Сновидения Ехо (сборник)

– С этой точки зрения я не смотрел, – признался я.

Его наивное определение «такой, как мы с тобой» расставило все по местам. На месте этой барышни я бы тоже предпочел считать правдой удивительный сон об иной реальности. Строго говоря, вся моя нынешняя жизнь – следствие подобного выбора. Просто мне повезло: мои сновидения оказались большей правдой, чем вся предшествовавшая им жизнь, вместе взятая. Но…

– Кто сказал, будто правда превыше смысла? – произнес я вслух. – Наверное, ты прав, дружище. Скажем так, мне нравится быть человеком, который думает, что ты прав.

– Ну так и будь им, – обрадовался Нумминорих. – Ни в чем себе не отказывай! И мне хорошо: человек, которым тебе нравится быть, вряд ли откусит мне голову, как ты поначалу собирался.

Каков хитрец.

– Только в самый первый момент, – признался я. – Просто очень не люблю сюрпризов, если их устраиваю не я сам. Однако, слушай, ну и горазд же ты врать! Вот так на лету придумать убедительную байку – это…

– Для отца двоих детей это просто нормально, – усмехнулся он. – Сейчас-то мне живется полегче – я имею в виду, что могу хоть целыми днями скрываться на службе, пока сам не заскучаю и не захочу с ними поиграть. А когда-то мне приходилось сочинять по дюжине сказок в день, и слышал бы ты, какой поднимался рев, когда мне не удавалось быть достаточно убедительным! Со временем у меня развилась особая разновидность интуиции, свойственная, наверное, всем мало-мальски сносным рассказчикам: обычно я угадываю, что именно от меня на этот раз хотят услышать. Наверное, с этой леди тоже так получилось: я просто сказал то, чего она очень ждала.

Мимо беседки тем временем проплыло маленькое оранжевое облако, похожее на щедрую порцию сахарной ваты. За ним другое, чуть крупней, цвета старой бирюзы. Облака плыли совсем низко буквально в метре над землей. Не то очередное общегородское чудо, не то просто Нумминориховы детишки развлекаются. Подняв глаза к небу, я обнаружил, что оно окрасилось в лимонно-желтый цвет.

– Небо, смотри-ка, желтое, и облака разноцветные в траве путаются, а мы уже внимания не обращаем, – сказал я. – Буквально за пару дней привыкли к новому пестрому Миру. Жалко будет отвыкать.

– А придется? – огорчился Нумминорих.

– Еще как придется. И надеюсь, в самое ближайшее время. Потому что мы теперь знаем, как доставить нашу спящую девочку домой.

– Погоди. Откуда взялась еще одна спящая девочка?

– Откуда взялась, это мы потом будем разбираться. Гораздо важнее понять, как еще раз уговорить ее на встречу.

– Ты о ком сейчас говоришь?

– О загадочной особе, устроившей нам все эти ветры, закаты и наводнения. А теперь еще и разноцветные облака, спасибо ей за это. Помнишь человека, который бегал по небу, а потом плакал и говорил с тобой на площади? Оказался спящей художницей, которой надоели краски и карандаши – настолько, что умереть готова, лишь бы к ним не возвращаться. Беда с этими девочками! Одним снится, что они королевы в изгнании, другим и вовсе власть над миром, не ограниченная ничем, кроме возможностей воображения. Зато просыпаться без посторонней помощи мы, видите ли, не умеем. Да и не хотим. Вот что значит жить в мире, где нет леди Сотофы Ханемер, которая умеет занять их делом… Так, стоп. Сотофа же! Вот с кем мне надо было поговорить еще ночью!

– А с сэром Джуффином не надо? – осторожно спросил Нумминорих. – И с Королем? Прямо сейчас? Они же сидят в замке, ждут новостей и до сих пор не знают, что у нас все получилось.

Ой. Да.

– Давай так, – сказал я. – С Джуффином поговоришь ты. Отправь ему зов, расскажи, как все прошло. Какую версию излагать Королю, полную или сокращенную, пусть сам решает. И извинись от моего имени. Скажи, что меня внезапно осенило вдохновение, и я убежал вдаль, сияя безумными очами. Но твердо обещал связаться с ним, как только приду в себя.

– Ладно. Так и передам.

Я не кривил душой, когда говорил про вдохновение и безумные очи. Чувствовал себя натурально как художник, только что осененный новым замыслом и панически озирающийся по сторонам в поисках хоть какого-нибудь куска холста. Потому что если не начать вот прямо сейчас, можно взорваться.

Конечно, с леди Сотофой Ханемер мне следовало поговорить еще ночью – вместо того, чтобы бесцельно слоняться по городу, оплакивая свой провал и трагическую судьбу спящей упрямицы.

Вот о чем я думал, когда делал шаг из одной садовой беседки в другую. Из сада Нумминориха в Новом Городе на территорию Иафаха. И только оказавшись на месте, сообразил, что сперва надо было спросить разрешения. Во-первых, из вежливости, а во-вторых, ясно же, что в жизни леди Сотофы Ханемер могут найтись дела поважней, чем мои вдохновенные визиты. И если теперь мне придется трое суток ее дожидаться, сам буду виноват.

Секунды две я раздумывал, не следует ли мне смыться отсюда подобру-поздорову, пока не выставили за беспардонность? И начать как бы с чистой страницы, сделать все честь по чести: прислать зов, попросить об аудиенции, прийти в назначенный час. А потом леди Сотофа появилась на пороге беседки, и вопрос таким образом был закрыт.

– Извините, – сказал я. – Что-то я совсем ума лишился. Сперва пришел и только потом сообразил, что это невежливо.

– Удивительно вовсе не это, – усмехнулась леди Сотофа. – Никогда не считала тебя большим знатоком правил этикета и любителем их соблюдать. А вот тот факт, что ты тут преспокойно сидишь, вместо того, чтобы жалобно взывать о помощи, заслуживает некоторого внимания. Я же, помнится, говорила тебе, что в свое время очень хорошо заколдовала свой сад.

– Ой, – пробормотал я. – Как-то не подумал. Совершенно вылетело из головы. Простите меня, пожалуйста.

– Да нечего тут прощать, – отмахнулась она. – Жив, здоров, в пыль не рассыпался, голова на месте, и даже нога в стене не застряла – вот и отлично, чего еще желать. Большинство так называемых выдающихся деяний вы, мальчики, обычно совершаете по невежеству или рассеянности – когда то ли не знал, что речь идет о невозможном, то ли знал, но забыл.

– Похоже, это краткая история всей моей жизни, – невольно улыбнулся я.

– И я о том же.

Леди Сотофа села рядом со мной и сердечно меня обняла.

– Рада тебя видеть, сэр Макс, – сказала она. – Хотя даже вообразить не могу, что должно было случиться, чтобы ты вот так без приглашения ко мне вломился. Тебя обычно и пирогами-то не заманишь.

– Просто до меня кое-что дошло. Внезапно и при этом все равно гораздо позже, чем следовало бы… – пробормотал я, смущенный ее теплым приемом больше, чем любой выволочкой. И умолк, пытаясь сформулировать суть своего запроса.

– Сэр Макс, обо мне говорят, что я очень страшная! – леди Сотофа тихонько пихнула меня локтем в бок. – Просто самая кошмарная ведьма из всех, кого носила эта земля. И учти, это становится правдой в тех случаях, когда мне попадается собеседник, злоупотребляющий долгими паузами. Что, ради всех Темных Магистров, до тебя дошло?!

– Просто выяснилось, что гений, устроивший то прекрасное наводнение и прочую красоту – девочка! – выпалил я.

– Я это подозревала, – невозмутимо кивнула леди Сотофа.

– Почему? – удивился я. – Потому что все так красиво и романтично?

– Вот уж точно не поэтому! – рассмеялась она. – Наглядевшись, как мои ученицы украшают свои комнаты, я навсегда выбросила из головы дурацкую идею, будто женщины самой природой предназначены для создания красоты и, как ты выражаешься, «романтики». Удивительно, что она вообще у кого-то возникла, да еще и так прочно утвердилась в головах.

– Но почему тогда?

– Да просто из-за масштабов, – пожала плечами леди Сотофа. – Только почувствовала вкус вседозволенности, и ну сразу командовать стихиями да светилами. Причем ты учти, с ее точки зрения, это только начало. Разминка, так сказать.

– Разминка, – повторил я, вспоминая давешний разговор на крыше. – Да, похоже на то. Но разве это и есть типичный женский подход к делу?

– Именно! Женщины, по моим наблюдениям, вообще склонны к крайностям. Пока они молоды и глупы, готовы довольствоваться такой малостью, как любовь. То есть тем, что обычно называется «любовью», а на самом деле – просто неосознанное стремление к полной безопасности, которая, конечно, невозможна, зато кажется легкодостижимой в чужих объятиях, согласно формуле: «я нужна, значит, сегодня не умру». Ради этой иллюзии бедняжки и сами в лепешку расшибутся, и всех, кто подвернется под горячую руку, расшибут. Зато если девочке удается немного повзрослеть, поумнеть и помириться со своей смертью, тогда уж подавай ей весь Мир сразу, на меньшее не согласится. Поэтому, кстати, девочек гораздо легче учить магии. Как только поймет, что магия это и есть весь Мир – все, ты ее не остановишь. Ни на что не станет отвлекаться. Только и хлопот – следить, чтобы не чокнулась больше, чем полезно для дела. Безумие – обычная плата за чрезмерную целеустремленность и незнание меры, но с этим вполне можно справиться. А вот вас, мальчишек, отвлечь легче легкого, надо только угадать, кому чего предложить. Кому-то подавай корону, кому-то – просто шанс покрасоваться, кому-то – уверенность в своей правоте, кому-то – возможность спасать или, напротив, мучить других людей. Нашего общего друга Джуффина можно отвлечь любой интересной игрой, а тебя, есть у меня такое опасение, просто хорошей компанией. Если ключик подобран правильно, поворачивай его и любуйся, как очередной мальчишка сбился с пути. Потом, может быть, вернется – если, конечно, вообще вспомнит, куда и зачем поначалу шел. Впрочем, лучшие из вас всегда вспоминают и возвращаются. А то где бы уже был этот Мир.

– Но почему так? – спросил я. – Откуда взялась такая разница?

– Ну, видишь ли. Согласно одной старинной рукописи, которую откопал в нашей библиотеке твой приятель, в древности все люди были женщинами…

– Что?!

– …и все они были могущественными ведьмами, – невозмутимо продолжила леди Сотофа. – Просто страшно вообразить, насколько. Могли абсолютно все! Но почти ничего не делали, поскольку ничего не хотели. Их интересовал не результат, а процесс; беда, впрочем, не в этом, а в том, что даже вожделенный процесс давался им слишком легко. Пальцем шевелить – и то не обязательно. В итоге эти ведьмы так сами себе надоели, что придумали мужчин – специально для того, чтобы те создавали им всяческие помехи. И сперва отлично развлекались. А когда поняли, что несколько перестарались, было уже поздно что-либо менять. Так Мир пришел к нынешнему несовершенному состоянию. Из этой легенды следует, что мальчики таковы, поскольку их специально создали для того, чтобы все испортить. И вы отлично справляетесь!

Я смотрел на нее во все глаза.

– Неужели это может быть правдой?

Леди Сотофа всплеснула руками и звонко расхохоталась.

– Разумеется, нет. Это полная чушь! Но ты же поверил! Признайся, поверил?

– С огромным трудом, – сказал я. – И только потому, что услышал от вас.