Аудиокнига Жизнь Клима Самгина

Место моего рождения - г. Горький, одно время жила недалеко от площади Горького, по улице Горького ходила на работу, на моей любимой нижегородской набережной стоит памятник Горькому, само собой, я бывала в домике Каширина, где прошло детство писателя, плакала над страницами «Детства», было ужасно жаль Алешу Пешкова, но творчество Горького так и не полюбила. После прочитанных в старших классах школы «Старухи Изергиль» и «На дне» больше 15-и лет не брала в руки его книги, и вот – «Жизнь Клима Самгина» - большой прощальный роман писателя, о котором он говорил, что: "Все наши "ходынки" хочу изобразить, все гекатомбы, принесенные нами в жертву истории за годы с конца 80-х и до 18-го".Я была готова воспринять масштабное историческое полотно, читать о народниках и марксистах, брожении идей в умах и сложных судьбах людей, живущих в такое непростое время. Но я не ожидала такой беспросветной безнадёги, мрачности и серости, в которую погружаешься с первых страниц романа. Мир Горького, прежде всего, не красив – он неизменно сосредоточивает внимание на неприятной внешности и дурных манерах героев, неопрятной одежде, унылой убогости обстановки, всякого рода грязи – и той, что на улицах, и той, что мерзкой сальной плёнкой покрывает души людей, не давая проявляться чистым и искренним порывам.И это даже не безобразие, ведь безобразие – это отсутствие образа, а в романе есть сильный образ серого, грязного, неуютного мира, который хочется «развидеть» раз и навсегда.Продираясь сквозь текст, я выносила мозг знакомым, которые любят Горького, спрашивая, неужели все стопятьсот страниц «Клима Самгина» будут такими? Неужели Горький совсем не замечал и не ценил красоты мира? Или ни капельки не любил людей? Разве это правда о человеке и об обществе?Одним из лучших ответов, которые я получила, был такой:«Простые тяжёлые русские люди с тяжёлой рукой и тяжёлой судьбой - это наша правда.» Я крутила эту мысль в голове, продолжая читать роман, но меня не покидали вопросы: Если и правда, то разве это ВСЯ наша правда? Вот, Чехов, тоже реалист, не романтик ничуть, но у него есть и светлое или хотя бы этакое русское "печальное очарование вещей", а у Горького – как будто нет. Мне недоставало не только красоты, но и человеческой радости, моментов пусть редкого, но счастья. На этот мой тезис я получила от земляка-ценителя Горького такой ответ:«Беда веселью не помеха» - это наша нижегородская пословица у Горького. Вся радость какая-то надрывная, смех у нас - удел дурака и осуждается. И наш смех не радостный, а сквозь тоску и безнадёжность.»Что ж, наверное так оно и есть, и по моим впечатлениям проиллюстрировать горьковскую радость можно только вот так:



И еще одна странность - вообще-то, я не люблю «позитивные» книги, "лакирующие" действительность, как раз всегда предпочитала суровый реализм, психологизм, погружение в бездны душ человеческих. Всякого рода книжный опий типа фэнтези и сказок - вообще не моё, но … и Горький - не моё. Очень и очень во многом Горький не кажется мне правдивым, и дело не в точности описания исторических фактов. Просто возникает ощущение, что в жизни России того времени всё, может, и плохо, но не так. И "не так" не в смысле интенсивности, а в смысле "как-то иным образом", он как будто по неприглядным верхам идет и даже там где вроде бы и замечает суть, то сразу же уходит в сторону внешнего, не касающегося каждого человека.Может быть, дело в том, что герои «Жизни…» отстраняются от самих себя, своей жизни и своих проблем, а думают исключительно о каких-то социальных и политических идеях, народе, судьбе России и тому подобных вещах, что гарантирует «мыслителям» несчастливую жизнь.«…несчастным трудно сознаться, что они не умеют жить, и вот они говорят, кричат. И всё - мимо, всё не о себе, а о любви к народу, в которую никто и не верит.»

