Сновидения Ехо (сборник)

– А может? – изумился Кофа.

– Может. – Джуффин ответил вместо меня. – Во-первых, голова сэра Макса вкусна и полезна для здоровья, это знают все амбициозные юные ведьмы. А во-вторых, он столько раз убедительно излагал леди Меламори причины, по которым при всем желании не может вернуться в Ехо, что теперь его появление будет выглядеть, скажем так, несколько бестактно. Я, признаться, совершенно упустил это из виду. Вечно забываю, что в их возрасте люди способны сердиться и обижаться всерьез. С другой стороны, подумаешь – ну голова, ну откусит. Новая отрастет.

– Чужими головами разбрасываться дело нехитрое, – укоризненно заметил я. – Но на самом деле, я же не только Меламори говорил, что никогда не вернусь. Сэр Мелифаро, конечно, вряд ли станет покушаться на мою жизнь. Нумминорих – тем более. У него вообще легкий характер. А все равно им обоим будет обидно, потому что выйдет, как будто я зачем-то им врал. Как будто они не друзья, а чужие люди. Это только сэр Шурф у нас святой. Буркнул, что мое возвращение кажется ему чрезвычайно досадным событием, но он вполне готов это как-нибудь пережить. Вот уж кому можно говорить правду и только правду, с утра до вечера. И, слушайте, есть же еще другие люди. Все мои знакомые, начиная с Хейлах и Хелви и заканчивая Его Величеством. Я вообще не представляю, что в Ехо думают о моем долгом отсутствии. Что вы им говорили? И как мне следует теперь себя вести? Что рассказывать, чтобы не завраться до полного абсурда? Потому что говорить правду в моем случае было бы полным безумием. Да и не готов я продолжать быть человеком, с которым все это случилось. Пора бы мне от него отдохнуть.

– Желание понятное, – кивнул Джуффин. – Но, кстати, ты имеешь полное право загадочно помалкивать. Допрашивать тебя в любом случае никто не станет. У нас вообще не очень принято лезть в чужие дела. Разве что потихоньку собирать сплетни. Боюсь, ты этого не заметил, потому что связался со мной, а я – прискорбное исключение из общего правила.

– Так, стоп, – сказал Кофа. – На мой взгляд, Макс совершенно прав. Во-первых, даже я сам вряд ли готов услышать все то, что он мог бы рассказать. А значит, и другим об этом знать ни к чему. А во-вторых, если есть хоть малейшая возможность избежать обид и прочих недоразумений, ее надо использовать. Просто ради экономии времени и остальных ресурсов. Где там мой укумбийский плащ? Надень-ка его, сэр Макс, и если кто-то зайдет, сиди тихо. Будем думать.

– По идее, никто сюда в ближайшее время не зайдет, – зевнул Джуффин. – Я всех разогнал. В смысле, отпустил по домам сразу после обеда. Благо в городе наконец-то ничего не происходит. Подозреваю, это сказывается благотворное влияние сэра Макса. Население о его возвращении пока не знает, но сердцем чует. Ну или задницей, кто чем. Вот и присмирели от греха подальше. Страшнее сэра Макса, как известно, Темного Магистра нет.

– Это пока они не знают, что я даже в модном полуметре над землей ходить не умею, – проворчал я. – И лучше бы никогда не узнали. Потому что все-таки позорище.

И закутался в плащ-невидимку. Кофу надо слушаться, это правило я когда-то, в самом начале жизни в Ехо, усвоил одним из первых и ни разу о том не пожалел.

– На самом деле, тут и думать особо не о чем, – объявил Кофа. – Что там сэр Макс будет рассказывать, а о чем молчать, это вы сами как-нибудь сочините. Но вернулся он конечно же не по собственной воле. Сам не понял, как это случилось. Раз – и тут. Например, проснулся, а за окном вместо привычного не пойми чего почему-то Ехо. Такая вот неожиданность. Ничего из ряда вон выходящего тут нет, подобных случаев история знает немало. В старые времена с колдуном, который ни разу не исчезал на пару дюжин лет, чтобы потом внезапно объявиться невесть откуда, никто и говорить всерьез не стал бы. Технические подробности для заинтересованной публики с вас, Джуффин, я в этой вашей так называемой Истинной Магии слабо разбираюсь. Зато я разбираюсь в людях. И ясно, что в такой ситуации у некоторых наших общих знакомых не будет ни единого шанса обидеться, что Макс не внял их уговорам вернуться домой. Зато вас, – он выразительно посмотрел на Джуффина, – почему-то послушался. И кстати, если Макс при этом сделает вид, будто помнит события последних лет, как позавчерашний сон, никто не станет напряженно ожидать, что он по секрету поведает какие-то невероятные тайны. Мы же понимаем, что в большинстве случаев дело вообще не в тайнах как таковых. А в демонстрации особого доверия.

