Любовь в тени Октября

– Аделе, ты как будто не здесь, – начал он, пытаясь говорить мягко, но голос выдавал тревогу. – Раньше ты всё рассказывала мне, а теперь… теперь я чувствую, что что-то изменилось.

Аделе замерла, едва скрывая растерянность, но, собравшись с мыслями, ответила как можно спокойнее:

– Эрих, что за странности? Всё как всегда. Просто у меня сейчас много работы над исследованием, ты же знаешь. – Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла напряжённой.

Однако Эрих не отступал:

– Я вижу, что дело не только в учёбе. Тебя не узнать. Да и… ты всё чаще остаёшься одна, а это так на тебя не похоже.

Она понимала, что если скажет что-то неосторожное, он может догадаться. Сглотнув, Аделе попыталась найти слова, но Эрих уже смотрел на неё с подозрением.

– Аделе, – продолжил он, глядя ей прямо в глаза, – между тобой и Соомером… что-то происходит, верно?

Её охватил панический страх. Она отвела взгляд, стараясь унять дрожь. Каждое слово застревало у неё в горле, и она не могла понять, что ответить, как объяснить то, что было в её сердце. Видя её молчание, Эрих покачал головой, в его глазах промелькнула смесь разочарования и гнева.

– Я знал, что ты мне что-то скрываешь, – тихо проговорил он. – Но это… Ты понимаешь, в какую опасность ты себя ставишь? И не только себя, Аделе, но и всех, кто с тобой связан.

Она не могла смотреть ему в глаза.

– Эрих, пойми… – начала она, но слова прозвучали слабо. – Это… это сложно. Я знаю, что ты волнуешься за меня, но, пожалуйста, не вмешивайся. Это не твоё дело.

– Не моё дело? – его голос стал резким. – Ты забыла, что сейчас происходит в университете? Властям не нужен повод, чтобы разрушить чужую жизнь. Достаточно просто назвать его коммунистом. И если твоя связь с ним станет известна, это будет конец для вас обоих.

Аделе молча стояла, чувствуя, как слова Эриха проникают глубоко в душу. Она понимала, что его тревога была оправданной, что он говорил, исходя из заботы, но также чувствовала, что его слова рождаются из чего-то большего, чем просто дружеское беспокойство.

На следующий день Эрих появился в кабинете профессора Соомера. Ханнес, занятый подготовкой к лекции, поднял голову и был удивлён внезапным появлением молодого человека. Тот вошёл в кабинет, явно намереваясь сказать нечто важное.

– Профессор Соомер, – начал он, не садясь. – Я пришёл поговорить с вами о том, что касается Аделе.

Ханнес напрягся, заметив серьёзность и скрытое напряжение в его голосе.

– Эрих, если у вас есть вопросы по учёбе, прошу, садитесь. Но если речь идёт об Аделе, прошу помнить, что её личная жизнь – её дело, и мне не хотелось бы вмешиваться.

– Это касается не только её, – твёрдо ответил Эрих. – Я знаю о вас с Аделе, и я понимаю, что ваше положение… необычное. Вы, наверное, понимаете, чем это всё грозит. Аделе рискует всем, что она создавала здесь. И я не могу просто смотреть, как она теряет это из-за вас.

Ханнес выслушал его с каменным лицом, но внутри него закипала тревога, которая заставила его впервые усомниться в том, что они смогут сохранить свою тайну. Он вздохнул, сохраняя спокойствие:

– Эрих, я понимаю ваши опасения. Но ваши чувства не дают вам права угрожать или вмешиваться в её жизнь. Аделе – взрослая, и она сама решает, что ей важно.

– Важно? – переспросил Эрих, с вызовом глядя на профессора. – Она может потерять возможность учиться, может навсегда испортить свою репутацию. А что с вами? Вы рискуете своим местом в университете и всем, чего достигли. Разве это того стоит?

Молчание повисло между ними, пока Ханнес размышлял, как ответить на этот прямой вызов.

– Да, Эрих, – тихо сказал он, глядя ему в глаза, – для меня это того стоит. И не мне решать за неё, чем она хочет рисковать. Уверяю вас, мне не легко от этого. Но это её выбор.

Эрих, разозлённый и расстроенный, хотел было сказать ещё что-то, но, чувствуя, что любые слова бесполезны, развернулся и вышел, оставив Ханнеса наедине с его мыслями.

Ханнес понимал, что их тайна может быть раскрыта не только на уровне сплетней и домыслов. Это было лишь вопросом времени.

4

Поздняя осенняя ночь накрыла Таллинн тяжёлыми тучами. Дождь настойчиво барабанил по окнам университетской библиотеки, где Аделе осталась после занятий, завершая исследовательскую работу. Окна запотели, и сквозь мокрое стекло едва виднелись тёмные очертания осеннего города. Её мысли то и дело ускользали от текста в книге и уносились к Ханнесу, к тому недавнему разговору с Эрихом, который всколыхнул в ней тревогу.

Когда открылась дверь, и Ханнес тихо вошёл, она вздрогнула, но сразу узнала его уверенный, тихий шаг. Он остановился у дверного проёма, посмотрел на неё, и в его взгляде Аделе почувствовала усталость и едва заметную грусть.

– Ты задержалась, – тихо произнёс он, проходя к её столу.

– Да… хотела закончить работу, – ответила она, отводя взгляд. – Здесь, в тишине, легче сосредоточиться.

Он молча сел напротив, и между ними повисло напряжённое молчание, полное невыраженных чувств. Казалось, что тишина и звуки дождя проникли в каждый уголок этой комнаты, становясь невидимыми свидетелями того, что между ними оставалось несказанным.

– Аделе… – начал он, осторожно выбирая слова, как будто каждый слог требовал усилия. – Я понимаю, что то, что между нами происходит, стало для тебя испытанием. Это неправильно. Я не могу навязывать тебе свои чувства.

Она посмотрела на него, глядя прямо в глаза. Её сердце сжалось от его слов – он не отстранялся, но что-то в нём казалось далёким, словно он хотел её отпустить, чтобы уберечь.

– Ты не навязываешь, Ханнес, – тихо произнесла она. – Я здесь, потому что сама этого хочу.

– Но ты знаешь, как опасно то, что мы делаем. – В его голосе прозвучала горечь. – Я никогда не хотел втягивать тебя в свою жизнь, в её сложности. Недавно с деканом у нас был разговор, – он замолчал на мгновение, словно собираясь с духом, – они хотят, чтобы я отказался от своих взглядов. Или чтобы я ушёл.

– Но почему? – спросила она, чувствуя, как внутри неё разгорается страх. – Что они хотят от тебя, Ханнес? Это потому, что они думают, что ты связан с коммунистами?

Он опустил голову, взгляд его стал задумчивым, и после долгой паузы он, наконец, заговорил:

– Аделе, я должен быть с тобой честен. Я действительно связан с коммунистами. Не в том смысле, в каком это трактуют власти, но мне близка их идея о равенстве, о правах людей. И, возможно, в чьих-то глазах это преступление.

Она отпрянула, в её глазах застыла смесь недоверия и боли. Никогда прежде она не предполагала, что её профессор, её Ханнес, мог быть частью столь опасных и осуждаемых кругов.

– Почему ты не сказал мне раньше? – прошептала она, отводя взгляд. – Ты знал, что у нас с тобой и так нет будущего. А теперь… теперь всё кажется ещё сложнее.

– Потому что я знал, что ты не сможешь понять. Да и зачем тебе это? Это мои убеждения, мои битвы, и я не должен был ставить тебя под удар.

– Но ведь ты поставил, Ханнес! – воскликнула она, не сдерживая больше эмоций. – Ты втянул меня в это, и теперь я не знаю, кому и чему верить. Ты говоришь о свободе и правде, но прячешься за лозунгами. Разве это честно по отношению ко мне?

Он молчал, глядя на неё с такой болью, словно её слова обнажали его собственные сомнения. Её упрёк попал точно в цель, и ему оставалось только признать своё бессилие перед её уязвлённой душой.

– Аделе, прости. – Голос его дрогнул. – Мне следовало держаться от тебя подальше. Я знал, что это приведёт к таким последствиям, знал, что рано или поздно тебе станет трудно. Но я не смог устоять перед тобой… я люблю тебя, Аделе.

Её сердце забилось ещё сильнее, и, несмотря на боль, в его словах она услышала то, что хотела слышать больше всего. Не сдержавшись, она подошла к нему, и он обнял её, притянув к себе, как будто не хотел больше отпускать.

– Я тоже тебя люблю, Ханнес, – прошептала она. – Я боюсь, но знаю, что это правда. И пусть мне страшно, я не отступлю. Мы вместе пройдём через это, несмотря ни на что.

Она прижалась к нему, и дождь, барабанивший за окнами, стал для них фоном, скрывая от мира их тайные обещания и мечты.