
Неправильный диверсант Забабашкин
– У меня есть несколько патронов в карманах, – сказал я и, присев, стал доставать остатки.
Подошедший Апраксин присел рядом, но насколько я понял, именно сейчас ему было не до патронов. Он явно «закусил удила» и решил выяснить ещё какой-нибудь хитрый способ по поимке шпионов.
– Лёшка, ну скажи, как ещё можно выяснить: шпиён перед тобой или нет? Вдруг бы Зорькин без сапог был, как бы мы его споймали? – спросил он.
– Не знаю. Подумать надо, – зевнул я и, чтобы закончить допрос, вспомнив из прошлой истории то ли миф, то ли правду, сказал: – Я где-то слышал, что по скрепкам на служебной книжке красноармейца можно.
Воронцов буркнул:
– Я сказал: хватит болтать! Приказал отдыхать!
– Товарищ лейтенант государственной безопасности, мы тихо, – пообещал Апраксин и подался ещё ближе ко мне. – Это как, по скрепкам-то?
– Да очень просто. У нас в СССР скрепки делают из простого железа, поэтому они со временем ржавеют. И бумагу вокруг себя тоже ржавчиной покрывают. А немцы, не зная этого, скрепки из нержавейки делают, аккуратные они, педантичные. Ну и, соответственно, служебная книжка красноармейца в местах скрепления никаких следов ржавчины не имеет, – рассказал я, нашёл пяток патронов и протянул их бойцу. – Возьми.
– Ничего себе… – удивился старый красноармеец. – Неужели и вправду так можно?
Я не ответил. Апраксин хмыкнул, зарядил винтовку и залез к себе в карман гимнастерки. Достал оттуда свою книжку красноармейца и стал её внимательно изучать. Уж не знаю, что он там, в полутьме увидеть смог, но после увиденного он удовлетворённо хмыкнул и убрал ее обратно. Потом тяжело вздохнул, покачав головой, поднялся, подошёл к лежащему Михаилу и, неожиданно наведя на него ствол «мосинки», заскрежетав зубами, проговорил:
– Вот ты и вскрылся, сволочь фашистская! – И выстрелил Садовскому в голову.
Глава 4
Враг
Выстрел в лесу прозвучал как гром среди ясного неба. Воронцов резко обернулся и собрался было начать вставать, но Апраксин навёл на него оружие.
– Сиди тихо, вражина! – оскалился он на чекиста.
– Апраксин, немедленно отдай мне винтовку, – ледяным тоном произнёс Воронцов.
– Шиш тебе с маслом, – усмехнулся тот и сказал мне: – Вот, Лёшка, гляди, именно так выглядит немецкий диверсант.
– Что?! – всё ещё находясь в прострации, не понял я, переводя взгляд с Воронцова на Апраксина. – Ты что творишь, Роман Петрович?! Прекрати! Это же свой.
– Никакой он не свой. Это вражеский шпиён, Ляксей. А этот, – он кивнул на лежащего замертво Садовского, – его подручный. – Сказав это, он сделал шаг назад, встав таким образом, чтобы я тоже находился в его поле зрения, и покачал головой: – Не шали!
Я остановил руку на полпути, так и не взяв «мосинку», одновременно с этим всё ещё пытаясь понять, что происходит. Ситуация была совершенно нетривиальной и требовала срочного прояснения.
Пристально посмотрев на Апраксина, я как можно спокойнее, но в то же время, возможно, несколько прямолинейно спросил:
– Ты что, дядя Рома, с ума сошёл?
– Не сошёл, Лёшка. Я этих гадов давно вычислил. И ты не рыпайся. Тем более я твоей книжки красноармейца тоже не видел. Может, он, как и у них документы, поддельный.
– У меня удостоверение настоящее! – отчеканил лейтенант госбезопасности.
– Знаем мы, какое оно настоящее, – язвительно произнёс Апраксин и припечатал: – Гитлеровская сволочь! – Затем покосился на меня и, чуть прищурив глаза, произнёс: – Ты слышал, что я попросил? А ну, покажь свою книжку!
Я пожал плечами:
– Не могу.
– Это почему?
– А нет ее у меня.
– Как это нет?!
– Давно уже потерялась.
– Ага. А с окружения ты, значит, с этим выходил? Помнится, ты так рассказывал, – презрительно прищурился он, мотнув винтовкой в сторону чекиста.
