Внутри себя
Кольцо.
По крайней мере, форма именно кольца.
Но не просто кольцо, а кольцо, завёрнутое в бумагу. Каждый раз, когда, находясь здесь, мне удаётся найти что-нибудь новое, моё сердцебиение и пульс уходят в дикий пляс, остановить который удаётся не сразу.
Я снова опустился на одно колено, при этом опять проигнорировал болевое ощущение в левом боку – сейчас было не до этого. Остатки собачьего корма не давали полностью разглядеть находку. Аккуратно сняв кусочки еды для животных, я стал разглядывать неизвестный мне предмет.
Внимание привлекло не само кольцо, а его обёртка. На бумажке, служившей конвертом, были какие-то надписи. Вытерев пальцы каждой руки о свои грязные штаны, я стал потихоньку разворачивать импровизированную посылку. Боясь порвать бумажку или как-то навредить ей, незаметно для себя задержал дыхание. Лёгкими движениями развернул, затем полностью расправил и повернул нужной стороной, чтобы прочитать написанное. Бумажка размером не больше фантика от конфеты. Да, там было послание, скорее всего, адресованное мне.
В это мгновение со стороны могло показаться, что я археолог, пробиравшийся к гробнице в богом забытом месте не одну неделю и наконец-то нашедший то, за чем сюда пришёл. Сперва я не понял, что там написано, так как текст был нацарапан от руки, а почерк у отправителя оказался далеко не самым красивым. Но вот рисунок я разобрал быстро.
Чёрными чернилами была изображена правая человеческая кисть. На первый взгляд ничего необычного, если не считать того факта, что на нарисованной руке отсутствовал один палец – безымянный. В тот момент мой мозг не расставил всё по своим местам, лишь спустя некоторое время я понял, что всё это значит. А понял тогда, когда смог разобрать текстовое послание.
«НУ ЧТО, ТЫ ГОТОВ ОТКРЫТЬ ДВЕРЬ ИЛИ ЛУЧШЕ СДОХНЕШЬ?»
Я множество раз переводил взгляд с надписи на рисунок, пытаясь понять, какого хера здесь происходит, и что это, мать вашу, значит.
Спустя некоторое время я пристально уставился на металлическую дверь, вернее сказать, на маленькое отверстие в центре неё. В этот момент мне снова захотелось разрыдаться, потому что прекрасно понимал, чего больной ублюдок хочет от меня.
В горле появился комок из колючих иголок, не дававший ни вздохнуть и ни выдохнуть. Внутри тела поселился самый что ни есть страх. Страх такой силы, что в одно мгновение он мог перерасти в неконтролируемую панику, но она мне сейчас была ни к чему. Хватит паниковать, я уже устал от этого. Страхом делу не поможешь, как и слезами, что готовы были вот-вот потечь бурным потоком. Мне хватило сил и самоконтроля не допустить этого. Нет никакого желания лишний раз показывать загадочному телезрителю свою слабость.
Я пытался делать всё возможное, чтобы оставаться спокойным, да и был ли у меня иной вариант. Конечно, можно было завалиться на пол, истерично бить кулаками о холодный бетон и кричать во всю глотку о вселенской несправедливости, о том, что я ни в чём не виноват, что это какая-то ошибка, огромное недоразумение и тому подобное. Только металлическая дверь от всех этих манипуляций не распахнётся на раз, два, три.
Я по-прежнему стоял на том же месте и держал послание, написанное моим мучителем, осознавая, что другого выхода выбраться отсюда просто нет. Снова поднёс написанный текст к глазам и прочитал одно единственное предложение:
«НУ ЧТО, ТЫ ГОТОВ ОТКРЫТЬ ДВЕРЬ ИЛИ ЛУЧШЕ СДОХНЕШЬ?»
Конечно, я больше всего на свете хотел открыть этот грёбаный кусок металлического говна, но не таким способом. Рисунок, изображённый на клочке бумажки, навечно впечатался в мозг. Кисть руки, на которой вместо пяти пальцев присутствуют четыре – безымянного нет, на его месте пустота.
Вот, значит, как открывается дверь – всё очень легко и просто. Нужен мой отпечаток пальца. Можно было прямо сейчас броситься к двери и попробовать дотянуться до заветного сканера, скрытого внутри ниши. Но уверен на сто процентов, да даже на тысячу, что глубина отверстия слишком велика. Я, конечно, проверю это, разумеется, это будет логично, но сейчас печальный взгляд моих глаз был направлен на правую руку. Только сейчас, разглядывая её так детально и жадно, я заметил, что у основания безымянного пальца виднеется след от кольца. Белая полоска кожи говорит о том, что когда-то там было кольцо, видимо, то самое, которое хранилось на дне банки собачьего корма.
