ЗемлеКоп. Бульварная сказка с пониженной социальной ответственностью

Тетка: Саняааа… я не хочу…. Плохо, мне, Санечек… Выпей со мной, а?

Василенко: Нальешь – выпью. Но после бросаешь нож и идешь со мной. Лады?

Тетка: Саняаааа… дружочек ты мой единственный…. (плачет)

Василенко: Да не плачь, теть Ир. Подруга дней моих суровых, голубка дряхлая моя (осторожно берет со стола один из грязных стаканов) Давай выпьем. Тем более, есть повод. У меня сегодня день рождения. За меня пить будешь?

Тетка: Будууууу… с тобой буду… ты хороший…

Василенко: Водка есть?

Тетка мотает головой вверх и вниз. Василенко смотрит под стол, там стоит початая бутылка водки. Он осторожно ее поднимает, наливает стакан на три четверти и держит его в руке. Тетка напряженно смотрит на него и вдруг становится агрессивной.

Тетка (кричит): Ты кто, плять?!! Это мой муж тебя подослал?!!! Не пойду, уроды все, суки, что вы все ко мне лезете вечно?! Я вам жить мешаю, да?!! Нате, жрите!!!.

Замахивается правой рукой с ножом над левым запястьем. Василенко быстрым движением плещет ей в лицо содержимое стакана. Тетка визжит и дергает руки к лицу. Нож крепко держится в ее судорожно сжатом кулаке. Василенко с размаха ногой выбивает из-под нее стул. Тетка воет и валится навзничь, раскидывая руки по сторонам. Первый гвардейский подбегает и наступает ей на запястье правой руки. Рука разжимается. Нож выпадает. Подскочивший второй гвардейский носком сапога отбрасывает нож в сторону.

Василенко (гвардейским): Хорош, парни, давай, поднимай ее.

Втроем поднимают визжащую и матерящуюся тетку, ставят ее на ноги, крепко держат за руки. Через открытую дверь на это смотрят врач, фельдшер, девушка и парень. Девушка и парень в некотором шоке от увиденного.

Василенко: Док, забирайте ее.

Врач: Руки назад ей заведите, мы вязки поставим.

Гвардейские заводят руки за спину. Подходит фельдшер и вяжет ей руки. Вместе с врачом они выводят тетку из комнаты.

Василенко (гвардейским): Спасибо за поддержку. Проводите скориков, помогите им там, если что.

Первый гвардейский: Ладно, Сань, звони, если понадобимся.

Уходят. Василенко поворачивается к девушке и парню.

Василенко: В общем, жалко ее, несчастная она баба!

Девушка: А у вас, правда, сегодня день рождения?

Василенко: Правда.

Девушка: Поздравляю!

Василенко: Спасибо. Ну, вы держитесь тут, хорошего вам настроения и удачи!

Картина одиннадцатая

Квартира Людмилы Михайловны. Людмила Михайловна лежит на кровати. В замке начинает проворачиваться ключ. Людмила Михайловна поднимает голову и прислушивается. Слышен звук открывающейся двери.

Людмила Михайловна: Юрка, Юрка, это ты пришел, скажи мне, пожалуйста, или не ты, кто там?

Ответа нет. Людмила Михайловна встает с кровати и идет в прихожую. В прихожей никого нет, однако приоткрыта дверь в ванную. Горит свет, слышен шум воды. Людмила Михайловна заглядывает в помещение. Там стоит Юра и смывает кровь из разбитого носа. На его лице синяки. Людмила Михайловна всплескивает руками.

Людмила Михайловна: Божеж мой, Юрка, что случилось, кто тебя так отдубасил?

Юра (плача – разумеется, почти искренне и очень жалостливо): Вот, бабушка Мила, вот о чем я тебе рассказывал. Русскому человеку в родном городе среди бела дня черножопые… ой, бабушка, извини, извини… бандиты понаехавшие табло… ой, лицо разбили, машину отобрали…

Людмила Михайловна: Юрик, ну сейчас-то уж, сейчас-то точно в милицию надо, надо в милицию пойти и все им рассказать, и рассказать, и пойти надо….

Юра (прямо рыдает): Да какая милиция, баб Мила, какая милиция (задирает брючины, показывает ссадины на ногах). А это кто, по-твоему, сделал?

Людмила Михайловна: Что, что, неужели это милиционеры сделали? Ужас какой, Юрка! Как они могли? Как им не стыдно?

Юра: Кому стыдно?! Им стыдно, мля?! Да эти они слова такого не знают! Милиционеры! Коррупционеры, вот кто они! Оборотни в погонах! Даже слушать меня не стали! Отлупили и выгнали!

Людмила Михайловна: Да как же так-то? Они же должны же бандитов ловить, должны же людям помогать…

Юра: Ага, щас, помогут они! Сказали, что я сам виноват! Ну, типа, я не свою машину взял, и за это ответил. А нифига не так, это в натуре моя машина, моя. Мне ее папа покойный завещал, царствие ему небесное (деланно плачет, посматривая на реакцию Людмилы Михайловны. Людмила Михайловна очень расстроена).

Людмила Михайловна: Ой как плохо, Юра, очень плохо, что же теперь делать, что делать?

Юра: Не знаю, баб Мила, не знаю. Я теперь не смогу тебя на дачу отвезти. И, вообще, наверное, жить теперь не смогу. Память папину не уберег, тебя подвел, никчемный я человек, никому не нужен, лучше вскроюсь, чем так (опять демонстративно плачет).

Людмила Михайловна: Что это, что это, Юрка, что такое вскроюсь, как это ты говоришь такое?

Юра: Ну, вскроюсь, баб Мил, ну чё, не знаешь, что ли, ну, это, в ванну с теплой водой лягу и ножом (показывает движение левой рукой с невидимым ножом по запястью правой руки).

Людмила Михайловна: Да что ты, да что ты, совсем сумасшедший, не надо, даже думать не смей! Машину купим, купим тебе машину, давай…

Юра: Да не надо, баб Мила, да что уж теперь-то, все одно жизни не будет (притворно отказывается).

Людмила Михайловна: Да не смей ты так говорить, ты же хороший мальчик, только непутевый какой-то, но не все же ты виноват-то…

Юра: Баб Мил, но машину купить – это же не булку хлеба взять. Машина денег стоит.

Людмила Михайловна: А ничего, а я знаю, а у меня на книжке деньги есть.

Юра делает стойку, как гончая на дичь. Людмила Михайловна из-за своей старческой придурковатости этого не замечает.

Юра (алчно и собранно): Сколько денег, баб Мил?

Людмила Михайловна: Ой, ну не знаю, ну может быть даже где-то и 150 тысяч, и 160 тысяч будет, может и побольше…

Юра: Баб Мил, ну я так не могу, это же твои деньги (жеманится, изображает из себя алтайскую белку) Давай ты мне их в долг дашь, хорошо? А я отдам, вот заработаю и отдам, и еще мне вот на днях долг вернут.

Людмила Михайловна: Хорошо, Юрик, хорошо, ты главное не расстраивайся, все будет хорошо… Завтра, сразу же с утра завтра в сберкассу сходим.

Юра: Баба Мила, ты такая хорошая, такая добрая, ты самый-самый родной мой человек на свете, люблю тебя (падает на колени, ластится, трется щекой об руку Людмилы Михайловны. Людмила Михайловна снова растрогана по самое не могу).

Картина двенадцатая