Обжора-хохотун

Я был одним из множества добрых людей, чья щедрость обеспечивала Бугаги свободу передвижения от трактира к трактиру – при том, что перспектива завести полезное знакомство в Семилистнике не могла меня ни прельстить, ни даже рассмешить. Как и все члены семей, принадлежащих к магическим Орденам, прекратившим существование в ходе войны за кодекс Хрембера, я относился к Ордену Семилистника как к неизбежному злу и считал своим долгом полагать неизбежность этого зла кратковременной.

Однако на Бугаги моя неприязнь не распространялась – он был обаятельным шалопаем и душой любой компании – при условии, что эта компания собиралась за трактирным, а не библиотечным столом. Я, конечно, считал его законченным олухом – а как еще относиться к человеку, который получил уникальную по нынешним временам возможность изучать магию и совершенно ею не пользуется? Но одновременно, чего греха таить, надеялся, что хоть какую-то малость Бугаги все-таки усвоил, и рассчитывал однажды выудить из него эту крупицу тайного знания – надо же с чего-то начинать.

Вот и теперь я рассудил, что поиски деда дело хорошее, но долгое, а попробовать разговорить Бугаги можно прямо сейчас, благо пара-тройка горстей в моем кармане найдется, да и повод выпить есть – грех не отпраздновать окончание учебы, сколь бы грандиозные планы не были составлены на завтрашнее утро.

Бугаги еще издалека увидел в моих глазах готовность обеспечить его ближайшее будущее, обнял меня, как внезапно обретенного брата и поволок по направлению к улице Белых Домов, где находился его любимый трактир «Бешеный скелет». Эта забегаловка была самой замызганной, дешевой и популярной из бесчисленных «скелетов» и, пожалуй, оставалась бы таковой по сей день, если бы уцелела после нашей с Бугаги Удубаном пирушки.

Забегая вперед, сразу скажу, что гибель «Бешеного скелета» вовсе не входила в мои планы – ни кратковременные, ни долгосрочные. Я даже напиваться там не собирался – решил, что пропущу стаканчик за компанию, а если разговор о магии в очередной раз не заладится, распрощаюсь и поеду домой.

Разговор, однако, заладился. Причем мне даже прикидывать, с чего бы начать, не пришлось. Бугаги, начавший праздновать наступление очередного дня своей жизни задолго до нашей встречи, поглядел на меня с лукавым прищуром выпивохи, который только что придумал, как увеличить грядущую порцию, и громким шепотом сказал:

– А спорим, ты не знаешь, как у нас в Ордене принято открывать бутылки!

– И спорить не буду, – согласился я. – Чего не знаю, того не знаю.

– Тогда закажи не два стакана, а целую бутылку, – Бугаги так разволновался, что его шепот звучал громче иного крика. – Я тебе покажу. Восьмая ступень черной магии стоит бутылки вина?

– Не вопрос, – согласился я.

Еще бы. За применение черной магии восьмой ступени в общественном месте, согласно нашему тогдашнему законодательству теоретически вполне можно было на полгода загреметь в Холоми; впрочем, на деле виновные обычно просто получали строгое внушение из уст Почтеннейшего Начальника Тайного Сыска сэра Джуффина Халли, который справедливо полагал, что на всех дураков камер не напасешься. Но такая перспектива пугала желающих поворожить куда больше, чем комфортабельные камеры Королевской тюрьмы для магов. Смутные времена, когда Кеттариец ежедневно выходил на охоту за головами врагов Короля и Магистра Нуфлина, давным-давно миновали, но привычку бояться его пуще Анавуайны столичные жители сохранили надолго.

Я-то с детства догадывался, что все это глупости. Как можно всерьез бояться человека, который не то чтобы часто, но примерно раз в дюжину лет обедает с твоими родителями? Сам я на этих вечеринках никогда не присутствовал, но представить мамин пирожок в зубах жестокосердного злодея не мог, как ни старался – я твердо знал, что скверных людей в нашем доме кормить не станут.