– С этим, – подтвердил я.
Боец смерил меня взглядом с ног до головы и, чуть поморщившись, буркнул:
– Ладно, не боись, паря, я тебя за шпиёна не принимаю. Ты немца хорошо бил – ты свой. А вот этот, – он кивнул на явно растерянного бывшего командира, – без сомнения враг.
И эти слова, вероятно, задели какие-то струны в том, кто называл себя Воронцовым. Он словно бы пришёл в себя и зарычал:
– Красноармеец Апраксин! Я тебе приказываю немедленно опустить оружие! Ты слышишь меня? Приказываю!
– В неметчине своей будешь приказывать, фашистский выродок, – прорычал в ответ боец и угрожающе махнул на Воронцова прикладом: – Как дам между зубов, сразу приказы свои в одно место себе засунешь!
Я покосился на чекиста.
«Что за фигня? Неужели Воронцов вовсе не Воронцов? Неужели это действительно враг? Вот так, неожиданно? Но почему так стал считать Апраксин? А как быть с убитым Садовским? Он тоже враг? Не может быть! Он же всё время со мной рядом был, помогал изо всех сил. Так неужели всё это время вокруг меня находились враги?!»
Мысли в голове путались, но вопрос я задать не успел, потому что Воронцов начал тянуться к висевшей на поясе кобуре и это не ускользнуло от цепкого взгляда бойца.
– Руку убрал! Не шути со мной! – прокричал он. – Покажи руки! Обе, чтобы я видел! – Якобы чекист зло глянул на него, но движение прекратил. – Спиной повернулся! Быстро! Руки поднял!
Воронцов скривился, но в конце концов повернулся к Апраксину спиной и поднял руки.
– То-то, – сказал Апраксин и, быстро подойдя к чекисту, вытащил из его кобуры пистолет и положил оружие к себе в карман. – Вот так-то оно лучше будет.
– Предатель! – с вызовом произнёс лейтенант госбезопасности.
– Я предатель? – удивился державший его на прицеле боец. – Да это ты со своим халдеем Садовским предатели. Я это ещё с госпиталя заподозрил.
– Что заподозрил? – спросил я, переводя взгляд с одного на другого.
Я всё ещё не верил в реальность происходящего. Рассыпавшаяся на мелкие осколки картина мира никак не могла обрести целостность.
Апраксин удивлённо посмотрел на меня и напомнил:
– А то, как он подставил Зорькина, с сапогами.
– С сапогами?
– Да! С набойками и гвоздями теми! Помнишь, в больнице? Вот и я вспомнил!
– Никого я не подставлял, – замотал головой тот, кто называл себя Воронцовым. – Зорькин был враг. И мы его разоблачили.
– Да, был, – согласно закивал Апраксин. – Только вот сапоги ты ему сам специально подсунул. Да так мастерски сделал, чтобы набойки с гвоздями всем были видны.
– Ничего я не подсовывал!
– В НКВД ты это расскажешь! – зло засмеялся Апраксин и кивнул мне: – Лёшка, не веришь мне?
– Уже не знаю, – обомлел я, косясь на когда-то бывшего друга и командира.
История с сапогами действительно казалась странной. Но также я помнил и о том, что именно я увидел те злосчастные сапоги, что были на предателе Зорькине.
«Увидел и сам рассказал об этом чекисту. Сейчас же из слов Апраксина получается так, что Воронцов с умыслом надел эти сапоги на одного из своей группы предателей и показал их мне. А зачем? Хотел сойти за своего? Чтобы я ему больше доверять стал? Чушь! Я кто? Генерал? Маршал какой-нибудь? Зачем ему это? Какой профит он с этого мог бы получить? Да никакого! Поэтому всё сказанное – это подгонка фактов и явно какая-то ошибка!»
Так как версия была крайне слабая, решил о мотивах того разоблачения поинтересоваться у Апраксина.
– И на хрена ему это было нужно? Какую цель он тем разоблачением преследовал?
– Так чтобы втереться в доверие! – пояснил боец.
– К кому? К нам?
– К нам. В смысле не к тебе или ко мне лично, а ко всем нам: комдиву, к его заместителю и штабу.
Скрывающийся за личиной Воронцова презрительно фыркнул и процедил:
– И что же я хотел, по-твоему, сделать?