И вот эта «социальная озабоченность» всех и каждого, бесконечные разговоры интеллигентов о народе и его благе так утомляют, что с трудом вникаешь уже и в человеческие отношения героев. А народ… до поры до времени:


Отдельно бесят женские персонажи – если мужчины живут в мире идей или одержимы верой во что-нибудь (и не важно – в Бога, в отсутствие Бога или в спасительною силу марксизма), то большинство горьковских женщин живут «чуйствами», их эмоциональный мир – это исключительно мужчины и «страсти-мордасти». В целом же сам по себе авторский взгляд писателя на персонажей кажется крайне неприятным и неблизким. Это не то, чтобы ненависть к людям или разочарование, а какое-то подленькое желание найти во всяком большом – мелкое, а в чистом – грязное. Со страниц то и дело выглядывает то самое «мурло мещанина», о котором писал Маяковский. И я, признаюсь, без сожаления пополнила бы список недочитанных книг, если бы главным героем не был бы Клим Самгин. Пускай сам Горький называл его «пустым человеком», пускать все остальные рецензенты напишут, что Клим – «серый», «никакой», «безыдейный», «лишний», на мой взгляд, образ Клима – несомненная писательская удача автора. Как бы странно это ни звучало, но именно «пустой» Клим – для меня самый живой, самый человечный и самый психологически достоверно описанный герой, с понятными мотивациями, проблемами и особенностями. О Самгине говорят: "Здоровая психика у тебя, Клим! Живешь ты, как монумент на площади, вокруг - шум, крик, треск, а ты смотришь на все, ничем не волнуясь".

Вот это и значит увидеть только внешнее, не умея понять внутреннего. По-настоящему верно о Климе сказал лишь «Настоящий старик» - дед, сетующий на то, что родители «придумывают» себе сына. И я не вспомню в художественной литературе лучшего описания нарциссической травмы – от нюансов механизма её нанесения до самых отдаленных последствий. У Клима-то именно что нездоровая психика.Хотели родители «особенного» ребенка – вот вам, получите! Всего-то нужно одно – совершенно не интересоваться внутренним миром ребенка, его чувствами, не давать живых реакций на его эмоции, а дальше, если ребенок восприимчивый, то и вовсе ничего делать будет не нужно – он уже и сам себя сможет успешно «придумывать», маховик запущен. Вы удивляетесь, что «особенный мальчик» не блещет успехами? Экие странные люди – где взять силы на учебу и прочие достижения, если собственная личность (и, прежде всего, эмоциональный мир) остались неразвитыми, а весь ресурс уходит на поддержание «ложной личности», предъявляемой миру? Внешне спокойствие Клима не означает, что он ничего не чувствует, оно означает лишь, что и сам Клим не умеет взаимодействовать со своими чувствами, не придает им значения. Поэтому и никакие идеи не прикипают к душе, остаются лишь игрушками для разума. Человек живет вне контакта с самим собой настоящим, как же можно его осуждать за отсутствие живого контакта с другими и недостаток сочувствия? Как писал Альфред Дёблин:«Что ж, человек не машина, дает что имеет, больше не выжмешь.»

Поэтому, подводя итог, могу сказать, что ничуть не жалею, что прочитала «Жизнь Клима Самгина», хоть это было и тяжело и заняло гораздо больше времени, чем мог бы занять другой роман такого же объема. И, сделав небольшой перерыв, я попробую еще почитать Горького. Это будет мой «книжный вызов» - прочесть Горького и:

Второе прочтение "Жизни Клима Самгина" проходило ещё дольше, чем первое. Не потому что неинтересно, хотя в огромной по объёму книге были и такие места. Скорее, к тому располагает её формат, чуть ли не сериальный: можно оторваться в любом месте, а потом безболезненно вернуться хоть через пару-тройку недель, ничего катастрофического всё равно не забудется. Сейчас бы эту книгу надо читать глубже и чаще, потому что Горький явно опередил своё время с таким типчиком, как Клим Самгин. Нет, не спорю, в начале века самгиных наверняка было немало, но даже по тексту романа видно, что он — скорее нечастое явление, чем повсеместное. Теперь же всё стало гораздо проще. Не нужно рождаться в приличной семье и вкладывать семейное состояние в образование, чтобы объявить себя интеллигентом и умником, который пока ещё слишком хорош для этого мира, поэтому и не раскрывается.Образ Самгина, конечно, не слишком выпуклый, но он таким быть и должен. В детстве он отчаянно жаждал внимания, но собственные средненькие способности (как в интеллектуальной сфере, так и со стороны морали) не позволяли ему это внимание получить. Поэтому он стал играть по тем правилам, которые ему предложили взрослые. Это известная поговорка: "Молчи — за умного сойдёшь" (а ещё за ох какого загадочного, до сих пор работает) плюс умение "писать рефераты". Что это значит? Да очень просто. Если нет своего ума, то позаимствуй чужой, но чтобы не обвинили в плагиате, то возьми всего понемножку: тут, там, у этого, а ещё вот тут, вот это перефразируй, чтобы не догадались, а вот это можешь смело цитировать напрямую. В итоге вот вам полуфабрикат интеллекта. И сам-то Самгин прекрасно понимает, что грош цена этой его исключительности, но до последних страниц убеждает себя, что он умница. Впрочем, вы сами знаете, чем больше в таких случаях кричат и себя убеждают, тем больше сомневаются. Более умные товарищи быстро Самгина раскусывают и презрительно игнорируют — ну в самом деле, зачем обращать какое-то внимание на профессионального копипастера, внутри прозрачного и дутого, как пузырь, если можно обратиться к первоисточникам? Но более умных товарищей не так много вокруг и все они заняты делами общественными.Интересная тенденция в том, что читать про Самгина гадко, но не оторваться. В том плане, что всё ждёшь, когда же эта самодовольная "тварь дрожащая" получит своё, кто же щёлкнет её по носу — какой-то другой персонаж или всё-таки сама жизнь? Беда Горького в том, что его литературный талант в данном случае победил его самого. Не мог он сфальшивить даже в таком схематичном персонаже. Потому что редко таких осторожных рефератчиков жизнь наказывает, они живут и процветают, сейчас работают диванными экспертами и пафосными аналитиками в этих наших интернетах, убеждают некоторых легковерных окружающих, что вот-вот готовят что-то великое, но так и пшик. Поэтому и не смог Горький закончить роман. В набросках остались пафосные варианты финала, когда приходит Ленин и царствие советское, везде рай-цветочки-шоколад, а самгины становятся не нужны. Ну и хорошо, что такой финал не написан, пусть всё будет так, жёстче, но и правдивее. Мы же понимаем, что пустословы самгины прекрасно процветали во времена советской власти.Самгин, конечно, не совсем настоящий, эдакий картонный голем для воплощения авторской задумки. Хоть мы все несколько тысяч страниц видим мир его глазами, а всё равно в него не верим (ну ладно, уточню, мы царь всея Руси ТибетанФокс, в него не верим). Да и события вокруг уж как-то слишком удобно расположены. Самгин настолько коллективный образ целой прослойки (но не всей прослойки целиком!) получился, что умудряется оказаться везде и сразу. Всего-то он очевидец: и в Питере застал все главные события времени, и в Москве, и как в глушь какую-нибудь ни заедет, так обязательно что-то случится историческое прямо у него под носом и именно в тот момент, когда он будет рядом проходить. А его и не зацепит совсем, разве что царапину где-то поставит, да только кровь из той царапины не идёт, картон кровоточить не может. Зато на фоне этого многоликого в единой роже Самгина отлично смотрятся другие персонажи и типажи, такие живчики, особенно дамы. Разве что Кутузов не пришей козе рукав во всём романе, но иначе нельзя. Историки говорят, что линия с Кутузовым вообще неточна — в то время, когда он и Ленин в тексте романа действуют, ещё никто большевиков всерьёз не воспринимал и сами они не отсвечивали, а если и были какие-то поползновения, то явно не в таком масштабе, как об этом в романе говорится. Ну что ж, изменение и приукрашивание реальности по внутреннему госзаказу Горького, бывает и такое.Ещё один признак некоторой условности происходящего — то факт, что Земля по Самгину имеет форму не просто чемодана, а крошечной шкатулочки. Самгин знает-то всего пару десятков людей, но куда он не едет по огромной России или за рубежом — везде их встречает. Какова вероятность, что в России до обеих мировых войн (когда население сравнимо с нынешним) в каждом городе ты будешь натыкаться на знакомых? Такое ощущение возникает, что они из врености колесят на один шаг впереди Самгина, чтобы только перед его очками из-за каждого угла выпрыгивать во всяких Мухосрансках. И совсем уж дико выглядит то же самое за рубежом. Приехал ты в Берлин или Париж, а там одни только знакомые, плюнуть некуда.