Мещане

Перчихин. Тесть? Вона! Не захочет этот тесть никому на шею сесть… их ты! На камаринского меня даже подбивает с радости… Да я теперь – совсем свободный мальчик! Теперь я – так заживу-у! Никто меня и не увидит… Прямо в лес – и пропал Перчихин! Ну, Поля! Я, бывало, думал, дочь… как жить будет? и было мне пред ней даже совестно… родить – родил, а больше ничего и не могу!.. А теперь… теперь я… куда хочу уйду! Жар-птицу ловить уйду, за самые за тридесять земель!

Акулина Ивановна. Как же уйдешь ты! От счастья не уходят…

Перчихин. Счастье? Мое счастье в том и состоит, чтобы уходить… А Полька будет счастлива… она будет! С Нилом-то? Здоровый, веселый, простой… У меня даже мозги в голове пляшут… а в сердце – жаворонки поют! Ну, – везет мне! (Притопывая.) Поля Нила подцепила, она мило поступила… Их ты! Люли-малина!

Бессеменов (входит. Он в пальто, в руке картуз). Опять пьян!

Перчихин. С радости! Слыхал? Палагея-то? (Радостно смеется.) За Нила выходит! а? Здорово, а?

Бессеменов (холодно и жестко). Нас это не касается… Мы свое получим…

Перчихин. А я всё думал, что Нил на Татьяне намерен жениться…

Бессеменов. Что-с?

Перчихин. Правое слово! Потому видимо было, что Татьяна не прочь… и глядела она на него так… эдак, знаешь… ну, как следует, и вообще… и всё прочее… а? Друг…

Бессеменов (спокойно и злобно). Вот что я тебе скажу, милый… Ты хоть и дурак, но должен понимать, что про девицу говорить такие подлые слова не позволено. Это – раз! (Постепенно повышая голос.) Засим: на кого и как глядела твоя дочь и кто как на нее глядел и что она за девица, – я не говорю, а только скажу одно: ежели она выходит за Нила – туда ей и дорога! Потому обоим им – цена грош, и хоть оба они мне обязаны очень многим, но я отныне на них плюю! Это – два! Ну-с, а теперь вот что: хоша мы с тобой и дальние родственники, но, однако, погляди на себя – что ты такое? Золоторотец. И скажи мне – кто это тебе разрешил прийти ко мне в чистую горницу в таком драном виде… в лаптищах и во всем этом уборе?

Перчихин. Что ты? Василий Васильич, – что ты, брат? Да разве я в первый раз эдак-то…

Бессеменов. Не считал разов и не хочу считать. Но вижу одно – коли ты так являешься, значит, уважения к хозяину дома у тебя нет. Опять говорю: кто ты? Нищий, шантрапа, рвань коричневая… слыхал? Это – три! И – пошел вон!

Перчихин (ошеломленный). Василий Васильич! За что? За какое…

Бессеменов. Вон! Не финти…

Перчихин. Опомнись! Я ни в чем пред тобой…

Бессеменов. Ну?! Ступай… а то…

Перчихин (уходя, с укором и сожалением). Эх, старик! Ну, и жаль мне тебя! Прощай!

(Бессеменов, выпрямившись, молча, твердыми, тяжелыми шагами ходит по комнате, суровый, мрачный. Акулина Ивановна моет посуду, боязливо следя за мужем, руки у нее трясутся, губы что-то шепчут.)

Бессеменов. Ты чего шипишь? Колдуешь, что ли?..

Акулина Ивановна. Я молитву… молитву, отец…

Бессеменов. Знаешь… не быть мне головой! Вижу, – не быть… Подлецы!

Акулина Ивановна. Ну что ты? Ай, батюшки… а? Да почему? Да еще, может быть…

Бессеменов. Что – может быть? Федька Досекин, слесарного цеха старшина, в головы метит… Мальчишка! Щенок!

