Святые русской Фиваиды

Преподобный Галактион Вологодский.

Преподобный Серапион Кожеезерский.

Разумеется, этот список не может считаться исчерпывающим. Имена многих северных аскетов история, увы, не сохранила. Более того, существующие жития принятых к общецерковному прославлению в чине преподобных подвижников, известных нам сейчас, отличает некоторый схематизм, и потому подробности их жизни нам практически неизвестны. Лишь немногие из означенных выше святых удостоились так называемого «пространного жития», позволяющего не только определить время и место подвига отшельника, но и погрузиться в эпоху, рассмотреть индивидуальные черты преподобного, услышать его голос, почувствовать его интонацию, увидеть великую северную пустыню его глазами.

Наиболее правильным и продуктивным при рассказе о святых Русской Фиваиды нам представляется именно жанр путевых заметок (вспомним П. И. Челищева, С. П. Швырева, А. Н. Муравьева и П. С. Шереметева), которые пишутся во время путешествия по Русскому Северу на рубеже XX–XXI веков, когда агиографическая литература во многом воспринимается уже как мифологическая составляющая современного бытования, бесспорно, совершенно иного, но при этом парадоксальным образом хранящего имена давно ушедших людей и черты миновавших эпох.

Речь идет о своего рода духовном странничестве, о вневременном паломничестве на Север (и не только на Север). Иеромонах Иоанн (Кологривов) точно подмечает в этой связи: «Духовное кочевничество – характерная русская черта, неотъемлемо присутствующая в русском идеале, а тип “странника” есть самый выразительный русский тип. Гоголь, Толстой, Достоевский, Константин Леонтьев, Владимир Соловьёв – все были странниками, и по своему духовному складу, и по своей внешней судьбе. Все они – искатели истины. Любовь к странничеству противостоит всему “буржуазному” в моральном значении этого слова».

* * *

А что же наш странник из 1854 года?

Его путь лежит к Успенскому Кириллову Белозерскому монастырю, основанному в 1397 году иноком Кириллом, постриженником Феодора Симоновского, архиепископа Ростовского, племянника преподобного Сергия Радонежского.

«В Духов день, рано после обедни, оставил я опять Вологду, чтобы довершить дальнее свое богомолье в обитель преподобного Кирилла, – вспоминает Андрей Николаевич Муравьев. – И на сей раз изменила мне погода, преследуя меня непрестающим дождем до крайней точки моего странствия, так что я не мог насладиться живописным видом Кубенского озера, ни посетить обители Спасо-Каменной (это произойдет позже. – М. Г.), на утесе посреди его широких вод… Волнообразными холмами подымалась почва земли, иногда каменистая, и с обеих сторон дороги открывались озера, довольно живописные. С одной из сих высот внезапно показалась, еще за десять верст, белокаменная обитель Кириллова, вся обнесенная башнями, как бы некий Кремль, в ярких лучах утреннего солнца, и тотчас же скрылось чудное явление; низменные места заменили опять холмистую природу. Глубокое впечатление произвел на меня этот первый взгляд на летописный Кириллов; он мне напомнил по внешности Лавру Сергиеву, напомнил и Грозного Ивана, с его обличительными посланиями инокам Белозерским, и весь царственный ряд державных богомольцев наших, шествовавших сим путем, начиная от Темного Василия и до Великого Петра, который посетил также сию обитель, тесно связанную с сердцем России, по своим священным воспоминаниям. Многоглаголивое минувшее провещало сердцу, когда сия сокровищница былого мелькнула передо мною, как призрак на небосклоне; – одушевленный давно желанным видением, забыл я усталость трудной дороги и поспешил достигнуть обители, доколе еще не ударил колокол к поздней литургии».

С момента написания этих слов прошло почти 170 лет, но здесь, на пути из Вологды в Кирилло-Белозерский монастырь, мало, что изменилось – те же населенные пункты Кубенское, Новленское, Сяма, Никольский Торжок, та же дорога, что тянется вдоль Кубенского озера, тот же Спасо-Преображенский Каменный островной монастырь на горизонте, вошедший в русскую историю как Спас-Камень. Со временем словосочетание Спас-Камень стало не столько топонимическим термином, сколько метафорой всего северного бытования, своеобразным парафразом знаменитой пословицы: «На Бога надейся, а сам не плошай».

Не оплошать и после неоднократных неудачных попыток добраться до островного монастыря автору этих строк удалось только весной 1990 года. Время электронных навигаторов и сетевой логистики тогда еще не наступило, и потому единственным источником более или менее достоверной информации об удаленных и труднодоступных населенных пунктах были водители междугородных автобусов. О Спас-Камне, разумеется, никто не знал, но выяснилось, что вологодские рыбаки часто ездят в Устье-Кубенское, откуда на моторах выходят в озеро, на котором якобы есть остров. Разумеется, никаких гарантий того, что это именно Спас Каменный, не было, но выбирать не приходилось, и я поехал.

Устье оказалось весьма живописным селом, некогда отстроенным купцами, занимавшимися в этих краях судостроением и гончарным делом, а также торговавшими рыбой, лесом и кружевами (вологодско-кубенскими, надо полагать). На противоположном от села высоком берегу реки Кубены, возвышалась уже упомянутая в прологе этой книги гигантская колокольня Афанасо-Лысогорского погоста села Чирково, та самая, что в годы о?ны переговаривалась