Самое яркое в Самгине — это его ненависть ко всему оригинальному. Сам он ничего самобытного родить не может (хотя и очень хочет), поэтому с радостью готов всех смешать и опустить до собственного уровня. В каждом человеке или событии он ищет гнильцу, только чтобы оправдать на этом фоне себя. Явно не тот персонаж, чью шкуру хочется примерить на себя, поэтому каждый раз, когда мир его обламывает, невольно радуешься.Вместе с тем, если отвлечься от Самгина, книга довольно любопытная. Своего рода энциклопедия общественной жизни конца 19 — начала 20 века, пусть и через странноватую неприятную призму поданную. Написано несколько тяжеловато, но во многих местах красиво и удивительно цепко. Даже бесконечные горьковские тире к месту и ни к месту плюс неряшливый язык и кокетство (не один раз он в тексте упоминает некоего писателя Максима Горького, обычно сразу после кидания каках в Леонида Андреева) не портят общее впечатление от текста. Может быть, Горький дописал бы этого монстра, а потом бы взял да и сократил, чтобы было порезче и почётче. Но книга победила своего создателя. Как ни хотел автор убить своего главного героя, а всё никак. Вокруг него народ мрёт, как в "Игре престолов", а Самгину хоть бы хны. Вот и до нашего времени дожил, сменил тоненькие очки на роговые, чернильницу на клавиатуру, адвокатскую контору на тесный офис. А пока жил и доживал — расплодился почкованием, как и многие другие паразиты, никаким дихлофосом теперь не вытравить.

Если кто помнит — была в 2001 году предновогодняя серия телепередач в рамках проекта «За стеклом». Когда люди помещались в стеклянную банку и жили там всем любопытствующим на радость и на обсуждение в течение пяти недель. Другой похожий пример «Застеколья» — тот самый набившим всем и вся оскомину и изжогу ТНТшный проект «Дом-2».Оба проекта имеют в своей основе один и тот же принцип — жизнь что называется онлайн, без пауз и перерывов, без деления на основное и второстепенное, на личное и общее, на тайное и явное, на дневное и ночное. Вот примерно такой же принцип мы имеем в этой книге (написанной, к вящей славе автора, ещё в 20-е – 30-е годы — хоть патентуй саму идею!). Полное ощущение, что Горький взялся за трудное и не всегда благодарное дело — проследить жизнь одного человека того поколения в режиме «день за днём», без купюр и пауз. Словно прикрепил к плечу своего героя малоформатную видеокамеру, которая фиксировала всё и вся в своей бездонной памяти. Но только камера эта вдобавок не совсем обычна и параллельно с внешней картинкой ведёт съёмку внутренних движух нашего героя, фиксирует его мысли и чувства, желания и страхи, взгляды и убеждения, интересы и склонности…Дальше 12 000 знаков скукоты Что ж, можно считать, что задача эта Алексею Максимовичу оказалась и по плечу и по перу. День за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем и год за годом мы проживаем все эпизоды и события жизни — сначала мальчика-дошкольника Клима Самгина, потом вместе с ним же подростком поступаем в гимназию, юношей учимся в университете и взрослым самостоятельным человеком служим адвокатом — всего порядка четырёх десятилетий промелькнут перед нами. Конечно, это не совсем обычное наблюдение, хотя бы потому, что автор вовсе не стремится дать совершенно беспристрастную и максимально объективную картину этого страшно интересного времени (80-е годы XIX столетия — февраль-март 1917 года) (определение «страшно» здесь применимо-употребимо в обоих смыслах). Совсем наоборот, Горький подаёт нам этот не самый простой и отнюдь не скучный период в жизни России очень пристрастно и субъективно. Однако субъективность эта исходит не от автора, она принадлежит не Горькому, а его протеже, его герою, этому придуманному и одновременно совершенно естественному для России конца XIX — начала XX столетий представителю среднего слоя, среднего класса, интеллигенту в третьем поколении Климу Самгину. И потому конечно же все явления и события тех лет окрашены призмой личностного восприятия Клима Самгина, все они пропущены сквозь линзу его осознания и осмысления и вчувствования в них, и потому изложены именно так и именно с помощью тех слов и выражений, которые от имени Клима Самгина произнёс и написал в этом повествовании автор.