– Какие все же смешные проблемы мы собрались решать, – ухмыльнулся Джуффин. – Но вы абсолютно правы. И теперь я понимаю, почему сэр Макс так упорствовал в своем желании оставаться невидимым. Надо было сразу обсудить это со мной, а не загадочно хмуриться, – сказал он мне. – Есть вещи, о которых я совершенно не беспокоюсь. Хотя бы потому, что на твоем месте был бы в восторге от возможности наврать с три короба каждому, кто пожелает слушать. Ах, какие это были бы прекрасные короба! Но это вовсе не означает, будто я не готов пойти навстречу человеку с иной позицией. По крайней мере, если этот человек – ты.

– Да я сам толком не понимал, что со мной творится, – признался я. – Пока сэр Шурф не объяснил. Он всегда точно знает, что меня беспокоит. Даже когда мне кажется, будто вообще ничего. Очень удобно. Поговорил с ним и понял: ясно, конечно, что как раньше уже не будет. Но хотелось бы, если возможно, позаимствовать из прошлого некоторые прекрасные вещи. Например, относительную простоту человеческих отношений. Без всех этих неозвученных догадок, таинственных намеков, интригующих недоговоренностей, потаенных обид и порожденного ими отчуждения. Я в этом вообще не разбираюсь. И учиться не хочу. Я прост, как деревенский пирог: вот я, вот моя начинка, и на этом все. То есть действительно все! Никаких дополнительных слоев, тончайших нюансов и внезапного послевкусия, наступающего тридцать лет спустя.

– О таких рецептах, чтобы послевкусие аж тридцать лет спустя приходило, я и не слышал, – покачал головой Кофа. – А ведь было бы чрезвычайно интересно. Жаль, что до сих пор никто не пробовал поработать в этом направлении.

– Не отвлекайтесь, – попросил я. – Давайте сперва спасем мою личную жизнь. А потом подумаем о пирогах.

– По-моему, ты кощунствуешь, – ухмыльнулся Джуффин. – О пирогах – и вдруг потом!

– Ваша школа, – проворчал Кофа. – Ваших учеников всегда отличало недопустимое пренебрежение к материальной стороне жизни. И сэр Макс, конечно, апофеоз вашей бесчеловечной педагогической системы. Даже камру толком сварить не умеет. И ел всегда максимум дважды в день, если специально ему не напомнить. Как будто вся жизнь – одно сплошное ожидание момента, когда можно будет удрать на эту вашу Темную Сторону и там окончательно забыть о своей человеческой природе.

– Спасибо за высокую оценку, – поклонился Джуффин. – Если я и правда способен научить подобному отношению к жизни, я – великий педагог.

– Еще как способен, – вмешался я. – Например, сегодня я еще ни разу не завтракал. Об обедах уже и не говорю. И теперь близок к гибели, как никогда прежде. Надеюсь, эксперименты с моим воскрешением хоть немного скрасят ваш с Кофой вечер. Некоторые оживленные мертвецы очень забавно дергаются.

– Ты, наверное, думаешь, будто это хорошая шутка, – проворчал Кофа. – Но лично мне совершенно не смешно. Терпеть не могу столь легкомысленного отношения к своему здоровью.

– Действительно перебор, – согласился Джуффин. – Какой-то из ряда вон выходящий аскетизм.

Они еще долго меня отчитывали, пока не сообразили, что в сложившихся обстоятельствах разумней будет просто заказать обед из «Обжоры Бунбы» и закрыть вопрос.

Поднос с едой, кстати сказать, влетел в наше распахнутое окно без посторонней помощи. Я, гуляя по городу, уже не раз видел, как теперь доставляют еду на дом клиентам, но все равно остолбенел. А потом пожаловался:

– И даже этого я не умею! Хорош Тайный сыщик.

– Да, если захочешь в свободное от службы время подрабатывать мальчиком на побегушках в каком-нибудь приличном трактире, хрен тебя наймут, – пригорюнился Джуффин. – Ладно, научим. Что с тобой делать.

Поэтому наскоро покончив с едой, мне пришлось заняться этим грешным подносом. Сам напросился, некого винить. После получаса мучений мне удалось заставить поднос совершить показательный полет вокруг люстры. Еще несколько минут спустя я аккуратно, не уронив ни одной пустой тарелки, посадил этот дистанционно управляемый летательный аппарат на стол. И наконец храбро отправил его в дальний рейс, на кухню «Обжоры». Некоторое время мы с Кофой затаив дыхание ждали, не прибежит ли мадам Жижинда, разгневанная внезапной кончиной своего лучшего повара, зашибленного этим грешным подносом. И только Джуффин с демонстративной безмятежностью курил в своем кресле. Его вера в меня была как всегда безгранична. И в этом вопросе он, как ни странно, тоже вечно оказывается прав.

Ну а потом я наконец вернулся в Ехо. В смысле, официально вернулся, условно проснувшись в башне Мохнатого Дома. И почти не врал, когда на следующий день говорил всем желающим прикоснуться к моим чудотворным мощам, будто сам толком не понимаю, как это получилось. Потому что перед этим Джуффин, уединившись со мной на правах озабоченного моим состоянием знахаря, почти всю ночь честно выполнял обещание научить меня самым популярным столичным фокусам. Так что на рассвете я уже умел ходить не только в полуметре над землей, но и по потолку. И при этом с большим трудом вспоминал свое имя, не говоря уже обо всем остальном. Таково губительное влияние Угуландской Очевидной Магии на мой ослабленный волнениями и ночным обжорством организм. Ужасная наука, не зря ее столько лет запрещали!

Под утро я едва удержался от искушения послать зов Великому Магистру Ордена Семилистника и на правах гибнущего друга потребовать отменить все эти новомодные либеральные поправки к Кодексу Хрембера на хрен – ради спасения моей жизни и рассудка. Причем взял себя в руки вовсе не из соображений здравого смысла и даже не из сострадания к спящему, а просто сообразив, что спросонок мало кто бывает сговорчив. И решил отложить разговор до завтра.

Но назавтра мне, конечно, стало не до того. Потому что началась жизнь. Не «старая», не «новая», а просто моя.

Кофа был совершенно прав, когда предложил представить мое возвращение в Ехо необъяснимым мистическим событием, произошедшим помимо чьей бы то ни было воли. Даже не понимаю, как я сам не додумался до такой простой штуки. Впрочем, с гениальными идеями вечно так.

В результате мне очень обрадовались и при этом ни о чем не расспрашивали. Хитрый Джуффин строго-настрого велел окружающим беречь мою хрупкую психику, якобы подорванную годами бесприютных скитаний по иным мирам, а в особенности злоупотреблением кофе, который он, по-моему, вполне искренне считает опасным колдовским зельем.

Хвала Магистрам, все сразу же поверили в необходимость щадить мои расстроенные нервы. Великое дело репутация. Похоже, все предыдущие годы мои близкие нетерпеливо ждали, когда я уже чокнусь от обилия не в меру интересных приключений, и теперь наконец с облегчением перевели дух: свершилось. Даже Меламори не стала задавать вопросов, а ведь как я этого опасался. Потому что помалкивать о некоторых вещах за прошедшие годы худо-бедно научился, но лжец из меня по-прежнему никакой.

Я, собственно, потому и не рванул к ней в первый же момент, что не хотел ни врать, ни говорить правду, которая ей совсем не понравится: как ни крути, а в Ехо меня вернул Джуффин. Меламори хотела сделать это сама. И страшно злилась, что не знает даже, как подступиться к подобной задаче. На себя, меня и прочую Вселенную, которая с какого-то перепугу решила быть настолько сложно устроенной. Единственное, что ее немного утешало, – вернуть меня в Ехо не мог вообще никто. Значит, не она одна такая никчемная неумеха.

И тут вдруг выясняется, что у Джуффина все получилось. Как всегда! Что ни делай, а все равно выше него не прыгнешь. И как после этого жить?!

Раньше я подобных проблем вообще не понимал. У меня в этом смысле счастливый характер: я ни с кем не соревнуюсь всерьез. Даже в карты играю скорее из интереса узнать, какие комбинации сложатся на этот раз, чем из желания победить соперника. А когда вижу человека, который знает и умеет больше, чем я, мне и в голову не придет огорчаться. Напротив, радуюсь: «Надо же, как бывает! Я тоже хочу». Поэтому мне всегда было легко учиться у друзей и дружить со своими учителями. И трудно отличить одних от других. С другой стороны – а зачем?

Что большинство людей устроены иначе, я понял сравнительно недавно. После того как научился внимательно их слушать, не отметая непонятные мне мотивы как несущественные. Постоянное общение с могущественными колдунами, способными, в случае чего, не только закатить тебе сцену, но и испепелить взглядом – в прямом, не переносном смысле – способствует развитию уважения к чужим особенностям. Даже тем, которые кажутся тебе заскоками.

