Вперед, государь! Сборник повестей и рассказов

– Что им сделается! – ягая Мать засмеялась: – А ты молодец, хитрее меня будешь, не про тайны спросила, а про то, что за двором видела. Ну, проси, проси, дочка! Вижу же, что с наболевшим к Матери пришла.

Зверяница собралась с духом, набрала побольше воздуху и выпалила:

– Мамочка, родненькая! Уступи мне своё место. Хоть на день или на два, но только уступи!

Ягая Баба хохотнула, привлекла её к себе, в макушку губами ей ткнулась:

– Людские судьбы вместо меня рожать будешь?

– Да где уж мне, – девчонка-полудница замялась. – Мне бы здесь встретить кое-кого. А ты, мамочка, той порой отыщи его, ну, того, ну, другого, – она смущённо затеребила поясок платья. – Помоги мне, направь его, куда следует. Ну, мамочка, родненькая, не отказывай!

– Да кого и куда направить, глупая? – ягая Мать отстранилась. – О ком ты?

– Так знаешь ведь, мам, – Зверяница закусила губу: – Зачем спрашиваешь?

«…Слышишь, сказитель. Или кто ты? Охотник с собакой, воин на коне – мне не важно. Это моя история, я соткала её в кружево судеб и не намереваюсь отчитываться, почему да зачем я так поступаю. Но… Видишь ли, это моя особая дочка, хоть я и часто забываю о ней, заботясь о тысячах других моих деток. Просто она заходит ко мне. А ещё она одна зовёт меня Мамочкой. Ясно тебе? Не задавай больше вопросов, почему это я послушала её да зачем пошла искать и приводить в чувство этого, как его, позабывшего весь белый свет Балду-Покатигорошка…»

Дородная, чреватая, пышнотелая Баба вздохнула и по-матерински поохала. Посмотрела, пораздумывала. Да и опять дочку-полудницу в лоб поцеловала.

***

«…Слезай с серого коня, воин. Тебе пора садиться на серого волка. Твой конь – это знак твоей власти над природой мира земледельцев, торговцев и воинов. Но здесь твой мир закончился. Здесь – Лес. Здесь моя власть, и тебе лучше обратиться серым волком, если хочешь идти дальше. Ты не оборотень?…»

Любому, кто пойдёт за Стихиями мира, не миновать в пути дома ягой Бабы. Князь-королевич про это слыхивал, но по легкомыслию не брал в голову. В тот памятный денёк главный советник, едва вылез из поганого болота, велел царевичу собираться в дорогу. А мать с отцом в первый раз в жизни его не остановили. Отец даже напутствовал:

– Отправляйся-ка ты, дружок, за урожайной богиней хоть на край света. Запомнил? И без Ненаглядной Живы домой не возвращайся.

Запас сухарей иссяк у царевича ещё до того, как знакомый лес растаял в тумане. На пути вдруг возник нелепый домишко с птичьими ногами. Ни дома с ногами, ни поляны вокруг него прежде в этом лесу не было. Здесь не свистели птицы, на ветках не шевелились листья. Тишина переплела собою деревья. Зазвенело в ушах. Царевич заохал, схватился рукой за рёбра и стал терять сознание, ноги подкосились и дальше не пошли.

«…Да, это так, царевич. Дом тебя впустит, повернётся дверью в заповедную сторону и выпустит. Вот только живому человеку этот путь заказан. Страна смертных людей здесь кончается. Впрочем, ты можешь попытаться позвать ягую Хозяйку и умолить её сжалиться – пропустить тебя живьём да не навсегда, а лишь на малое время…»

– Эй, – оробел царевич. – Хозяйка! – решился позвать и вдруг сообразил, как надобно кричать: – Ну-ка, встань, изба, по-старому, как ягая Мать тебя ставила: к входящему – входом, а выходящему стань выходом!

Лопнула вяжущая тишина. Загудел струной ветер. Весь мир затрясся и вздрогнул. Клубочками покатились облака в небе. Царевич не устоял, кубарем полетел через поляну и очутился на другой стороне – в ином мире. Он еле успел подняться, как дверь избы отворилась, и заветный дом вспыхнул изнутри ярким светом.

На пороге стояла ягая царевна и, томно вздыхая, вышивала заговорёнными нитями: стежок сделает – сады зацветут, другой сделает – в садах плоды завяжутся, третий – уже ветки от плодов гнуться, их собирать пора.

– Это… Это Золотое Царство? – царевич зажмурился от золотого света, что горел за спиной у ягой Девицы.

Девица фыркнула:

– Сразу тебе и Золотое. Как же! С тебя, дружок, и Медного хватит, – Зверяница оглядела его и сжалилась: – Заходи, витязь, заходи. Угостить тебя, в баньке попарить? Не стесняйся.

Царевич, робея, переступил порог. От прикосновения к миру Стихий дурманом кружило голову. Зверяница не сдержалась, хихикнула в ладошку:

– Конь-то твой где, витязь? Чаю, коня по дороге волки съели?

Царевич смолчал. Коня он и вправду потерял. Долго искал его и нашёл чьи-то кости, но своего коня или чужого, того не ведал.