Трудность для автора здесь, как мне кажется, состояла в том, что важно было нисколько не слукавить, не приукрасить, но одновременно и не преуменьшить и тем более не сокрыть те внутренние, обычно потаённые, спрятанные от всех прочих и потому истинные движения души, которые и определяют и дела и поступки, и слова и молчание человека — а ведь ещё и исказить нельзя, и заразить своего героя своими собственными внутренними схемами и конструкциями невозможно. Но при этом важно было суметь не превратить это всё в некий душевный стриптиз, в нарочитую показуху и шоу с эффектами. А ведь к тому же по ходу жизни любого человека его внутренний мир растёт и естественным образом меняется — что-то дополнительно образуется и в интересах, и во взглядах и убеждениях, и в пристрастиях, и в склонностях, а что-то, наоборот, отмирает, отваливается, становится ненужным, лишним, мешающим и раздражающим. И всю вот эту внутреннюю душевную динамику тоже было важно показать так, чтобы было понятно, что в жизни человека нет и не может лёгкостей и однозначностей, чтобы у читателя не возникло соблазна навесить сразу на Самгина клише «контрреволюционер» или облечь его в ореол мямли и неудачника.Вообще Клим Самгин с раннего детства воспитывался в ореоле «необычного» мальчика. Это мнение о своеобразии, об особенности Клима внушалось ему его матерью с раннего, ещё догимназического возраста, и было так крепко вбито в его голову, что с ощущением этой своей значимости, значительности и необычной особенности он и прожил всю свою жизнь. И конечно же это ничем не подкрепляемое мнение не могло не оказать существенного, если не решающего влияния на всю жизнь этого в общем-то вполне заурядного среднего человека. Вот у педагогов в своё время бытовало такое своеобразное педагогическое клише — «ребёнок со способностями». Господибожемой, да у кого их нет, этих самых пресловутых способностей! Но если не найти способов раскрутить эти самые способности и не дать им возможность развиться и проявиться в полную силу, то так и живёт такой вот «человек со способностями» невнятно и плоско, тускло и невыразительно, без всплесков и вершин, ровненько и вяло, живёт под самую завязку полный потенциальной энергии, но так и не превративший свой потенциал в кинетику достижений, в личностный рост и в личный масштаб.Вот так и наш Клим Самгин жил себе не тужил, в отстающих и отщепенцах не болтался, однако же как-то почти всегда был на вторых ролях — что в отношениях с девочками-девушками-женщинами, что в гимназической, а затем и университетской учёбе, что в отношениях с подпольщиками-революционерами-партийцами всех цветов и мастей — хоть с беками-большевиками, хоть с меками-меньшевиками. А в последнем, в политической и социальной кухне, он вообще умудрился одновременно побывать и в тех и в других и даже в третьих — и анархо-коммунистам и прочим эсдекам фактически помогал, и одновременно и параллельно общался с самыми контрреволюционными группами российского общества — октябристами и черносотенцами, не говоря уже о более мягких кадетах и прочих либералах и демократах.А вообще нашему контрреволюционному революционеру и беспартийному партийцу Климу была более всего свойственна позиция некоего наблюдателя и мыслителя. Собственно говоря и какую-то фактическую помощь партийно-революционерствующим своим знакомым он оказывал не в силу своих народнических или социально-демократических убеждений и левых взглядов, а только потому, что не мог отказать, не мог решиться ни на какое активное действие, ни на какую-то определённую чётко выраженную позицию. И что бы вокруг него ни происходило, какие бы решительные события любого масштаба не разыгрывались, Клим почти всегда молчит, молчит так многозначительно, что партийные товарищи, близкие родственники и просто знакомые считают его глубоко законспирированным активистом левого толка. Но даже когда по ходу жизни, взросления и мужания Клим всё более склоняется уже скорее к антиреволюционным взглядам и контрреволюционной позиции, он всё равно остаётся пассивен и уклончив — даже тогда, когда к концу повествования уже занимает какую-то роль в так называемом Союзе городов и вынужден как-то активно участвовать в его деятельности. Удобный и действенный приём создания себе реноме «умного человека» — умение многозначительно молчать...Личная жизнь Клима Самгина тоже является ярким и характерным образцом образа жизни людей подобных Климу. Относительно ранняя и по сути купленная матерью связь Клима с Маргаритой, затем совершаемая как бы из жалости и расчёта связь с Серафимой Нехаевой; потом включение, опять-таки расчётливое и наполовину холодное, в свою личную жизнь Варвары (и тут начинает уже мелькать ощущение пустоты жизни). Далее уже вообще хладнокровно выверенная практически самцовская связь с Никоновой (чудесным образом затем в последующем тексте поменявшей фамилию на Любимову — уже вообще было засомневался и в своей памяти и в своих рабочих пометках и выписках, но с облегчением обнаружил, что это сам автор, Алексей Максимович Горький дал ничем не объясняемую промашку), обогатившая Клима чувственно-ощущательной стороной сексуальных отношений с женщиной, но тем не менее не наполнившая его сердце любовью. Следует разлад с женой и он ничтоже сумняше легко и просто тут же вступает в отношения с певичкой Дуняшей (а всё это на фоне революции 905 года и последовавшего затем разгула реакции) — ощущение внутреннего развала и метаний конечно же у Клима тоже есть — «В своей ли ты реке плаваешь?», а после развода с Мариной и вообще возникают мысли «Я везде чужой». Кстати говоря, вот эти выразительно сформулированные им самим мысли о себе очень точно характеризуют сущность нашего героя, который и в самом деле практически везде и всем чужой — если не в отношениях, так по его собственным внутренним ощущениям. «Моя жизнь — монолог!» — утверждает сам о себе Клим Самгин, а когда уже политическая активность в стране достигает широкого размаха, то Клим Иванович Самгин ловит себя на размышлениях «В какую партию вступить, которая его обеспечит?». А осознав это уже общем-то и не стесняется этих своих желаний и стремлений — он в открытую уже раздумывает и надеется хоть что-то «выиграть от войны», ведь «к лету 14 года Клим Иванович Самгин был весьма заметным человеком среди людей, основным качеством которых является строго критическое отношение к действительности»... И появляются новые женщины и новые связи, и новая его активность — встречи, разговоры и рассказы, и поездки на фронт и прочая, и прочая, и прочая… Клим Климом вышибают, в общем!И понятно, что самым естественным выходом из нашей повести является смерть Клима Ивановича Самгина — к сожалению книга Горьким до конца недописана и о судьбе главного героя мы узнаём только из разрозненных обрывочных строк и предложений, написанных Горьким как пункты сюжетного плана. Но даже из этих обрывочных строк понятно, что и смерть свою Клим Иванович Самгин обрёл не на полях революционных битв, а, по-видимому, каким-то совершенно бесславным образом. А был ли мальчик? Мальчик-то, был ли?..И в тоже время совсем неверным будет утверждение, что я безоговорочно осуждаю Клима Самгина и жёстко его критикую и за мешанину в связях, и за путаницу во взглядах, и за пассивность и неопределённость в поведении и действиях. Дело в том (и сила и мощь книги ещё и в этом), что Горький сумел заглянуть внутрь простого интеллигентного образованного человека — не пролетария, которому, как известно, терять нечего кроме своих цепей, а обычного в меру умного «революционера поневоле». Потому что если перестать лукавить с самим собой и играться в разные героические позы и решительные словеса, то оказывается, что и сам ты зачастую не так решителен и бесстрашен в своих пристрастиях и взглядах; что и ты подобно Климу Самгину порой пытаешься вычислить куда будет правильнее пристроиться и за кого стоять горой... да при этом стоять такой «горой», что коли что переменится, так и легко можно было бы и отвертеться и отговориться и откреститься... Что это уже потом, по прошествии времени, реверсивным взглядом «назад и вниз» чётко понимаешь, с кем ты и за кого ты, а когда находишься как бы «внутри» происходящих событий и не видишь толком ни перспективы, ни леса за деревьями, так и не всегда можешь во всём разобраться, не всегда готов пойти до конца... Это если не героизировать себя и не представлять совсем уж непогрешимым и вообще большой умницей...Несмотря но солидный объём книга читается не трудно — язык Горького прост и понятен, выразителен и красив. Основная трудность при чтении в электронном виде состояла в том, что весь текст книг со второй по четвёртую шёл подряд, без отбивок пустыми строками или там какими-нибудь «звёздочками» в местах переходов от смысла к смыслу и от эпизода к эпизоду. Поэтому восприятие порой давало сбои, усугублявшиеся к тому же тем, что некоторые символы текста при оцифровке были неверно распознаны и потому отдельные слова и выражения искажены. Ничего другого в упрёк книге и её автору сформулировать не могу — повесть о Климе Самгине однозначно понравилась, произвела сильное впечатление и оставила внутри стойкое желание посмотреть одноимённый фильм.