– Откуда мне знать? Вероятно, собирался в наши ряды дальше внедряться.
– Бред! У тебя нет никаких доказательств. Одни предположения.
– Это ты прогадал, товарищ лейтенант госбезопасности, или кто ты там по их званию? Как тебя звать-величать? Штурмбанфюрер какой-нибудь? Или не дослужился ещё?
– Это бред, я не враг! Лёшка, не слушай его. Он нас на мушке держит, а не я. Значит, он предатель и есть. Либо предатель, либо сумасшедший! Мы же с тобой ещё с Троекуровска знакомы. Вместе же из больницы выходили. Помнишь, как грузовик угнали?
– Помню, – кивнул я и посмотрел на Апраксина. – И немцев мы ещё при этом уничтожили и захватили.
– А ты, Лёшка, его не слушай. Он всё складно поёт. Знаю я, как вы оттуда выходили, ты же нам сам рассказывал. Но там всё было шито белыми нитками! Напомнить? – горячо заговорил боец и, не дожидаясь моего согласия, продолжил: – Ты без сознания в больнице Троекуровска был. Так?
– Да. Там я его впервые увидел. Хотя он…
– Вот именно! Вспомни, как ты о нём вообще узнал. Помнишь? А я тебе напомню твои же слова. Ты его не узнал, а увидел в больнице первый раз. Это он тебя убедил, что вы с ним и ранее были знакомы. Я помню, как ты рассказывал эту историю. Он говорил тебе, мол, это он тебя с линии фронта возвращает домой. Что, мол, вёз он тебя на вокзал и вы под бомбёжку попали. А после этого, мол, в госпитале оказались и случайно в подвал провалились. Так?
– Так оно и было. Что ты тут сочинить пытаешься?! – прорычал чекист, который, очень вероятно, никаким чекистом не являлся.
– Да замолчи ты! – оборвал его Апраксин и продолжил пояснение: – Так вот, наврал он тебе тогда, Ляксей. Узнал, что ты ничего не помнишь, и решил этим воспользоваться. Ты ему нужен был. Понимаешь? Нужен!
– Зачем? – спросил я.
– Для алиби.
– Гм, алиби?
Я покосился на Воронцова.
Тот ожидаемо ответил:
– Говорю тебе, он всё врёт. Я был контужен и ранен, как и ты. Мы же вместе ранение получили. Вместе проходили лечение. Не верь ему, Забабашкин.
Апраксин на это только усмехнулся.
– Видал, как заливает? Со смеху умереть можно, вражина гадская! – И вновь замахнулся на немецкого диверсанта прикладом.
Это мне и было нужно. Я мгновенно прыгнул вперёд, сокращая дистанцию, и с размаху локтем ударил Апраксина в нос.
От боли тот выронил винтовку, но я успел её перехватить, сделал кувырок через голову и, развернувшись, направил оружие на подозреваемого в предательстве чекиста, который в это время уже вскочил на ноги, сказал:
– Не двигаться!
– Забабашкин, ты что?! Тоже с ума сошёл? Это ж я! – немедленно заговорил псевдо-Воронцов.
– Разберёмся! А пока сядь на место, – казённым тоном приказал я, перевёл ствол «мосинки» на Апраксина и сказал: – И ты тоже, Роман Петрович, присаживайся, на чём стоишь.
Боец, зажимая нос, из которого шла кровь, исподлобья набыченным взглядом посмотрел на меня, сплюнул на траву и сел на поваленный ствол дерева. Метрах в трёх от него на том же дереве расположился наш бывший командир.
– А теперь, граждане, давайте спокойно поговорим и наконец выясним, кто из вас двоих шпион и кто сумасшедший, – стараясь говорить как можно жёстче, произнёс я, при этом на всякий случай отойдя на пару шагов назад.
– А тут и говорить нечего – Апраксин враг! – моментально сказал псевдочекист.
– Я?! – возмутился боец. – Да ты совсем, что ль, умом тронулся?! Я раненый в бою!
– Я тоже! – Тот, кто был чекистом, показал на своё плечо.
Апраксин натужно засмеялся.
– Это разве ранение? Тебя Якименко при переправе через реку специально так аккуратно ранил, чтобы ни один важный орган не был задет.
– Специально?! А у тебя что, задеты органы? Ты тоже ранение в грудь получил.
– Не задеты! Но меня снайпер немецкий подстрелил, а тебя твой дружок-камрад аккуратненько так подрезал. Есть разница!
Эти два гражданина стали разговаривать так громко, что не было сомнений в том, что в тихом лесу мы слышны за многие десятки, а то и сотни метров.
Решил ругань пресечь.
– Граждане, своими возгласами вы привлекаете внимание врага. И нет сомнения в том, что тот, кто вопит громче всех, тот с большой вероятностью и является немецким диверсантом, ибо делает всё для того, чтобы быть услышанным поисковыми группами противника, кои, без сомнения, шастают сейчас по округе! А потому, кто ещё раз громче всех крикнет, тот будет автоматически признан немецким диверсантом и получит от меня подарок в виде пули. Сами знаете, я стреляю неплохо, а уж с такого расстояния вообще вряд ли промахнусь. Так что, прежде чем впредь заорать, настоятельно советую перед этим всё ещё раз хорошенько обдумать.
Вероятно, тон мой был в должной мере зловещим, и оба сидевших передо мной человека поняли, что я не шучу. Поэтому тут же замолчали, синхронно кивнули и тем самым дали мне понять, что с условием договора согласны и шуметь не будут. И это было именно то, что нужно, чтобы максимально корректно разобраться в сложившейся ситуации.
Решил вернуться к прерванной из-за экспроприации винтовки теме.
– Так что ты там, Роман Петрович, говорил про машину, на которой я с Воронцовым выбирался из больницы Троекуровска?
– А то и говорил, что враньё всё это, – насупленно произнёс тот, поглаживая разбитый нос.
– Конкретней!
– Да куда конкретней-то?! Неужели непонятно, что вам специально подогнали к больнице грузовик, чтобы было на чём уходить из города?
– И подставили под нож своего солдата? Водителя-то нам пришлось ликвидировать, чтобы завладеть транспортным средством.
– Да что для них обычный солдат вермахта? Тьфу и растереть. Им главное было хорошую легенду создать – железное алиби должно было получиться! Вот и оставили вам и солдата, и пленённого вами потом майора. – Апраксин вздохнул и стал мне втолковывать мягким тоном, как будто бы объяснял несмышлёному ребёнку: – Сам-то ты подумай, Алёшенька, ну спрашивается, с чего бы это в прифронтовой полосе машина с офицером и без охраны ездить стала? Помнишь, как вы её грузовиком протаранили? А откуда та машина там взялась? Ты себе этот вопрос не задавал? А напрасно. Если бы задал, то уже давно бы ответ получил – всё это спектакль был.
Я попытался напрячь память, вспоминая те действительно странные и драматические события. Ночь, дождь, машина и…
– Там же ещё охрана была – мотоцикл с экипажем, – словно прочитал мои мысли диверсант, носящий чужую фамилию Воронцов. – Так что машина была не одна.
Но Роман Петрович легко парировал этот аргумент.
– Разве это охрана – два человека? Да такого в прифронтовой зоне быть не может!
По всему получалось, что Апраксин говорит вполне логично. Воронцов действительно в те дни убедил меня в том, что мы знаем друг друга. Вот только…
– А как же поле, по которому мы пробирались? Мы при этом подвергались нешуточной опасности. Там же немцы по нам стреляли. Легко могли попасть и убить, – напомнил я о логической нестыковке.
– Ага. Стреляли, – согласно закивал Апраксин и хохотнул. – Только стреляли они не в ту сторону, где были вы. А совсем в другую. Сам вспомни.
И вновь пришлось вспоминать мой бой с бронетранспортёром. Ночь, грязное поле и ползущие по этому полю выходящие из окружения красноармейцы. А по ним раз в полчаса работает пулемёт. И что интересно, он ведь действительно не стрелял в ту сторону, где впоследствии пробирались мы. Получается, он давал возможность немецким диверсионным группам беспрепятственно преодолеть расстояние от леса до реки, чтобы, используя всеобщий хаос и панику, дать им возможность успешно внедриться в ряды отступающих войск Красной армии. При сопоставлении всех этих фактов получалась единая логическая цепь. Вот только всё равно где-то в душе мне совершенно не хотелось верить в то, что Воронцов и Садовский враги.
Не переставая следить за сидящими на бревне, спросил Апраксина:
– А как же быть с теми боями и сражениями, в которых мы участвовали плечом к плечу? Ведь все рисковали собой. И те, кого ты обвиняешь, тоже. И умереть они могли в любой момент, как и мы с тобой. Разве это похоже на действие немецких шпионов?
– А куда им было деваться-то? Работа у них такая – жизнью своей рисковать. Но выжить они, конечно же, тоже хотели. Вот и использовали нас с тобой в своих интересах как могли. А уж когда узнали, что ты так лихо управляешься с винтовкой, то вообще посчитали, что им с тобой повезло, потому как шансы на выживание у них резко повысились.
Воронцов поморщился.
– Что за бред ты несёшь, Роман?! Мы же немцев вместе убивали, причём не одного-двух, а в больших количествах. Зачем нам, по-твоему, самолёты и танки немецкие нужно было уничтожать, раз они нам свои?
– От вашего брата всего можно ожидать! – поморщился Апраксин, и, чуть подавшись вперёд, доверительно сказал: – Говорю тебе, Ляксей: это они алиби себе выстраивали. А заодно просто со смертью играли. Острых ощущений им захотелось. По всей видимости, авантюристы – любят нервы себе пощекотать. – Он безнадёжно махнул рукой. – Вишь, какие хитрые диверсанты нам с тобой попались, – кивнул на винтовку у меня в руках и спросил: – Ну что ты в меня-то целишься? В него целься. Он враг.
– Красноармеец Апраксин, перестаньте говорить бред! – в сотый уже раз зарычал Воронцов и попытался встать. – Пора заканчивать эту комедию!
– Сиди, товарищ лейтенант госбезопасности, – тут же махнул я в его сторону винтовкой. – Я ещё ничего не решил.
– А что там ты с ним решать-то собрался, Ляксей? Он враг! Его застрелить надо, и вся недолга! – злобно проговорил Апраксин. – Не застрелишь, так он застрелит и тебя, и меня.
– Не слушай его, Лёшка! Он с ума сошёл или сам вражеский шпион! – озвучил свою линию бывший Воронцов. И, показав рукой на бездыханное тело четвёртого члена группы, сказал: – Видишь, чего он натворил? Он же нашего товарища убил! Бездоказательно!
– Что, своего камрада пожалел? – тут же принял вызов Апраксин. И вновь обратился ко мне: – Ляксей, ты меня слушай. Я правду говорю. У меня доказательства есть.
– Нет у тебя никаких доказательств. Нет и не может их быть! Алексей, он всё врёт! – тут же вступил в перепалку Воронцов.
В голове у меня продолжался хаос, который эти двое очень усугубляли своими воплями.
Пришлось рыкнуть.
– А ну, тихо! А то сейчас в обоих стрельну! Я, кстати, вас уже предупреждал, что тот, кто больше всех орёт, тот, очень вероятно, и получит пулю между глаз. – Те сразу замолчали, и я обратился к Апраксину: – Про какое доказательство ты говоришь?
– Так ясно про какое, про его удостоверение. Ты у этого, – он мотнул головой в сторону Воронцова, – его видел? Нет? А я видел! Там тоже скрепки без ржавчины.
– Откуда ты это знаешь? Он что, тебе его показывал?
– Нет, конечно. Он же командир, чего ему им передо мной светить? Но я всё же сумел его увидеть.
– Где? Когда?
– Случайно, в госпитале. Когда он своё удостоверение развернул. Я сразу и заметил.
– Что ты заметил, Апраксин? Что ты мелешь? На удостоверении нет никаких скрепок, – взорвался играющий роль чекиста.
– А вот он и прокололся! Есть там скрепки! Есть! И скрепки там нержавеющие, – радостно проговорил тот. – Я всё ещё диву давался, почему это у товарища лейтенанта государственной безопасности документ в таком хорошем состоянии, и даже скрепки как новенькие, а ведь он уже не первый год на службе! И вот, когда ты, Ляксей, про скрепки сейчас сказал, у меня в голове словно бы что-то щёлкнуло, пасьянс сложился, и все события моментально представились в единый логический ряд. – Апраксин посмотрел на Воронцова: – Так что оплошали вы со своим адмиралом Канарисом или кто там у тебя твой фашистский командир в абвере?
– Врёшь ты всё! Если и есть там скрепка, то она нормальная у меня – ржавая!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: