Жан. Таковыми же создал господь и всех прочих людей. Я, брат, скептик, я знаю: все мы притворяшки. Один притворяется умным, другой честным и т. д. По натуре своей и тот не честен и этот не умён, но – привыкли играть роль и – ничего! – иногда играют довольно удачно. Да. Добро, честь и прочие марципаны – всё это, брат, – литература и хуже литературы, – это так называемые навязчивые представления.
Букеев. Чёрт знает что ты говоришь, – ерунду какую-то.
Жан. Нисколько… Есть даже книга такая «О навязчивых представлениях», учёный психиатр написал. Ты, брат, прочитай. Это, знаешь, вроде сумасшествия.
Букеев. Не едут.
Жан. Приедут. Неминуемо.
Букеев. Замечал ты в глазах у неё тревожное такое?
Жан. Как же! Я всё замечаю.
Букеев. Тревога и печаль. Я люблю печаль, это самое человеческое настроение.
Жан. Ну, знаешь, быки и собаки тоже иногда очень печально смотрят в небеса…
Букеев. Перестань. Отчего она печальна?
Жан. С таким болваном, как её супруг… Тсс! Он и ещё кто-то.
Букеев. Вера.
Жан. Вера? Гм… Уйдём!
Букеев. Зачем это?
Жан. Иди сюда… Послушаем, что он говорит… Ну, скорее…
Букеев. Глупо…
Жан. Напоить бы его до чёртиков, а? (Скр[ываются] в кустах.)
(Богомолов и Верочка.)
Богомолов. Нигде я не видал таких бездельников, как здесь, и сам никогда не чувствовал себя таким бездельником. Здесь никого нет? Огонь, вино… Сядемте? А где же люди?
Верочка. Ваша жена с Ладыгиным и Ниной Аркадьевной катаются на лодке.
Богомолов. Знаете – я впервые на юге, и мне кажется, что люди здесь, точно ленивые, сытые пчёлы, висят в воздухе, тихо кружатся над каким-то невидимым цветком.
Верочка. Невидимый цветок? Как хорошо сказали вы это!
Богомолов. И сам я тоже повис в воздухе над ним.
Верочка. Но – что же это? Какой цветок?
Богомолов. Может быть – любовь или мечта о чём-то недостижимом.
Верочка. Как странно, что вы романтик.
Богомолов. Почему странно? Все люди романтики. У меня есть приятель, он называет себя реальным политиком и убеждён, что через двадцать пять лет – в России будет нечто вроде земного рая. Это тоже романтизм.
Верочка. Вы так много работаете – целые дни!
Богомолов. Я люблю работать, работа повышает уважение к себе самому, и – знаете: земля должна быть огранена трудом людей, как драгоценный камень. Я думаю, что те, кто говорит о муках творчества, – неправы, надо говорить о радостях творчества.
Верочка. Ольга Борисовна так же думает?
Богомолов. Ольга? (Помолчав.) Она из тех людей, для которых то, что они поняли, становится неинтересным.
Верочка. А – вы…
Богомолов. Что?
Верочка. Нет, я не то хотела спросить.
Богомолов(смеясь). Вы хотели спросить – поняла ли она меня?
Верочка(сму[щённо]). Я не имею права… так не спрашивают…
Богомолов. Почему же? Обо всём можно и должно спрашивать… (Очень сердечно и просто.) Послушайте, – вы к ней относитесь несправедливо, и это потому, что вы немножко увлекаетесь мной. Правда?
(Верочка смущена, молчит.)
Богомолов. Правда?
Верочка. Не знаю… может быть…
Богомолов. Милая девушка, – мной нельзя увлекаться, я совершенно не гожусь для романа – уверяю вас.
Верочка. Не говорите так… грубо…
Богомолов. Это не грубо.
Верочка. Неловко так…
Богомолов. Жена говорит про меня, что я хладнокровный болтун, – это верно, вы знаете? У меня в мозгу неустанно во все стороны двигаются какие-то колёсики. (Показ[ывает] руками.) И так, и так, и эдак. Я люблю думать обо всех людях, о судьбе каждого, мне хочется для всех чего-то хорошего… каждому по желанию его и – больше желания. Вероятно, я мог бы изменить жене, если б это понадобилось для кого-то другого, – если б я почувствовал, что могу дать счастье человеку.
Верочка. Вы сами – счастливы?
Богомолов. Да. (Подумав, решительно кив[ает] головой.) Да. Я очень люблю всё – всю жизнь. И людей, конечно. Люди кажутся мне детями, даже когда у них седые бороды. В сущности, все они удивительно интересны. Неинтерес[ных] людей нет.
Верочка(негромко, грубовато). Вы знаете, что здесь вас считают каким-то блаженным?
Богомолов. Это – везде! Везде. Вы посмотрите, как относятся ко мне рабочие: я, очевидно, кажусь им ребёнком. «Сергеич, говорят они, ты не беспокойся, мы тебя не обидим, – всё будет хорошо!» Они положительно боятся обидеть меня. Это – трогательно.
Верочка. Я знаю людей, которые не боятся этого.