка заморгал согласно, офицер направился на первый этаж, откуда доносился дикий рык солдата:

– Пр-рошу пр-роследовать, товарищ старший прапор-рщик!!!

Симка со слезящимися глазами прошел на общую кухню, умылся. Вошла Галина:

– Че это было-то? – от необычной ситуации она даже не вставила в фразу свое сакраментальное «блять».

– Говорит телек Тэтэ вернуть, – всхлипнул Симка. – Да с какого перепуга? Пусть долг вернет… – В кухню вошел лопоухий солдатик. – Так-то надо вернуть. Телек… а долг уже потом.

– Граждане, – ласково сказал солдат. – Будьте любезны одеться, собраться и выйти во двор. Временное выселение. Если кому есть, где ночевать – даже лучше. Здесь будет работать санэпидстанция. Травим клопов, тараканов, грызунов. Все для вас, давайте резче.

Тимофеич ерзал на заднем сиденье автомобиля, распознанного им как «иномарка». Он не требовал пояснений, не требовал адвоката – бесполезно, да и грехи водятся кой-какие. Ну не посадят же на самом деле за ерунду! Хотя, говорят, нынче только за ерунду и садят. А если и так, то ничего страшного в тюрьме нет. Исть опять же можно на халяву. Только почему забрали военные? Крайний раз своровал у армии лет двадцать с хвостиком назад. Привезли не понять куда… а! Это ж «Санта-Барбара» – район за городом, застроенный роскошными домами.

Вылезли из машины, зашли в дом. «Налево», – сказал офицер. Тэтэ сбросил ветхую обувь и прошел куда сказали.

Из кресла поднялся смутно знакомый. Он сделал движение навстречу Тэтэ, но остановился.

– Николай Тимофеевич… а я тебе куртку привез.

– Борька! – Тэтэ узнал своего временного жильца, пропавшего месяц назад. – Ёпт! А я- то… Ну ты-то да… – Тимофеич первоначально чуть было не обнял Боба, но сдержался. Слишком солидно выглядел бывший сосед.

– Садись, Тимофеич! Да не туда! В кресло. Что, как не родной? Из одной кастрюли хлебали… Как живешь?

Тэтэ рассказал, как он живет – хреново. А ты?

Боб рассказал, что тоже проблемы. Ты извини, что тогда так с курткой получилось.

Вошел Эндерс с тарелкой, на которой возвышалась горка бутербродов.

– А это кто? – спросил Тэтэ.

– Коллега, – ответил Боб. – Мой товарищ.

– Слушай, товарищ! Ты бы хоть предупредил, а то я маленько было того, жиденьким прыснул в штанишки.

– Учту, – пообещал Эндерс, достал из кармана и отдал Тэтэ его паспорт.

– Тимофеич! Куртку я тебе верну, и возмещу, рассчитаюсь, – сказал Боб, Тэтэ замахал рукой, Эндерс удалился, на ходу снимая китель. – Но разговор о другом. Я должен тебе. Очевидно ясно, что жизнью обязан. И расчет… вернее благодарность такая, что хочу тебе тоже жизнь, э-э, спасти. Вернуть.

– Ага, вернул он. Что за?.. Со мной, Борис, уже все ясно, – вздохнул Тимофеич. – Тут ничего не сделаешь.

– Но ты бы хотел?

– Я хотел? Я там, где есть. Жисть – она умнее нас.

Тимофеич взял с тарелки бутерброд и мелко откусил.

– Я могу предложить тебе работу. Охранником опять. Мой знакомый открывает в вашем городе филиал. Там пятнашка зарплаты предлагается за сутки через трое, если все нормально, будет больше. Оправишься, на ноги встанешь. Будешь жить достойно.

– Чтобы жить достойно, надо для начала вести себя достойно. А я ж из кого? Из попрошаек и воришек. Трутни, чего уж тут. Все мы…. И не в деньгах дело совсем.

– А там и с семьей помиришься, – сказал Боб.

Тимофеевич только вздохнул и запихал в рот ветчину с бутерброда.

– Давай так, – предложил Боб. – Ты готов пить бросить?

– Уж сколько зарекался! Но жисть – она…

– Значит, поживешь здесь два-три дня. Все равно у вас в доме клопов сегодня травят. Приедет доктор, будет кодировка. Согласен? С бухлом пора завязывать. И с семьей нормально будет. Позже.

Боб предложил Тэтэ доедать, вышел в холл, затем вышел на крыльцо, где покуривал Эндерс, спросил, привезли ли нарколога.

Эндерс ответил, что и нарколога и медсестричку доставили, они готовы приступать, как только пациент будет готов, но дело не в этом, а дело в том, что в городе никто слыхом не слыхивал о смерти Стрельникова, и Пингвин преспокойно работает в автохозяйстве мэрии. Правда, мэра давно не видать, Матвиенко исполняет обязанности. Учитывая, что те статьи в новостях, где говорилось о смерти Стрельникова никто кроме вашего сиятельства, отец родной, в глаза не видел, странное дело получается.