Акулина Ивановна. Да еще, может, не выберут его… ты не кручинься…

Бессеменов. Выберут… видно по всему… Прихожу я, сидит он в управе… Слышу – поет, разливается – жизнь, говорит, трудная, надо, говорит, друг за друга держаться… всё, говорит, сообща делать… артели, говорит… Теперь, дескать, всё фабрика… ремесленникам жить нельзя врозь. Я говорю: жиды всему причина! Жидов надо ограничить! Губернатору, говорю, жалобу на них – ходу русским не дают, и просить его, чтобы выселил жидов. (Татьяна тихо отворяет дверь и бесшумно, пошатываясь, проходит в свою комнату.) А он это с улыбочкой такой и спрашивает: а куда девать тех русских, которые хуже жидов? И начал разными осторожными словами на меня намекать… Я будто не понимаю, но, однако, чувствую, куда он метит… мерзавец! Послушал – отошел прочь… Погоди, думаю, я тебе насолю… А тут Михайло Крюков, печник, подошел ко мне… знаешь, говорит, а головой-то, пожалуй, Досекину быть… и глядит вбок, конфузится… Хотел я сказать ему – ах ты. Иуда косоглазый…

Елена (входит). Здравствуйте, Василий Васильевич! Здравствуйте, Акулина Ивановна…

Бессеменов (сухо). А… вы-с? Пожалуйте… что скажете?

Елена. Да вот – деньги за квартиру принесла…

Бессеменов (более любезно). Доброе дело… сколько тут? Четвертная… Причитается мне еще с вас получить за два стекла в коридорном окне сорок копеек, да за петлю у двери в дровянике… кухарка ваша сломала… ну, хоть двадцать копеек…

Елена (усмехаясь). Какой вы… аккуратный! Извольте… у меня нет мелких… вот – три рубля…

Акулина Ивановна. Углей мешок вы брали… кухарка ваша.

Бессеменов. Сколько за угли?

Акулина Ивановна. За угли – тридцать пять…

Бессеменов. И всего – девяносто пять… Два с пятаком сдачи… пожалуйте! А насчет аккуратности, милая барыня, вы сказали справедливо. Аккуратностью весь свет держится… Само солнце восходит и заходит аккуратно, так, как положено ему от века… а уж ежели в небесах порядок, то на земле – тем паче быть должно… Да вот и сами вы – как срок настал, так и деньги несете…

Елена. Я не люблю быть в долгу…

Бессеменов. Распрекрасное дело! Зато всяк вам и доверит…

Елена. Ну, до свиданья! Мне надо идти…

Бессеменов. Наше почтение. (Смотрит вслед ей и потом говорит.) Хороша, шельма! Но всё же, однако, с превеликим удовольствием турнул бы я ее долой с квартиры…

Акулина Ивановна. Хорошо бы это, отец…

Бессеменов. Ну, положим… Пока она тут… мы можем следить. А съедет, – Петрушка к ней шляться начнет тогда, за нашими-то глазами она его скорее может обойти… Надо принять в расчет и то, что деньги она платит аккуратно… и за всякую порчу в квартире бессловесно возмещает… н-да! Петр… конечно, опасно… даже очень…

Акулина Ивановна. Может, он жениться и не думает на ней… а просто так…

Бессеменов. Кабы знать, что так… то и говорить нам не о чем и беспокоиться не надо. Всё равно, чем в публичные дома таскаться, – тут прямо под боком… и даже лучше… (Из комнаты Татьяны раздается хриплый стон.)

Акулина Ивановна(тихо). А?

Бессеменов (так же). Что это?

Акулина Ивановна(она говорит тихо, беспокойно озирается, как бы прислушиваясь к чему-то). В сенях будто…

Бессеменов (громко). Кошка, должно быть…

Акулина Ивановна(нерешительно). Знаешь, отец… хочу я тебе сказать…

Бессеменов. Ну, говори…

Акулина Ивановна. Не больно ли ты строго с Перчихиным-то поступил? Он ведь безобидный…

Бессеменов. А безобидный, так и не обидится… если же обидится – потеря нам не велика… знакомство с ним – честь не дорогая… (Стон повторяется громче.) Кто это? Мать…