Если раньше у меня ещё возникали сомнения насчёт того, была ли у меня семья, то теперь они полностью развеяны. Только что с нею стало – вот что не выходило из моей головы. Снова вспомнилась авария из последнего сна. Скорее всего, это не сон, а воспоминания о недавнем прошлом, полностью мной забытом. Сознание раз за разом выдаёт крошечные порции воспоминаний, с целью воссоздания произошедшей трагедии.
Трагедия.
Какое нехорошее слово.
Отвратное.
Режет слух, заставляя содрогаться всеми мышцами тела.
А именно она и произошла – роковая трагедия на снежной дороге, главным виновником которой стал я.
Что произошло дальше, после того как чёрный внедорожник перевернулся? Все погибли или кто-то остался в живых? На эти вопросы у меня нет ответа. Но даже если все, кто находился в автомобиле, погибли, то кто-то всё-таки решил вершить извращённое правосудие. Кто-то посчитал, что обычного наказания, вынесенного по закону, мало для меня.
Но кто?
Неужели весь этот нечеловеческий ужас учиняет мне та женщина с фотографии? Ведь во внедорожнике за рулём сидела точно не она – там было другое лицо, абсолютно другое.
У меня множество вопросов, а ответа, как обычно, нет ни одного. Возможно, ещё не пришло время для всей правды. Там – я окинул быстрым взглядом красный огонёк под потолком – считают, что я к ней ещё не готов, не прошёл все наказания. Не знаю, сколько их ещё осталось, но грядущее мне казалось просто невыполнимым. Отрезать себе палец – это выше моих сил. Залезть с головой в кучу дерьма это одно. Даже разрезать имеющиеся швы на теле и скрепить их обратно степлером тоже куда ещё не шло, хотя и это было чертовски больно. Но лишить себя пальца – это невыполнимая миссия. Лучше я здесь умру от голода и жажды, но отрезать себе заживо палец не буду. Ни за что. Да я просто не смогу.
Время неумолимо шло, минуя меня как большую преграду, уходя в неизвестность. Единственное, что нельзя вернуть в нашей жизни, так это время. Не получится отмотать назад и исправить ранее сделанное. Если такое было бы возможно, то я непременно воспользовался таким шансом. Вернуться назад и сделать так, чтобы не оказаться здесь, не сидеть в тёмном углу, словно напуганное дикое животное, впервые попавшее в зоопарк. Не думать о том, как выбраться отсюда, перестать ежесекундно прокручивать сцену автомобильной аварии, виновником которой оказался я. Не думать о двух прекрасных детских личиках, машущих тебе крохотными ручками и говорящих слово «папа». Не сидеть и не пялиться на большой нож, понимая при этом, что с помощью него можно выбраться отсюда, но для этого надо сотворить нечто нереальное, то, что сильнее меня. Жизнь – это время, идущее строго вперёд, без возможности вернуться назад. И вот, находясь здесь, в этом тёмном и холодном склепе, без единого воспоминания в голове, понимаешь, что жизнь стёрта полностью. Время непросто прошло мимо меня, а исчезло раз и навсегда. Вот оно было, а вот его нет. Была жизнь, и пропала. Было счастье, а вот его и нет. Тогда в чём смысл моего существования? Узнать правду? А стоит ли? Если раньше я хотел этого, то сейчас по прошествии некоторого времени уже сомневаюсь. Подобные мысли, роящиеся в голове, разрывают меня в мелкие клочья. Вот смотрю на этот нож и думаю: «Раз, и всё». Весь этот ужас закончится, а ты просто уснёшь в луже тёплой и вязкой жидкости. Конечно, такие мысли я гоню прочь, но не из-за того, что боюсь умереть. Причина в другом – страх. Страшно умереть, не зная, за что. Я могу строить различные версии, придумывать или додумывать разнообразные сценарии, но так и не узнаю, за что, а главное, КТО решил меня замучить до смерти. Я сделаю всё, чтобы узнать ответ, пусть даже этот ответ будет невероятно страшен, но я хочу посмотреть в глаза тому человеку, который в данную минуту сидит там и наблюдает за мной.
– Сиди не сиди, а дверка сама не отворится, – неожиданно для себя произнёс эти слова вслух.
Ватные ноги по-прежнему не очень хорошо слушались меня, но всё-таки выполнили приказ и подошли к стальной двери. Недолго думая, вставил указательный палец в отверстие, но выяснилось, что он туда не проходит. Лишь мизинец и безымянный проходили, но ни тот ни другой ничего не нащупали. Предполагаю, что сканер находится глубже. ОН всё продумал, всё до мельчайших деталей. Открыть дверь можно только отпечатком безымянного пальца, если рисунок на бумажке не врёт.
Большой кухонный нож до сих пор лежал на том месте, где я им последний раз пользовался, – у раковины. Снова, уже в третий раз приходится обращаться к нему за помощью.
Отойдя от двери, я направился к нему неуверенными шажками. Преодолевая это расстояние, мысленно пытался представить, как это сделать. Но не мог. К этой операции нельзя подготовиться, надо делать без лишних размышлений.
Выкинув всё ненужное из головы, дрожащими руками взял холодную сталь и опустился на колени. Это движение отозвалось резкой болью в левом боку, но подумал, что мгновение спустя эта самая боль покажется мне лёгким недомоганием.
Решиться на такой поступок куда сложнее, чем может показаться. Да и если вы нормальный человек – здравомыслящий, то только одна мысль о том, что вам необходимо будет отрезать себе палец, должна ввести в настоящий шок, вызвав при этом настоящий страх и ужас. Но на самом деле сложность состоит не в том, чтобы осмыслить это всё, сложно совершить то самое одно движение. И вот, стоя на коленях, держа в левой руке отточенный нож, правой ощупываешь холодную поверхность, в поисках ровного места, и понимаешь, что сделать этого не можешь, – это выше твоего понимания, сильнее твоей воли.
Но разве сейчас у меня есть выход? Есть ли разница, умереть с десятью пальцами или девятью? Я думаю, нет. Но вот попробовать остаться в живых с девятью пальцами точно стоит. Пусть это ужасно страшно, но выбора мне не оставили, за меня уже всё решили.
Перед тем как отсечь палец, я позаботился о жгутах для остановки крови. Предполагаю, её будет очень много. Не наличие крови меня пугает больше всего, а реакция тела. Кто знает, как оно отреагирует на такую операцию без наркоза или какого-нибудь обезболивающего. Самое страшное в такой ситуации – это поддаться шоку и потерять контроль над собой, что, скорее всего, приведёт к быстрой смерти. Поэтому самое главное, не терять сознание, не поддаваться панике. Хотя кого я обманываю. От одной только мысли меня уже тошнит и бросает в дикую дрожь.
Ну, хватит. Весь этот рой мыслей, бурлящих в данную минуту в голове, не может стать моим союзником. Надо думать о том, как выбраться отсюда, о том, что за металлической дверью лежит путь к свободе, а главное – скрывается правда. Поэтому я готов. Я должен узнать, кто стоит за всем этим ужасом.
Правая рука плотно лежит на холодном полу, в такую минуту бетонная поверхность кажется ещё холодней. Дышать полной грудью не удаётся, страх накатил с такой силой, что и вздохнуть практически нет возможности. Левая рука крепко сжимает острую сталь. Мгновение спустя сталь соприкоснулась с поверхностью кожи. Оказывается, отрезать безымянный палец не так-то просто. Помимо того, что это ужасно страшно, так это ещё и неудобно.
Но вот нашёл наиболее подходящее для этого положение.
Я готов. Но каждый раз, когда я отдаю приказ «давай», внутри меня срабатывает блок, он же, наверное, инстинкт самосохранения. Это может показаться бредом, но именно сейчас для самосохранения мне стоит переступить через преграду.
Единственное, что я запомнил в следующее мгновение, так это мой дикий вопль. Я закричал как сумасшедший и в этот момент надавил холодную сталь с такой силой, что палец, на котором виднелась белая полоска от загара, отскочил от руки, как игрушечный.
Невероятный букет из боли и ненависти накрыл меня с ног до головы. В эти секунды, а может и минуты, я потерялся не только во времени и пространстве, но и во всём остальном, где только можно было потерять самоконтроль.
Огненное пламя накрыло правую кисть. На том месте, где ещё секунду назад был палец, уже вовсю бурлил алый вулкан. Кровь хлынула резкой струёй, а затем била фонтаном, образовав красную лужу на полу вокруг меня.
Главное, не потерять сознание, именно такое заклинание я твердил про себя, хотя сопротивляться этому было неимоверно сложно.
Я впервые в жизни увидел, как кровь не просто течёт, а выстреливает кровавыми стрелами. Вся кисть горела. Больше всего на свете сейчас хотелось остудить всю ту боль, что прилипла к руке. Но вряд ли нашёлся бы источник, способный погасить этот пожар.
Не поддаваясь панике, я сделал глубокий вдох-выдох, задержал дыхание и намотал на открытую кровавую рану заранее подготовленный жгут. В качестве жгута выступали мои штаны.
Совершенно голый, находясь в предобморочном состоянии, я крутил лоскут ткани до тех пор, пока красный цвет не перестал пробиваться наружу.
Всё тело дрожало, меня бил озноб. Дыхание сбивчивое. Я туго соображал, но при всём при этом справился с поставленной задачей. Раненую кисть зажал под мышкой и встал с колен. Голова кружилась, словно я слез с карусели. В данную минуту мне больше всего хотелось сесть и опереться на стену.
Полностью обнажённый, запачканный собственной кровью, доковылял до ближайшей стены. И вот, сидя на полу я не ощущал ни его холода, ни его жёсткости. Наверное, благодаря ледяному бетону сознание пришло немного в норму, а рука, полыхающая словно в огне, стала понемногу остывать, хотя мне казалось, что этот пожар уже никогда не удастся погасить.
Сидя на корточках, я устремил взгляд на дверь. Но сейчас я не был готов встать, взять свой новоприобретённый ключ и пойти открывать её. Мне было страшно и жарко. Впервые за то время, что я нахожусь в этой комнате, я сгорал от жары. Хотелось содрать кожу и кубарем кататься по бетонному покрытию. Конечно, это был шок, вызванный адской болью, но в те самые минуты мозг отказывался воспринимать реальность.
Не знаю, как и когда, но глаза налились горячим свинцом и медленно закрылись. Я пытался этому сопротивляться, но это была такая сила, что, как ни старайся, но ты всё равно проиграешь. Да, честно говоря, я был и не против. Не против покинуть реальный мир, где всё казалось красным и огненным, и перенестись куда-нибудь в другое место, туда, где холодно.
4
Снег.
На лицо падали крупные хлопья снега. Они сыпались одни за другими, мгновенно тая на лице. Перед глазами стояло серое небо. Только сейчас до меня дошло, что я лежу не на бетонном полу, а на земле, но такой же холодной.
Повсюду царила полнейшая тишина, хотя я понимал, что вокруг меня какая-то суета, но что именно происходит, осмыслить не мог.
Какие-то невидимые силы подняли меня с земли, и вот я уже сижу. Вращаю головой и вижу нечто невообразимое. Чёрный внедорожник лежит на крыше в кювете. Его внешний вид говорит о том, что автомобиль совершил не один и не два полных переворота, прежде чем оказаться вверх тормашками.
«Что же я наделал», – фраза, сверлящая моё сознание, проникла в самые недра и не собиралась отпускать меня. Я сидел на снегу и меня терзал лишь один вопрос: «ЖИВЫ?»
Живы ли те, кто находился внутри внедорожника. Водитель-женщина, две маленькие девочки и собака. Я этого не знал, но и выяснить не мог. Хоть я и был в сознании, но, видимо, и моя машина пострадала, а вместе с ней и я сам. Не мог толком ничем пошевелить, лишь глаза блуждали в разные стороны, пока пытался выяснить, что же тут, чёрт возьми, произошло. А произошла обычная автомобильная авария в ненастную погоду. Классический сценарий. Вот только в главной роли злодея оказалась моя персона.
Ко мне подходят люди, что-то спрашивают, но я их совсем не понимаю. Они издают непонятные звуки, разобрать которые нет возможности, да и желания. А желаю я лишь одного – увидеть пассажиров чёрного внедорожника целыми и невредимыми.
Вдруг ощущаю резкий и сильный удар по спине, затем ещё один. Следом удары сыплются на голову, шею и лицо.
Что происходит? Кто их наносит?
Поворачиваю голову в сторону, откуда они исходят. Какой-то человек, а правильнее будет сказать, какая-то женщина стоит около меня и вовсю одаряет отменной порцией хлёстких пощёчин и тычков.
Эти удары мне знакомы, их уже трудно спутать с другими. Те же руки, те же негативные эмоции и то же размытое лицо я уже встречал раньше – в первых в своих видениях. Эта та сумасшедшая женщина, что была в спальне, когда застукала меня с сисястой красоткой. Что она здесь делает? Как оказалась? Где она была до этого? Эти и другие вопросы рождаются в голове один за другим. Сплошные вопросы и снова ни одного ответа. Да и как его получить, если я ничего не могу разобрать из того, что она говорит – кричит.
Если бы не люди, а судя по всему, это были врачи, оперативно прибывшие на место автокатастрофы, то она забила бы меня до смерти. Её кое-как оторвали от меня и удалили на должное расстояние, откуда я уже не видел и не слышал её вопли.
Вот я уже лежу на носилках и меня куда-то несут. Затаскивают в карету «скорой помощи», на которой ярко мигают проблесковые маячки. Начинают медленно закрывать дверь, но в этот миг моя голова поворачивается в сторону, и я вижу, как люди копошатся возле перевёрнутого чёрного внедорожника. За тот миг, пока закрывалась дверь машины «скорой помощи», я пережил, наверное, самое тяжёлое эмоциональное потрясение. Детское тело погрузили в чёрный мешок и застегнули наглухо. После этого дверь громко захлопнулась и наступила темнота.
5
Долгое время я не видел ничего, лишь сплошная чернота маячила перед глазами. Но вот начали проявляться некие картинки: лица, фрагменты разбитой машины. Всё было одним большим мимолётным мерцанием, которое раз за разом повторялось. Среди происходившего безумия я всегда чётко выглядывал силуэт двух маленьких девочек, сидящих на заднем сиденье автомобиля и машущих мне ручками.
«Папа».
Снова читается немое слово, произносимое этими двумя ангелочками. Я хочу дотронуться до них, но не могу, не получается. Не чувствую ни ног, ни рук, сплошь одна темнота и яркие вспышки, видимо, моей прошлой жизни. Жизни, которой больше нет. Чёрный мешок на молнии застёгивается, а в нём я отчётливо вижу тельце ангелочка.
Что же я наделал?
Чернота сменилась тусклым светом. Сквозь тяжёлые веки пробивался реальность. Всё та же комната с дверью и другим деталями интерьера. Здесь нет времени, поэтому даже не пытаюсь понять, сколько длился мой сон. Боль не утихла, скорее всего, именно она прервала моё странствование по ту сторону реальности. Правая кисть всё так же горит, хотя уровень полыхания немного утих. Выпускаю её из-под мышки и подношу к лицу. Картина не для слабонервных – лоскуты штанов, имитирующие жгуты, полностью окрасились в красный цвет. Насколько могу судить, кровь всё же удалось остановить, хотя на сто процентов не уверен, да и проверять это нет никакого желания.
Обстановка вокруг меня по-прежнему ни капельки не изменилась. Все вещи лежат на своих местах. Значит, сюда никто не входил. Каждый раз спрашиваю себя, зачем я задаюсь таким вопросом. Кого я здесь ожидаю увидеть? Ответа, как обычно, нет. Просто мне хочется знать, что я здесь не один. Тем более сейчас, когда мне больно и страшно. Физическая боль не так пугает меня, как душевная. Всё не могу забыть лица девочек с фотографии. Кстати, где фотография? Кручу головой по сторонам. Вот она лежит на полу возле раковины.
С тяжёлым вздохом и всхлипом поднимаюсь на ноги, бреду к раковине. Нагибаюсь, что также даётся мне не без страдальческих усилий. И вот фотография, уже слегка потрёпанная, оказывается в здоровой руке. Детские личики за время пребывания здесь стали мне уже родными. Даже эта женщина, взгляд которой всё так же просит о помощи, стала частичкой моего бытия. Я их не помню и не знаю, но ощущаю, что эти три человека мне не чужие. Несмотря на все видения и сны, я это прекрасно знал.
Гляжу в детские глаза, и в голове, словно вспышка, отображается злобная картина дня – снег, перевёрнутая машина, чёрный мешок и маленькое тельце в нём. Я трясу головой, пытаясь выгнать прочь всю жуть, творящуюся в моём разуме. Не хочу, чтобы сейчас такие запечатлённые мозгом кадры съедали меня изнутри. Это слишком больно. Вот она, настоящая боль, а не отрезанный палец. Без пальца можно жить долго и счастливо, а вот с чувством вины и без своих любимых и близких людей – нет.
После проведённой операции чувствую, что голова соображает плохо, не могу полностью на чём-то сконцентрироваться. Не исключаю, что это последствия потери определённого количества крови, а в придачу к этому голод, жажда, дикая усталость и полное моральное опустошение. Наборчик что надо, как раз чтобы мгновенно умереть, так и не узнав всей правды.
Хотел бы посмотреть на себя со стороны. Интересно, что ОН там видит через объектив миниатюрной камеры. Даже боюсь представить. Голый, окровавленный, истощённый человек стоит посреди мрака и пытается понять, что ему делать дальше. Даже хорошо, что я не могу это лицезреть, меня, наверное, вырвало бы от такой картины.
А дальше действительно надо что-то делать. Игра на выживание продолжается. Наверняка всё идёт по идеально спланированному сценарию. Спектакль, где актёр, сам того не зная, выполняет все написанные режиссёром сцены. Лишь одного я не могу понять – какую цель преследует режиссёр? Чего он хочет? Хочет моей долгой и мучительной смерти или всё-таки желает, чтобы я пришёл к поставленной цели. По ходу дела пока всё идёт ко второму варианту. Не хочу сейчас на этом зацикливаться, потому что всё равно не разгадаю его планов и намерений насчёт меня.
Где мой палец? Неожиданно в мозг пробивается мысль, приводя мои чувства в порядок. Мне нужен мой отрезанный палец. Теперь это уже не часть моего тела, а часть кровавой игры. Одним движением палец превратился в ключ. По крайней мере, я так думаю, а правильней будет сказать, – очень сильно на это надеюсь. Я не переживу, если история с отсечением плоти всего-навсего шуточка-прибауточка. Такие мысли гоню прочь. Он так не поступит, потому что здесь всё имеет свой определённый смысл.
– Палец, палец, палец, – еле слышно произношу заветное слово как заклинание. – Где ты, чёрт тебя побери?
Первое время не могу найти, просто не вижу его. Меня накрывает лёгкая паническая атака, которая с каждой последующей секундой превращается в настоящий штурм. Оглядываюсь везде, иду вдоль каждой стены, но его нигде нет. Что за чертовщина здесь происходит? – мысленно кричу я, чувствуя, как лоб покрывается испариной, а на голой спине появляются мурашки и волосы становятся дыбом.
Этого просто не может быть, он должен быть где-то здесь. Он никуда не мог пропасть, чисто физически этого не могло произойти. Сюда явно никто не входил, я в этом уверен. Или всё-таки входил и забрал его?
– Нет, нет, нет. Успокойся, парень, дыши, – умоляю себя успокоиться, так как чувствую, что открытая рана на руке начинает активизироваться, а вот это мне сейчас вообще не нужно.
– Он где-то здесь, – по-прежнему выступаю в роли психолога для самого себя. – Он где-то здесь, просто ты его не видишь, ведь здесь довольно-таки темно.
Как заводная детская игрушка хаотично блуждаю по мраку в поисках частички себя. Наконец-то что-то замечаю возле ножа. Нож лежит неровно на полу, под ним есть предмет. Подхожу к нему и аккуратно отодвигаю его в сторону.
– Слава богу, – спасительный выдох выталкивает эту пару слов. – Вот ты где.
Палец на месте, просто он спрятался под лезвием тесака, который уже больше чем наполовину окрасился в алый цвет.
Я в очередной раз делаю болезненный наклон и подбираю здоровой рукой предмет, ранее принадлежавший мне. Ну а теперь это возможный ключ к моему спасению.
Не могу поверить, что ещё некоторое время назад это было частью меня, а теперь холодит кожу. Тепло уже вышло, оставив лишь безжизненную ледяную массу. Словно это не мой палец. Так непривычно смотреть на него с другого ракурса. Когда-то на него надели обручальное кольцо со словами «Люблю тебя», ну или что-то наподобие этого. А теперь некто заставил меня отрезать его, а вместе с ним и те клятвенные слова. Словно хотели отрезать больше, чем просто часть тела, хотели отрезать кусочек души, символ вечной любви. Возможно, поставленная цель достигнута и моя жизнь уже никогда не станет прежней. Но сейчас не самое подходящее время для сантиментов и романтической лирики. Время действовать, идти напролом и не бояться, неважно, что там ожидает за прямоугольным куском железа. Я готов на всё, буквально на всё.
Холод настолько проник внутрь меня, что порой я его уже не ощущаю. А эта самая пора тянется уже не один час. Голый и весь перепачканный собственной кровью и дерьмом, с зашитым строительным инструментом брюхом и перемотанной штанами рукой, тяжёлыми шагами шаркаю к двери.