Между прочим

Днём, при ярком свете солнца и на глазах сотен людей, одиннадцать живых душ отправляются на гибель: всем известно, что их втопчут в грязь, погубят, отравят, уничтожат.

Никто не вправе помешать этому, никто.

Нужно доказать, что эти одиннадцать «продаются» без разрешения и согласия родителей, – тогда можно бороться с восточным человеком.

Но если девушку помимо её согласия «продают» родители – тут нечем и не с кем бороться.

Тут нечем помочь девушке.

Особенно если она сама – без души.

17

Стоимость интеллигентного труда с точки зрения самарского коммерсанта на днях точно установлена одним из последних, господином Т.

Ему потребовалось подготовить своего десятилетнего сына для поступления в учебное заведение, и вот он ищет человека, способного «образовать сынишку, штобы ён в емназию вперся».

Такой человек найден и готов служить.

– Ты мне, миляга, – устанавливает господин Т. количество труда, – обучи его всему, что там требовается по порядку. Еграфия – и еграфии, рихметика и её напхай ему в голову, одно слово, приведи мне малого в нужную ролю – и больше никаких! Можешь?

– Могу… – говорит человек.

– Так. А денег тебе сколько за это?

– Три часа занятий?

– Мне хоть пять. Мне чтобы обучить мальчишку. А сколько часов тебе работы – это твоё дело. Хоть десять.

– За три часа ежедневных занятий я с вас возьму десять рублей, говорит учитель.

Купец разевает рот и делает круглые глаза.

Он долго молча смотрит в лицо учителя и наконец хохочет во всю мочь и силу.

Учитель в недоумении.

– Уморил! – покатывается со смеху купчина.

Учитель просит его успокоиться и объясниться.

– Изволь – объясню. Чудак ты, вот что! Да ты понимаешь ли, что я за десять рублей в месяц имею кухарку и горничную, десять рублей плачу кучеру, семь целковых дворнику, и все эти люди за своё жалованье целый день у меня работой заняты – понял? Целый день! А ты за три часа в сутки хочешь с меня эту сумму слупить. Эх ты, учёный! Видно, по учёности своей бога-то ты уж и не боишься совсем.

– Но – позвольте! Какое же вы мне вознаграждение предложите? – спросил ошеломлённый учитель.

– Какое? Я, брат, по чистой совести, могу тебе дать один рубль пятьдесят копеек в месяц!

– Полтора рубля?!

– Серебром! Получай – и с богом принимайся.

Учитель рассчитал, что полтора рубля в месяц – это будет maximum по семишнику за час работы.

Семишник за час умственного труда – унизительно дёшево, и предложение этого семишника – варварски глупо.

– Ну, нет, мы не сойдёмся, – сказал учитель.

Купец удивился.

– Чего ты пыжишься, скажи на милость? Вашего брата, учёных, уйма без делов шляется. Я, брат, найду и такого, который с меня полтину в месяц возьмёт… Так-то… Больно ты чобуньковат. Фря какая! Полутора рублей ему мало… Десять целковых дай… Ишь! Я за десять-то рублей в месяц верхом на человеке кататься буду.

– Прощайте!

– Прощай – не стращай… Горд ты, брат. Видно, ещё у воды без хлеба не сиживал? Постой, погоди! Хошь, прибавлю? Кажинный день два стакана чаю буду давать – хошь? Полтора, значит, целковых и стаканов сорок, а то полсотни чаю в месяц. Идёт?

Не сошлись…

Да, вот он каков, этот купец Т.

Оценивая так дёшево просвещение и интеллигентный труд, он плохо понимает, что творит.

Нельзя не порадоваться тому, что он так плохо понимает это.

Ибо существует мнение, что чумазый скоро захватит жизнь в свои руки, захватит, исковеркает и испачкает её.

Ну, это не скоро будет, если чумазый сохранит в себе первобытность отношения к людям и взглядов на просвещение.

При таком плохом понимании жизни и запросов современности, как у купца Т., трудно купцу Т. доминировать над жизнью и верховодить людьми.

Зелен…

Не созрел…

18

Прошлый раз я говорил о том, как в уфимских железнодорожных мастерских дерутся.

Говорил я на основании письма, присланного мне некиим уфимским человеком, но рассказать всё, что было сообщено мне в письме, – не мог.

Тем не менее и то, что я рассказал, возымело действие, как снова сообщает мне мой уфимский корреспондент.

Толкуйте там, что пресса не имеет влияния на жизнь!

Вот вам доказательство противного.

Когда номер «Самарской газеты» с намёками на железнодорожные порядки попал в руки начальства, оно сейчас же нашло среди рабочих одного из невинно битых людей, к своему несчастию, ещё и грамотного, и предъявило ему номер.

– Это что?