Противостояние. Армагеддон

Сейчас она лежала в специальной комнате на столе, установленном посредине. Юрий Борисович стоял рядом, держа в своей руке холодную неживую руку Машеньки. У него было одно желание: посмотреть Машеньке в лучистые глаза. Но это было невозможно. Ее глаза были закрыты навсегда.

Новиков стоял рядом с Машей, сжимая ее руку и глядя в любимое спокойное лицо, вдруг понял, что он тоже умер.

Та граната все же достала его. Она убила Машу и сожгла ему душу и сердце.

В комнату к Маше зашел Вазген Галустович. Перекрестился, что-то прошептав, перекрестил Машу, взял сильной рукой Новикова за плечо и увлек за собой. В своем кабинете усадил за приставной стол, взял из серванта бутылку коньяка и пузатый бокал, налил и поставил перед Юрием Борисовичем. Долго молчал, глядя на поникшего и раскачивающегося на стуле Новикова, и сказал:

– Мы поможем похоронить Машу.

Юрий Борисович молча встал, не глядя ни на бокал, ни на Петросяна, и вышел из кабинета.

12

Машу Новиков похоронил на Щербинском кладбище, в дальнем конце, где за оградой на холме шумели березки.

Когда рабочие ушли, он долго сидел у могилы. Весь день, всю наступившую ночь и только поздним утром следующего дня уехал в Москву.

На могиле рядом с цветами сиротливо стоял маленький лохматый Мамонтенок.

В Москве, добравшись до своего дома, пересек двор, не глядя по сторонам, зашел в подъезд, поднялся в квартиру. Забрав из альбомов фотографии матери и отца и, аккуратно разложив их по карманам, спустился вниз. В вестибюле столкнулся с двумя крепышами лет по тридцать. За ними маячил знакомый толстяк. Бандиты, увидев Новикова, растерялись. Идущий первым крепыш, придя в себя, выхватил нож. В ту же секунду Юрий Борисович нанес ему в горло страшный удар пальцами раскрытой ладони. Противно хрустнуло. Подхватив выпавший у бандита нож, Новиков метнул его во второго крепыша. Нож вошел ему тоже в горло по самую рукоять. Толстяка уже нигде не было.

Выйдя из подъезда, Юрий Борисович обогнул дом, вышел на улицу, остановил жестом удачно подвернувшееся такси. Молча сел на заднее сидение, бросил водителю:

– Вперед.

Машина тронулась. Водитель, в зеркало разглядывая странного пассажира, боялся спросить, куда вести.

Москва осталась далеко. Новиков шел по полевой дороге, ссутулившись и опустив голову. Бесконечно билась одна мысль:

– Маши нет. Дочери, маленького домика и синего моря никогда не будет. И его самого тоже уже нет. Этот проклятый мир!

Плакать Новиков не умел, но по лицу сами текли слезы.

К вечеру он подошел к Монастырю. Когда-то он бывал в этих местах и видел этот Монастырь. Постучал в высокие толстые ворота темного дерева. Стал ждать. Заметив сбоку колокольчик из позеленевшей меди, стал звонить. Наконец открылась калитка справа от ворот. Вышел высокий прямой монах в черном длинном одеянии. Большая черная с проседью борода, на голове клобук, на груди серебряный крест на серебряной цепочке.

– Чего тебе, сын мой?

Большие черные глаза монаха, казалось, проникали в самую душу. Новиков ничего не мог сказать. Только стон вырывался из горла. Он поднял залитое слезами лицо и стал глядеть в осеннее небо. Монах долго смотрел на него, потом посторонился и сказал:

– Проходи, сын мой.

Глава 8

Предыстория. Продолжение

Время – предновейшее, Час "Х" минус полгода

Место-город Лобня. Московская область

1

Илья Иванович ухаживал за отцом, сидевшим в инвалидной коляске. Кормил его с ложечки, по привычке приговаривая:

– Отлично, товарищ капитан второго ранга, эту боевую задачу вы выполняете успешно. Сейчас закончим с первым и бросимся на абордаж второго блюда. Покончим со вторым, примемся за бочку с ромом.

Отец хмыкал, придерживая левой, немного действующей рукой поднос, поставленный на накрытые пледом колени. Мать гремела посудой на кухне.

Илья Иванович крикнул:

– Мам, второе готово?

– Да, уже положила.

Илья Иванович не переставал удивляться сильному, молодо звучавшему голосу матери.

– Эх, мама. Красивая ты у меня и сильная. Вот только ноги у тебя плохо ходят. Проклятые сосуды…" – подумал Илья Иванович и опять крикнул:

– Я сам возьму. Не неси. Поднос принесу с пустой посудой, заберу второе и чай.

Отец любил, когда его кормил сын. И терпеть не мог, когда это делала жена. Он был в здравом уме, все помнил и подмечал. Характер у него только испортился. Ходить не мог, правая рука не действовала. Он один из немногих выживших был спасен после взрыва торпеды прямо в торпедном аппарате подводной лодки, на которой служил старшим помощником.

На кухне мать, статная женщина со следами былой красоты на ухоженном лице, спросила:

– На работу, как я поняла, ты сегодня не пойдешь?

Илья Иванович работал специалистом по техническим устройствам в Охранном агентстве и там же подрабатывал инструктором по рукопашному бою.

– Пойду, но позднее. Сейчас докормлю отца и бегом на собрание дольщиков.

Мать промолчала. Она души не чаяла в своем сыне. Высокий, широкоплечий, с тонкой талией. Мужественное, по-мужски красивое лицо. Незлобивый характер. Она знала, что ее сын нравится женщинам. А вот он к ним относился несерьезно. Сейчас связался с этой Светланой. Не пара она ему, хоть и интеллигентная женщина, библиотекарь. А ведь ему уже за сорок. Вон седина уже появилась в густых волнистых каштановых волосах. Когда она пыталась говорить на тему женитьбы, он смеялся и говорил:

– Мам! Женюсь, если только встречу такую, как ты, умную и красивую.

Дочь адмирала, она мечтала, чтобы ее любимый сын стал архитектором. И эта история с новой квартирой. Она с самого начала была против этой затеи. Удивлялась самоуверенности и опрометчивости сына, уговорившего их взять в банке деньги под залог их малогабаритной двухкомнатной квартирки и вложить их в новострой. Срок сдачи нового дома был давно сорван, надежда получить желаемую просторную новую квартиру гасла с каждым днем. Эту квартиру они должны были освободить не позднее, чем через три месяца, к первому марта следующего года.

Это было не собрание дольщиков. Илья Иванович покривил душой. С группой активистов он ехал в известный всему городу Холдинг, в который по некоторым неофициальным данным входила их пресловутая строительная компания.

Группу дольщиков человек в пятнадцать, вошедшую в шикарный вестибюль громадного здания из стекла и бетона, возвышающегося почти в центре города, остановила охрана перед турникетами.

На вопрос охраны, что вы здесь забыли и кто вы, предводитель группы пожилой опытный человек, сам строитель, приехавший с Севера, твердо заявил:

– Мы хотим видеть вашего руководителя, Сучева Альберта Семеновича. Только не говорите, что его нет на месте. Мы знаем, что он есть. А мы – дольщики дома, строящегося по улице Вересаевской.

Охрана пришла в замешательство от такого уверенного напора, и принялась куда-то звонить. Затем старший охраны сказал:

– Сейчас подойдет заместитель Альберта Семеновича и вы с ним поговорите.

Ждать пришлось долго. Наконец откуда-то сверху спустился на лифте сравнительно молодой красномордый полный мужчина, похожий на того Гайдара, который пытался вылечить страну шоковой терапией. За ним гуськом подтянулись четверо человек характерной бойцовской внешности.