– А ты удалой, храбрый, – царевна изволила шутить, но обидный смех умело прятала: – Сюда, на край мира заходят люди сильные, взрослые и к чадородию… гм, способные. А ты, стало быть, настоящий мужчина! Я – ягая царевна, а ты – ягой молодец. Ой, ты ягой еси, добрый молодец! Гм… Ну, да ладно, – девица отсмеялась. – Награда тебе будет. Ворон твою Несравненную недалеко унёс. Скоро её встретишь, Красную Девицу. Угощайся пока и спи вволю!

Согласный уже со всем царевич кивал и не сопротивлялся. Дозволил усадить себя за стол и до самой ночи потчевать разными яствами. Наконец, одурманенный, царевич свалился на лавку и заснул до беспамятства.

Далеко за полночь Зверяница вышла из избы ягой Бабы. Постояла посреди облачного леса, запрокинув голову и считая звёзды. Когда-то звёзды-полудницы были ей знакомы. Вон с этой бледной и маленькой звездой они были верные подруги, а с той, что теперь мерцает, они часто ссорились… «Надо поторопиться! – подогнала Зверяница. – Скоро завистливая Дневница – Утренняя Зорька выйдет на небо и всё испортит!» – полудница выхватила из рукава золотое яблочко и перебросила его с ладони на ладонь.

– Эй, вся лесная жить, – выкрикнула на весь лес, – эй, волки, совы, рыси и филины! Соберитесь ко мне! Это я, Зверяница – Волчья Звезда, начало ночи и звериного времени!

Заповедная тишина потонула в гомоне. К избе ягой Хозяйки с воем неслись волки и рыси, а поверх леса, ухая, летели совы и филины. Матёрый седовласый волк примчался первым и уже, выпрашивая ласку, тёрся боками о колени Зверяницы.

– Это ты сегодня за старшего волка? – она потрепала лютому зверю загривок. – Найди-ка мне, серый, Набольшего Волка. Где он?

Старший волк заурчал, а молодые волки порскнули в разные стороны. Завыл ветер да такой, что лесная жить замерла и вжалась в траву. Над макушками леса пронеслась туча, а тень от неё проскакала по земле серым волком. Заклубилась пыль, а туча рухнула наземь и обернулась огромным Волчищем.

– Звала, подруженька? – клацнули челюсти. Лесная жить ещё плотнее вжалась в землю.

«…Ты не забыл, зверолов, что вы, звери и люди, никогда не видите Стихий в истинном обличье. Лесному зверью дружок Зверяницы казался теперь серым волчарой…»

– Ветер-Волчище… – Зверяница ему обрадовалась, ей-то он явился молодцеватым парнем. Волк-Ветер ухмылялся и забавно скалил ей зубы. – Ах, Волченько-Ветер, миленький, здравствуй, – личико у Зверяницы посветлело. – Ты не забыл ли меня?

– Я друзей не забываю, – Волченько, усмехаясь, показал зубы и передёрнул плечами, красуясь перед лесной житью. – Ты меня знаешь! – а Зверяница цепко следила за ним, перебегая глазками со зрачка на зрачок:

– Ты наш проводник, Волченько, из земного мира в предоблачный. Верно? Ты наш и, вроде, ничей. Ни зверь, ни человек, ни светило с небес, – она к чему-то клонила. – Ты перевёртыш, оборотень, – Зверяница просила так нежно, так ласково, что будто бы гладила Волка словами.

– Кем тебе обернуться? – растаял Волк. – Златогривым конём или сразу Жар-птицей?

– Царь-Девицей! – выпалила девчонка.

Волк-Ветер опешил. Затоптался на месте. – «…А совам и филинам померещилось, что Серый Волчище растерянно переступал четырьмя лапами…»

– Которой же Царь-Девицей? – невинно обронил Волченько. Зверяница грустно сморщила носик:

– Не притворяйся! Будто не знаешь: одна у нас Несравненная. Ну, Волченько, милый, мне очень нужно! – стала упрашивать. – Это же не тебе, а мне за всё отвечать. Поможешь, дружочек?

Волк хмурился, не соглашался. Да разве откажешь подружке, когда тебя просят так ласково? Волк проворчал, передразнивая:

– «Волченько…», «милый…», «мне очень нужно…» А старшего волка в кого тогда обратить – в коня для Царь-Девицы?

Зверяница счастливо закивала.

На следующее утро счастливый царевич, так и не отошедший ещё от дурмана, увозил свою Невесту к отцу с матушкой. На сером, как волк, коне, он вёз Диву-Прею, вещую Красу Несравненную. А Ненаглядная Красота, полуобняв царевича, скалилась, обнажая зубы, и водила по сторонам ехидными шальными глазами. Ягая дева-полудница весело махала им вслед платочком.

«…Платочек в её руке оборачивался скатертью, а скатерть на дороге – непроглядным туманом, чтобы царевич к этому дому больше и следов не находил, как бы ни старался…

Теперь бы и самой Зверянице о дороге подумать. Где-то он теперь, Сокол её Ясный, Месяц её Светлый?…»

***

У стариковой лошади заплетались ноги. Левая задняя нога задевала о правую переднюю. Бедное животное обречённо косило на седока глазом, а привязанная к седлу палица царапала коняге бедро. Было больно. Не повезло лошади с седоком: на беду хорошо в седле держался, не скинуть. А вот ум в голове у него сидел, видать, плохо: Балда-Покатигорошек твердил сам себе беспрестанно: