Бумажные самолёты

– Нет, дорогая, – резко ответила она. – Это не из-за меня, и мы с тобой уже говорили на эту тему, помнишь?

Эмили свела брови.

– Нет, не помню, – она встала, отряхнула коленки и сложила руки на груди. Она всегда делала так, когда злилась. – Ты опять врёшь.

– Эмили, – прошипела миссис Смит так, что Молли подскочила и в страхе понеслась прочь. Если честно, тогда даже мне захотелось где-нибудь спрятаться. – Прекрати сейчас же. Обсудим это, когда вернёмся домой.

Эмили заставила себя снова опуститься на траву, но я видела, каких усилий ей это стоило. Она злобно смотрела на Натали, пока та как ни в чём не бывало продолжила болтать со мной о трудностях содержания домашних животных, и крепко сжимала подол своего платья.

Вот, кто отлично чувствовал фальшь.

Вот, как надо сражаться за правду.

Я до последнего не хотела опускать руки. Даже когда Эл решил закрыть дело за неимением доказательств и признать случай Эмили самоубийством, я продолжала настаивать на расследовании. Кто знает, сколько ещё свидетелей прячется в городе, скрывая правду? Кто знает, как именно алкоголь попал в кровь Эмили?

Это меня и раздражает: ты никогда не можешь быть уверен в работе, где от каждого требуется предельная честность. На десять правд всегда приходится минимум одна ложь.

Поднимаясь на крыльцо, я краем глаза замечаю мерцание телевизора в гостиной. Мне становится дурно от одной мысли о холодном душе, десятитысячного сеанса «Форсажа» и вымученного «спокойной ночи». Не могу поверить, что когда-то прекрасная семейная жизнь встала у меня поперёк горла. Мне говорят, что это неправильно, что я не умею ценить мелочи, которые и делают наш брак особенным. Но что, если единственная особенность твоего брака, – это навязчивая мысль: «Что, если бы всё было иначе?».

Я загоняю машину и оставляю ключи в гараже. На пустом небе начинают проступать звёзды.

Глава 7

Каролина

Ночь зажгла в Лос-Анджелесе тысячи фонарей.

Выкурив сигарету и бросив бродяге пару купюр, я спускаюсь в метро. С головой нырнув в вонь, которую здесь источает каждый сантиметр, я достаю телефон и отправляю Майку сообщение: Сегодня задержусь в участке. Есть дело. Передай папе, что машина в гараже. С любовью, мама. Пора признать, что, каким бы взрослым он ни был, я не перестану видеть в нём ребёнка. И сегодняшний допрос в очередной раз это доказал. Я уверена: Майк не сделал ничего плохого, и мне просто хочется его защитить.

Но кое-что всё же показалось мне до жути странным. Как будто в его рассказе появилась мелкая деталь, которую я никак не могу разглядеть. Мы много раз обсуждали историю с самолётиком – я бы сказала, даже чересчур. Что ж, на то были причины, касающихся чужого достоинства во всех смыслах этого слова. Даже сейчас, вспоминая, как Майк с Эмили рассказывали мне это с набитыми ртами, когда я впервые пригласила их на ужин, и как трясся от злости мистер Симпсон, когда вызвал меня на беседу, на моём лице появляется улыбка. Но теперь всё по-другому.

Эмили мертва. И что-то мне подсказывает, что неспроста.

Чутьё невозможно утратить. Оно либо есть, либо нет.

В старые добрые времена я бы зарядила себе такую пощёчину, что у меня бы и мысли не возникло не доверять Майку. Мы больше, чем чемпион и болельщик, подозреваемый и коп. Мы семья – разве это не считается?

«Семья! – усмехается Джордж. – Ты хотя бы раз в жизни думала о семье?».

В том-то и дело, Джордж, что я думала о ней слишком много. Нигде не чувствуешь себя так одиноко, как среди незнакомцев. А порой и не замечаешь, как они прокрадываются в твой дом. Наш с тобой брак – не больше, чем привычка. Прямо как кофе, мимо которого невозможно пройти. Затормозив перед автоматом, я покупаю дешёвый американо и выхожу на платформу.

Мне достаточно двух глотков, чтобы осознать свою ошибку.

Из туннеля доносится гул приближающегося поезда. От угрожающего стука колёс содрогается земля. Если бы не инцидент с эвакуатором, я, может, и доехала бы до участка на машине. Но это было бы нечестно по отношению к Джорджу. Я брала его машину тысячу раз и знаю наизусть все дороги Лос-Анджелеса. Неплохо для сорокалетней любовницы, правда? Заставив себя сделать ещё глоток американо, только чтобы не уснуть в вагоне, я подхожу к краю платформы и немного вытягиваю шею.

Последнее, что я вижу, – свет фар приближающегося состава.

Я не успеваю отвести стаканчик от губ, как вдруг кто-то надевает мне на голову пакет. Глазам даже не за что зацепиться: пассажиры, стены, пол – всё вокруг покрыто белой пеленой. Расплёскивая по рукам горячий кофе, я пытаюсь вырваться из мёртвой хватки нападающего, крепко сжавшего мою шею, но не могу даже закричать.

Сделать вдох.

Набрать воздух.

Его здесь попросту нет.

Паника, паника, паника! Сердце разгоняется до бешеной скорости, и кажется, что меня вот-вот порвёт на части.

Неуклюжая попытка устоять на ногах заканчивается провалом – левую лодыжку пронзает острая боль. Из моего рта вырывается глухой стон. Я растерянно машу свободной рукой и внезапно попадаю по чему-то твёрдому и, судя по звукам, достаточно чувствительному. Рывком срываю пакет с головы, но почти сразу получаю пинок в грудь.

Проходит несколько секунд, прежде чем я понимаю, что лежу на рельсах. Подвёрнутая лодыжка ноет от боли. Удар выбил из лёгких весь воздух, и кажется, что я разучилась дышать. К краю платформы подлетает сотня одинаковых лиц – взволнованных, испуганных, взбешённых. Среди них всего на секунду мелькает грязная чёрная маска.

Грохот приближающегося состава лишь усугубляет ситуацию. Я понимаю, что меня сейчас стошнит.

Но надо действовать быстро.

Собрав всю волю в кулак, я ныряю в пространство между рельсами и накрываю голову руками. Здесь пахнет пылью, испражнениями и смертью.

Перед моими глазами – Эмили, тонущая в луже собственной крови.

Я помню её. И я не хочу быть следующей.

Глава 8

Каролина

Расталкивая прохожих, ветер врывается в метро и увиливает за последним поездом, унося за собой мелкий мусор. В большом городе все куда-то торопятся – именно поэтому здесь невозможно не выпить чашечку кофе. За покрытой зонтиками толпой я едва различаю мигающую вывеску метро. Неудивительно, что мой потенциальный убийца так легко скрылся. Ему даже не пришлось стараться: в общей суматохе у него едва ли была минутка, чтобы перевести дух.

Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь спросил, кто он. Ответ крутится у меня на языке.

С наслаждением потягивая капучино, который Эл специально купил для меня недалеко от станции, я внимательно рассматриваю лица выходящих из метро пассажиров. Стараясь не сильно мешать фельдшеру перевязывать мою ногу, я наклоняюсь вбок и замечаю единственного мужчину в балаклаве, поднимающегося по лестнице с пакетами продуктов. Что-то он не похож на убийцу. Хотя… Не все убийцы носят маски. Так или иначе, тот, из-за кого я вынуждена отсиживаться в карете скорой помощи, как сквозь землю провалился.

А может, и нет.

Поправляя накинутый на плечи плед, я медленно перевожу взгляд на единственного человека на несколько миль, у которого был мотив. Какой? Объясню чуть позже. Эл берёт показания у одного высокого мужчины, который помог мне подняться на платформу, и что-то записывает в блокнот. Это мне в нём и нравится: он берёт быка за рога раньше, чем его об этом попросят.

Забота, поддержка, горячий кофе… Женщине вроде меня нужно так мало, чтобы потерять голову. Но что, если он делает это лишь для отвода глаз? Что, если он водит меня за нос? Я точно помню, сколько занимает дорога отсюда до участка, и уверена: Эл не мог приехать так быстро.

Чутьё невозможно утратить, вспоминаю я.

Эл оставляет свидетелю свою визитку, жмёт руку на прощание и возвращается ко мне.

– Нападавший действовал… аккуратно. Ни лица, ни отпечатков на твоей куртке, ни суматохи в толпе.

Я продолжаю молча вглядываться в мелькающие лица. Мы оба знаем, что «метро» и «аккуратность» – несовместимые понятия. На такую ювелирную работу способен только профессионал.

Фельдшер заканчивает с перевязкой и тактично оставляет нас наедине. Притянуть Эла ближе мешает лишь ноющая боль в ноге и пара-другая лишних глаз. Я почти забыла, каково это – быть рядом с ним. Я почти забыла, каково это – жить не на автопилоте.

Но что, если мой самолёт разобьётся, как только я возьмусь за штурвал?