А мой приятель мог позволить себе не бояться Джуффина по другой причине. Вообще-то в первые годы после принятия Кодекса Хрембера считалось, что все равны перед законом, но после того, как несколько самых молодых, способных и горячих Магистров Семилистника один за другим угодили в Холоми, Магистр Нуфлин Мони Мах поспешно пересмотрел свое опрометчивое решение. С тех пор власть Управления Порядка не распространяется на орденских Магистров и даже послушников. Так что Бугаги, в случае чего, предстояло иметь дело всего лишь с Великим Магистром Нуфлином, чья снисходительность была куплена заранее предусмотрительным родителем.

Бугаги, похоже, сам только теперь это осознал и выглядел отчаянным храбрецом. Сверкал очами, размахивал руками и громко требовал поторопиться с заказом. К нашему столу стали понемногу стекаться охочие до развлечений выпивохи. Их можно понять – в эпоху Кодекса Черная магия, превышающая обожаемую домохозяйками и дозволенную законом вторую ступень, стала редким зрелищем. А тут юнец в орденских одеждах магическое представление учинить собрался. Мне и самому было страсть как интересно, что сделает Бугаги. Прежде он таких фокусов не показывал, и вообще никаких – то ли осторожничал, то ли просто ничего не умел, а накануне вечером случайно выучился.

Бутылка недорогого, но приятного на вкус муримахского вина была принесена и с приличествующей случаю торжественностью водружена в центре стола. Бугаги Удубан обвел притихшую аудиторию надменным взором и отвесил мне своего рода поклон, так что его подбородок практически коснулся столешницы – дескать, совершаю свое великое деяние в твою честь, так и знай. После чего прикоснулся к бутылке указательным пальцем левой руки. Пробка с мелодичным свистом взлетела к потолку, из горлышка повалил разноцветный дым, а Бугаги надулся, как индюк и приготовился с достоинством принять восхищение толпы.

Однако присутствующие были скорее разочарованы, чем восхищены. Птичий свист да разноцветный дым – такими фокусами разве только детишек развлекать, здешняя публика явно рассчитывала на что-то более эффектное. Пожимая плечами, завсегдатаи «Бешеного скелета» разошлись по своим местам, и у Бугаги остался только один заинтересованный зритель – я.

– Дырку над тобой в небе, отличный фокус! – сказал я. – Мне бы он очень пригодился. Девчонкам такие штуки нравятся. Научишь?

В другое время Бугаги послал бы меня подальше. Дружба дружбой, бутылка бутылкой, а обучение магическим приемам лица, не принадлежащего к Ордену – это уже серьезное преступление. Застукай нас кто за таким занятием, тут, пожалуй, и деньги Удубана-старшего не помогли бы виновнику избежать долгого заключения – не в Холоми, так в подвалах Иафаха, где, по слухам, гораздо менее комфортно. Бугаги уж на что был балбес, а хорошо это понимал – в отличие от меня. Я-то наивно полагал, что моему приятелю еще и не такое с рук сойдет, а то бы, пожалуй, не стал втягивать его в неприятности.

Но так уж вышло, что я выбрал самый благоприятный момент. Подвыпивший Бугаги только что лишился внимания большой аудитории, запил эту беду полным стаканом крепкого муримахского вина и теперь был готов на все, лишь бы не лишиться единственного благодарного зрителя.

– Это большой секрет, – его шепот был по-прежнему слышен во всем зале и хорошо, если не на улице. – Орден очень дорожит этой тайной! Поэтому, если ты хочешь научиться, придется заказать еще две бутылки. А лучше шесть – вряд ли у тебя с первого раза получится.

Я мысленно пересчитал свою наличность и твердо сказал:

– Три бутылки, Бугаги. На большее у меня горстей не хватит.

– Три? – Разочарованно переспросил мой первый учитель магии. Помолчал, подумал, окинул взглядом зал, убедился, что более выгодных предложений в ближайшее время не поступит, и отчаянно махнул рукой. – Ладно, три, так три. Но если с двух попыток не научишься, сам виноват.

– Почему с двух? С трех.

– Первую бутылку я открою сам. Должен же ты еще раз поглядеть, как это делается.

– Ладно, – согласился я. – Погляжу.

Бутылки прибыли. Бугаги немного потянул время, явно надеясь снова собрать публику, однако посетители «Бешеного скелета» не собирались заново отрывать задницы от стульев ради детского фокуса. Бугаги вздохнул, неохотно смиряясь с равнодушием неблагодарной толпы, и наконец принялся объяснять:

– Значит так. Что я делаю пальцем, ты сам увидишь, только гляди внимательно и запоминай, а то придется начинать сначала. Но палец – это еще не все. Палец – это пустяки. Важно, чего ты хочешь и о чем думаешь, когда щелкаешь по бутылке. В этот момент надо представить себе, что бутылка уже открыта, и тогда она откроется, уж не сомневайся. А если не сможешь сосредоточиться и представить, тогда стучи, не стучи, ничего не выйдет.

– Представить? – я ушам своим не верил. – Просто представить, что бутылка уже открыта, и все? А заклинание? Я слышал, Черной магии без заклинаний не бывает.

Бугаги скривился. Мне стало понятно, что он не собирался всерьез меня учить. Да и зачем? Дело сделано, вино куплено, а потерпев неудачу, я только еще выше оценю недоступное мне искусство и самого мастера.

Но не тут-то было. Теперь меня разобрало по-настоящему. Терпеть не могу, когда меня так бездарно дурачат. Я не против розыгрышей как таковых – если они остроумны, а исполнители бескорыстны. Но сейчас явно был не тот случай.

– Заклинание, Бугаги, – сказал я. – Давай, выкладывай. И не вздумай что-нибудь перепутать. В твоих интересах, чтобы у меня все получилось. Потому что если не получится, тебе придется проглотить вино вместе с бутылкой. Уж об этом я позабочусь.

Вообще-то я его просто пугал. Не было у меня ни малейшего намерения драться. Времена, когда я лупил всякого, чье поведение не соответствовало моим представлениям о достойном, закончились, когда на третий, что ли, год обучения я увлекся математикой, высчитал коэффициент улучшения человечества методом трепки четырех рыл в сутки и был потрясен ничтожеством полученного числа.

Но репутация такая штука – если уж она у тебя есть, никуда не денется. Поэтому Бугаги ни на секунду не усомнился, что я приведу угрозу в исполнение. И, смешно сказать, перепугался. Думаю, не столько побоев, сколько публичного позора. Только что блистал, чудеса показывал, и тут же трепку на глазах у недавних зрителей получать – кому охота? А ему еще в этот трактир ходить и ходить, место-то недорогое и популярное.

Бедняга, надо думать, проклял все чудеса на свете и свой болтливый язык за компанию. Наклонился к моему уху и прошептал одно-единственное короткое слово. Смысл его был мне неизвестен, но звучало оно натурально как ругательство. Как выяснилось позже, чутье меня не подвело. Многие заклинания Очевидной магии произошли от древней брани. Думаю, это отчасти объясняет, почему из-за нашего угуландского колдовства чуть не рухнул Мир – невелико удовольствие сотни раз на дню такое выслушивать.

Тогда я всего этого, разумеется, не знал, но понял, что Бугаги меня не обманывает. По глазам его отчаянным было видно, что парень сдался.

– Только вслух это говорить не надо, – добавил мой бедный учитель. – Достаточно про себя произнести. Ну, ты же сам свидетель, что я молчал, когда…

– Ясно, – кивнул я. – Теперь давай, показывай, что надо делать пальцем.

Он показал. Еще одна пробка взлетела к потолку, на сей раз без свиста и дыма – видимо для таких эффектов требуется особый кураж.

– Ну давай теперь ты, – упавшим голосом сказал Бугаги. И поспешно добавил: – Только если не получится, я не виноват. Я тебе все правильно рассказал.

– Там поглядим, – ухмыльнулся я, ощущая прилив неведомого мне доселе вдохновения.

Не то чтобы вправду считал фокус с бутылкой великим делом, просто так уж удачно все сложилось – первый в моей жизни прием запретной магии и одновременно первое настоящее преступление в присутствии толпы свидетелей, да еще и перепуганный до полусмерти член Ордена Семилистника рядом сидит, смотрит заискивающе. От такого у кого хочешь голова кругом пойдет.

Не то чтобы я не выполнил инструкции. Напротив, сделал все в точности, как говорил Бугаги. Просто открытая бутылка, которую я нарисовал перед внутренним взором в тот момент, когда коснулся пальцем прохладного стекла и, не размыкая губ, произнес короткое злое словечко, – эта бутылка была столь огромна, что заслонила собой весь мир. А потом взорвалась с таким грохотом, что мир исчез, и я вместе с ним.

Когда я пришел в себя, в глаза мне светило солнце, а не тусклый грибной светильник, которыми увешаны стены всех трактиров Гоппы Талабуна. Я огляделся и обнаружил, что сижу почти на самой верхушке высокого дерева шотт и обнимаю теплый, шершавый ствол так крепко, словно три дюжины дней кряду добивался от него любви и вдруг получил, что хотел. Как я сюда забрался и, самое главное, зачем я это сделал, оставалось для меня полной загадкой. Мысленно ощупав себя и осторожно пошевелив всеми конечностями по очереди, я убедился, что цел и невредим – и на том спасибо. Но, опустив глаза, увидел, что новое бирюзовое лоохи, всего несколько дней назад купленное в лавке Диролана, обуглилось по краям, а на подоле тонкой, тщательно подобранной по цвету оранжевой скабы зияет здоровенная дыра. Я редко падаю духом, можно сказать, почти никогда, но беспорядок в одежде всегда выбивает меня из колеи. А для состояния моего любимого костюма определение «беспорядок» было, пожалуй, слишком мягким.

Поэтому я далеко не сразу, а только секунды две спустя заметил, что хорошо знакомый мне городской пейзаж удивительным образом изменился. Вообще я люблю разнообразие и приветствую любые перемены. То есть до того момента считал, что любые, но теперь вынужден добавлять к этому утверждению слово «почти». Наблюдаемые с верхушки дерева изменения совершенно мне не понравились.

Во-первых, «Бешеного скелета» больше не было. Я никогда не считал это здание шедевром архитектуры, но следует признать, что оставшиеся от него неопрятные руины украшали улицу Белых Домов гораздо меньше.

Во-вторых, что касается завсегдатаев «Бешеного скелета». Не могу сказать, что позы, которые они обычно принимали, устроившись с кружками в руках на жестких стульях, казались мне на диво изысканными. Но это вовсе не означает, что я всю жизнь мечтал заставить этих добрых людей сидеть и лежать на тротуаре, держась кто за голову, кто за ногу, а кто и за задницу. Нет уж, будь моя воля, я бы оставил все как есть.

В-третьих, деревья. В отличие от своего старшего братца Бахбы, я не унаследовал страсти наших предков к садоводству. Но из этого не следует, будто мне нравится смотреть на вырванные с корнем деревья. Даже если их всего два – те, которые росли у входа в трактир.

Посреди воцарившегося хаоса, прямо на тротуаре возвышалась барная стойка, совершенно не поврежденная. Уцелели даже бесчисленные кружки и стаканы, которыми она была уставлена. Ну хоть что-то было в порядке.

Всякий привычный к умственному труду человек на моем месте непременно задал бы себе вопрос: что произошло? Я же не только сформулировал вопрос, но и сразу нашел ответ.