Заинтересовался Митя.
– А по чьему подобию?
– То есть – как? Мы желаем бесподобного… проходи!
Будучи ребенком, еще не посвященным в тайны природы, Митя, конечно, обрадовался случаю присутствовать при таком важном деле и простодушно советует:
– Сделайте о трех ногах!
– Это к чему же?
– Он смешно бегать будет…
– Поди прочь, мальчик!
– А то – с крыльями? Вот ловко бы! Сделайте с крыльями, ей-богу! И пусть бы он учителей похищал, как кондор в «Детях капитана Гранта»,[40 - Сын капитана Гранта, Роберт, во время путешествия по Кордильерам был унесен орлом-кондором (см.: Жюль Верн. Дети капитана Гранта, ч. 1, гл. XIV).] – там, положим, кондор не учителя утащил, а лучше бы учителя…
– Мальчик! Ты говоришь вздор и весьма даже вредный! Вспомни молитву до и после учения…
Но Митя был мальчик фантастический и всё более увлекался:
– Идет учитель в гимназию, а он бы его – хоп! сзади за воротник и понес бы по воздуху куда-нибудь – это всё равно уж! – учитель только ножками болтает, а книжки так и сыплются, и чтобы их не найти никогда…
– Мальчик! Ступай уважать старших!
– А он кричит жене сверху: «Прощай, возношусь в небеса, я ко Илия и Енох»,[41 - По библейским легендам, пророк Илья живым вознесся на небо на огненной колеснице (Третья книга царств, гл. 17; Четвертая книга царств, гл. 2); праведник Енох, проживший 365 лет, также был взят живым на небо (Бытие, гл. 5, стихи 18–24).] а она стоит среди улицы на коленях и ноет: «Восиитательчик мой, недагогчик!..»
Они на него рассердились.
– Пшел! Болтать пустяковину и без тебя есть кому, а тебе еще рано!
И прогнали. А он, отбежав несколько, остановился, подумал и спрашивает:
– Вы – взаправду?
– Конечно же…
– А не выходит?
Вздохнули они угрюмо и говорят?
– Нет. Отстань…
Тогда Митя отошел от них подальше, показал им язык и дразнится:
– А я знаю почему, а я знаю почему!
Они – за ним, он – от них, но, привыкшие к перебежкам из лагеря в лагерь, догнали они его и давай трепать.
– Ах ты… старших дразнить?…
Митя – плачет, умоляет:
– Дяденьки… я вам суданскую марку… у меня дубликат… перочинный ножик подарю…
А они его директором пугают.
– Дяденьки! Я, ей-богу, никогда больше не буду дразниться! И, право же, я догадался, отчего не создается новый человек…
– Говори!
– Отпустите маленько!
Отпустили, но держат за обе руки, он же им говорит:
– Дяденьки! Земля – не та! Не годится земля, честное слово, сколько вы ни плюйте, ничего не выйдет!.. Ведь когда бог сотворил Адама по образу и подобию своему, – земля-то ничья была, а теперь вся – чья-нибудь, вот отчего и человек всегда чей-нибудь… и дело вовсе не в плевках…
Это их так ошеломило, что они и руки опустили, а Митя – драла да, отбежав от них, приставил кулак ко рту и кричит:
– Краснокожие команчи! Ир-рокезы!
А они снова единодушно уселись в лужу, и мудрейший из них сказал:
– Коллеги, продолжаем наши занятия! Забудем об этом мальчишке, ибо несомненно, что он переодетый социалист…
Эх, Митя, милый!
XII
Жили-были Иванычи – замечательный народ! Что с ним ни делай – ничему не удивляется!
Жили они в тесном окружении Обстоятельств, совершенно не зависящих от законов природы, и Обстоятельства творили с ними всё, что хотели и могли: сдерут с Иванычей семь шкур и грозно спрашивают:
– А где восьмая?
Иванычи, нисколько не удивляясь, отвечают покорно Обстоятельствам:
– Еще не выросла, ваши превосходительства! Погодите маленько…
А Обстоятельства, нетерпеливо ожидая наращения восьмой шкуры, хвастаются соседям, письменно и устно:
– У нас народонаселение благорасположено к покорности, делай с ним что хошь – ничему не удивляется! Не то, что у вас, например…
Так и жили Иванычи, – работали кое-что, подати-налоги платили, давали взятки кому сколько следует, а в свободное от этих занятий время – тихонько жаловались друг другу:
– Трудно, братцы!
Которые поумнее – предрекают: