Океан Разбитых Надежд

Моя бабушка никогда не прочь поговорить час-другой. Ей доставляет удовольствие делиться с малознакомыми людьми забавными историями из своей жизни. Если к ней приезжают семьи, которые собираются пожертвовать детскому дому имущество, то она может разговаривать с ними долгими часами. Моя бабушка хороша абсолютно во всех сферах и может поддержать практически любой разговор, если таковой намечается на горизонте. Конечно, она предпочитает выступать в роли повествователя, ведь роль слушателя даётся ей с большим трудом. Её старческая жизнь будет понасыщеннее многих молодых, поэтому бабушка просто не нуждается в чужих интересных историях – ей вполне хватает своих. И, конечно, она ни за что не упустит возможности доложить о них любому, кто попадётся на её пути.

Только я выхожу в коридор, как тут же встречаюсь взглядом с Билли Акерсом. Он отталкивается от противоположной стены и в два шага оказывается около меня. Над его широкими плечами вьются тёмные волосы, синяя футболка обтягивает мышцы, а широко расставленные ноги говорят о чрезмерной уверенности. Я подаюсь назад и прислоняюсь спиной к двери кабинета.

– Надолго ты останешься? – интересуется Билли, не отстраняясь от меня.

Его грозный голос пугает меня. Сейчас видно, что он крайне недоволен моим таинственным появлением в детском доме, ведь он требует, чтобы я заранее предупреждала его о своём визите через бабушку.

Я поправляю чуть помятое платье и тихо отвечаю:

– Я ещё не в курсе, – не узнаю собственного голоса. Я уже чувствую, как подкашиваются ноги, но продолжаю стоять на месте.

Этим летом не стала просить бабушку передавать Акерсу новость о моём приезде, потому что не посчитала это нужным. Мне всё равно предстоит несколько раз за лето возвращаться в Хантингтон, если агентство продлит контрактный срок, и надеяться на моё постоянное времяпровождение здесь не стоит никому.

От Билли можно ожидать всего. Он может взреветь на меня, как медведь, а может спокойно развернуться и удалиться в игровую. Может без предупреждения притянуть меня к себе, а может толкнуть в плечо. Вспоминая об этом, я сильнее прижимаюсь к стене и стараюсь не скатиться на пол.

– Что насчёт продления контракта?

Билли Акерс, конечно, в курсе моей модельной деятельности.

– Пока не известно, согласятся со мной работать дальше или нет. Но, если согласятся, я буду вынуждена периодически ездить в Хантингтон на фотосессии.

На секунду я замолкаю и прислушиваюсь к своему дыханию. Отдышка не даёт мне набрать полную грудь, и я то и дело хватаю воздух ртом.

Билли продолжает смотреть прямо на меня. Приближаясь всё ближе, он скрывает за своей спиной весь коридор. Только я хочу поднять трясущуюся руку, чтобы оттолкнуть его, как Акерс опережает меня и притягивает к себе. Жжение в моих глазах становится невыносимым, и я почти пускаю слезу, не расторгая объятий с самим дьяволом во плоти.

Глава 3

Утром следующего дня я одеваюсь в простое платье и обуваюсь в кеды, после чего спускаюсь по парадной лестнице вниз. С каждой ступенькой запах чёрного чая с лимоном и недавно приготовленного картофельного пюре усиливается. Живот начинает урчать предательски громко. Спустя некоторое время я проскальзываю в почти опустевший кафетерий детского дома. Запах тут стоит неимоверный, поэтому аппетит разжёгся внутри меня пуще прежнего. Повариха Хью бегает за стойкой, стаскивая в раковину грязную после завтрака посуду.

– Доброе утро, миссис Хью, – кричу я ей вслед.

– Доброе утро, мисс Лонг! – отозвался голос Люка.

Я подскакиваю от неожиданности и поворачиваю голову в сторону. Кудрявые пряди на голове Люка волнообразно расположились под янтарными лучами утреннего солнца. Они отливают таким тёплым медовым оттенком, кончики точно искрятся под лучами. Люк так тихо сидел за столом, мимо которого я только что прошла, что я умудрилась не заметить его.

– Доброе утро, – отвечаю я парню спустя несколько секунд, но мне слишком сложно посмотреть ему в глаза.

Его голос – совсем не похожий на грубый тембр Билли Акерса – продолжает звучать в голове далёким, еле уловимым эхом. Я слышу его, словно находясь на глубине. И, пожалуй, в этом голосе действительно есть что-то завораживающее. Что-то, которое Люк никому не рассказывает. Что-то, о чём он предпочёл бы забыть.

Длинные рукава рубахи Люка закатаны до локтей, а светлые джинсы подобраны точно по размеру. Они идут ему куда больше, чем тёмные классические брюки, которые он никогда не снимал. Люку в принципе идёт светлая одежда: никаких резких изгибов тела, никаких разветвлённых вен или острых губ. Светлые тона подчёркивают его мягкость, замкнутость, и ту самую загадочность, которая не даёт мне покоя. Я скольжу взглядом ниже – в его руках распахнутая книга.

– Доброе утро, Кэтрин! – наконец, добродушно отозвалась повариха Хью, поправляя свою белую шапочку, – Желаешь пюре? – я одёргиваю голову тогда, когда повариха появляется из-за широкого прилавка.

– Да, пожалуйста.

Но я продолжаю с интересом коситься на Люка. Разглядываю его сдвинутые брови, пульсирующую жилку на шее и не могу оторваться. Но для меня он всё тот же непослушный мальчуган, а не хороший знакомый. Тот самый неприглядный мышонок, за спиной которого тяжёлые годы жизни.

Я завтракаю в пустом кафетерии, где изредка мелькают Зои и Луиза. Девочки любят лакомиться имбирным печеньем, которое находится в вазочках на каждом столике, и я так их понимаю! Хью готовит невероятное печенье. Помню, как она впервые приготовила его на один ирландский праздник. Кажется, это был Вечер Бёрнса[1 - вечер 25 января, день рождения шотл. поэта Р. Бёрнса; устраивается торжественный ужин, подают традиционные шотл. Блюда.]. Тогда Хью подала знаменитую баранину и печенье, приготовлению которому, как она говорила, научила её мама ещё в детстве.

Вскоре моя тарелка пустеет, и я встаю, чтобы отнести её к посудомоечной машине. Я встаю со своего места и направляюсь к Люку.

– Как тебе книга? – интересуюсь я у парня, проходя мимо него на кухню. Он подпёр рукой голову и полностью погрузился в сюжет неизвестной мне книги.

– Очень грустная, – он даже не поднимает на меня глаз, перелистывая страницу. – Хотите почитать?

– Нет, спасибо, – отзываюсь я. – У меня полно дел сегодня.

Это действительно так. На днях бабушке привезли несколько ящиков рассады, и нужно поскорее рассадить цветы по клумбам, иначе они поникнут.

Я люблю помогать бабушке, в чём бы ни заключалась моя помощь. Я могу сортировать бумаги в бухгалтерии, могу ходить на сбор фруктов в наш маленький садик, на который открывается чудесный вид из игровой. Сад хоть и небольшой, но работы там достаточно для всех детдомовских ребят. Кто-то вскапывает чёрствую землю старыми лопатами, кто-то ухаживает за ещё совсем молодыми деревьями, поливая и удобряя их, а кто-то работает над внешним видом, подстригая кусты с ягодами и собирая обломившиеся ветви.

Солнце поднимается всё выше в небо, освещая золотистыми лучами прекрасный сад. Так хорошо идти по улице и наслаждаться красками лета: и зелёной травушкой, поднимающейся вверх, и белыми облаками, проплывающими над головой, и лицами, озарёнными ребяческими улыбками.

Старшие ребята помогают мне перенести ящики с цветами из сарая к клумбам под окнами детского дома, где планирую рассадить цветы. Эти клумбы пустеют с прошлой весны: аномальная для северного Йорка летняя жара сделала своё дело. Ребята ставят три ящика рядом со мной, и я благодарю их за помощь.

Я смотрю на цветы: бутоны нежно-розовых пионов смотрят в небо, многочисленные фиалки ютятся друг с другом в маленьком ящичке, гордые астры широко раскинули свои лепестки. Душистые цветы благоухают, напоминая мне о прошлых годах, проведённых за городом. Каждый год я провожу здесь, набирая полную грудь прелестных запахов скошенной травы и цветущих растений. Каждый год разглядываю поникшие лепестки и стебли, гребу почву и сажаю новые, молодые цветы. Я обожаю цветы – иногда мне хочется, чтобы они были повсюду. Иногда хочется выбежать в поле, полное полевых цветов, и нестись без оглядки, чтобы мои волосы волнообразно развивались позади.

Иоанн Кронштадский, священник, как-то сказал, что цветы – остатки рая на земле. Если они таковыми и являются, то невозможно представить ту красоту, о которой рассказывают старинные писания о небесах.

Вообще-то в Хантингтоне нет проблем с тем, чтобы наслаждаться природой. Никаких скрывающих небо стеклянных высоток – вместо них одноэтажные семейные коттеджи, хаотично разбросанные вдоль Ривер Фосс. В Хантингтоне нет широких трасс – вместо них двухполосные дороги, благодаря которым у каждого дома имеется большая дворовая территория. Весной на них благоухают цветочные насаждения, а шелест листвы разносится по всему району. Машины редко катают по улочкам, поэтому дорожной пыли в Хантингтоне совсем мало. Но мой маленький район всё равно не сравнить с тем, что находится за городом. Здесь я вижу бескрайние зелёные луга как на ладони – особенно мне нравится наблюдать за скачущими по ним лошадьми, которых разводят на недалёкой ферме. В те дни, когда их выводят на прогулку, под ногами словно земля содрогается, ведь десятки тяжёлых копыт одновременно вбивают траву в почву. За городом я наслаждаюсь видами заходящим за горизонт солнцем и плывущими прямо над переплетенными ветвями облаками.

Маме нравится в Хантингтоне по иным причинам. Она обожает быть в центре внимания, а в Лондоне, где каждый третий – турист, а пятый – член английской знати, будет проблематично привлекать к себе внимание. Наш дорого отделанный коттедж создаёт хороший контраст с соседними домами, и мама почему-то наслаждается этим. Я не понимаю, как её может радовать то, что наш семейный доход постоянно обсуждают все вокруг.

Я заранее выкопала лунки на клумбах, чтобы долго не возиться с цветами. Беру в руки маленький пластиковый стаканчик с красивой астрой и аккуратно подцепляю его край, чтобы оголить корни цветка. Когда дело выполнено, я опускаю цветок в неглубокую лунку и досыпаю сверху свежей земли. Вскоре вдоль восточной стены располагается целый ряд пышных астр, от которого никто не может свести глаз.

– Как идёт работа? – Билли подходит ко мне сзади и обнимает за талию, продолжая говорить: – Не хочешь передохнуть?

Я разворачиваюсь к парню. На нём джинсовый рабочий комбинезон, белая футболка и панама, скрывающая голову от палящих солнечных лучей. Руки спрятаны под грязными от глины перчатками.

– Всё хорошо, – активно отзываюсь я. – С астрами уже закончила, остались пионы и фиалки. Только посмотри, какая красота!

Я жестом демонстрирую парню результат моего многочасового труда, правда, Билли никак не реагирует. Мне взаправду нравится новый вид клумбы: она выглядит оживлённой, и я уверена, что она будет ещё красивее, если закончить рассадку цветов в ближайшие дни.

Билли Акерсу мало нравятся цветы. В прошлом году он перетоптал несколько единственных лилий, цветущих у деревянных беседок, резвясь с друзьями. Тогда стебли были переломаны, а нежные лепестки порваны и втоптаны в чёрствую землю.

– Ты даже не обедала, – замечает Акерс.

Я отвечаю:

– Я не голодна.

– Уверена?

Меня начинает напрягать его настойчивость. Я наслаждалась пением птиц, наслаждалась шуршанием длинных стеблей ровно до тех пор, пока он не пришёл. Созданная моими руками идиллия начинает медленно разрушаться.

– Если бы я хотела, то пришла бы на обед, – огрызаюсь я. – И вообще, разве тебе не нужно помогать остальным в саду?

В щеку прилетает тяжёлая ладонь, и моя голова по инерции поворачивается вбок. Теперь щека горит, а на коже появляется покраснение. Я медленно тру рукой место, куда меня только что ударил Билли Акерс, но боль не утихает.