Меламори в этом смысле оказалась прекрасным учителем. И взглядом, если что, испепелит, и заскоков у нее предостаточно. То есть конечно же особенностей. В частности, победить она хочет всегда, всех и во всем. Желательно, прямо сейчас. В крайнем случае, завтра. Но уж тогда пусть все до завтра сидят тихо и не напоминают ей бестактно о своем возмутительном превосходстве. Звучит смешно, но для Меламори это действительно очень важно. Может быть, вообще важнее всего на свете. Она и меня-то, на ее вкус несколько чересчур немыслимого, терпит рядом только потому, что пару раз спасала мне жизнь. И, что еще важнее, однажды обогнала в гонках на амобилерах – после того, как я наконец догадался пощадить ее самолюбие и поддаться. Совсем чуть-чуть, потому что она же и правда отлично ездит. Отчаянная голова, а в таком деле это главное.

Поэтому сказать ей: «Сюрприз-сюрприз, Джуффин наконец-то притащил меня домой», – все равно, что дразниться: «Ты не смогла, а он смог!» Умом Меламори прекрасно понимает, что Джуффин вне конкуренции, с такими, как он, не соревнуются, а только благодарят судьбу, что посчастливилось жить с ними в одно время, да еще и учиться с утра до ночи, сколько хватит сил, но легче ей от этого не становится. И тут ничего не поделаешь. Сильных людей бесполезно перевоспитывать – если уж их сила решила, что ей угодно проявляться именно таким причудливым образом, значит, так тому и быть.

В общем, счастье для нас обоих, что Меламори не стала меня расспрашивать. Только и сказала: «Надо было не спорить с тобой, когда ты мрачно пророчествовал, будто никогда не сможешь вернуться в Ехо, а сразу заключать пари. Была бы сейчас богачкой».

Именно то, что надо.

И полудюжины дней не прошло, а я уже чувствовал себя в Ехо так, словно просто вернулся из отпуска, и незначительные перемены, произошедшие за время моего отсутствия, можно сосчитать по пальцам. Слезы восторга перестали то и дело наворачиваться на глаза, целовать в экстазе булыжники мостовых я больше не порывался, вместо того, чтобы пялиться на столичные новшества, как ошалевший турист, я оглядывал их с хозяйским снисходительным одобрением: молодцы, хорошо без меня поработали. Зато с неизменным любопытством косился на прохожих – а ну-ка, кто у нас тут настоящий, а кто сейчас дома спит? И по-детски радовался, встречая среди сновидцев знакомых, то есть тех, кого уже видел прежде и по какой-то причине запомнил. С рыженькой художницей, которая почему-то попадалась мне чаще прочих, даже здороваться начал; впрочем, она меня все равно не замечала – не то была полностью поглощена работой, не то я просто не помещался в ее сон. Если учесть, что сэр Мелифаро долгие годы дразнил меня Ночным Кошмаром, может, оно и к лучшему.

Я обедал четырежды в день, со всеми друзьями по очереди, устраивал для них вечеринки и сам ходил в гости, запоем читал старые номера «Суеты Ехо», казавшиеся мне сейчас самыми увлекательными в мире романами, разучил еще добрую сотню новых фокусов, чрезвычайно полезных для поддержания репутации могущественного колдуна и выступлений на детских утренниках, посетил поэтический вечер и с какого-то перепугу оперный спектакль, а ночами гулял по крышам Старого города, как самый настоящий бездомный кот, благо свежеприобретенные навыки бытовой левитации наконец-то лишили меня врожденного страха высоты. И ежеутренне скорбно сообщал Джуффину, что все еще не готов приступать к делам. Говорил: «Погоди, не торопи, мне сперва надо заново ко всему привыкнуть».

Врал, конечно, и мы оба это знали. Но Джуффин, вопреки обыкновению, милосердно делал вид, будто не только верит, но и сочувствует мне всем сердцем.

Было бы кому сочувствовать. Если бы в те дни в Соединенном Королевстве объявили конкурс на самого счастливого и безмятежного праздношатающегося бездельника, ходить бы мне в победителях. Прежние сомнения и тревоги вспоминал теперь как сон, причем даже не то чтобы страшный. Почти смешной.

Я вообще очень быстро привыкаю к новым обстоятельствам. А то, к чему невозможно привыкнуть, просто принимаю как должное. В моем положении – совершенно незаменимое свойство.

Одна из тех вещей, к которым совершенно невозможно привыкнуть и даже принимать как должное довольно затруднительно, – это, конечно, размеры Мохнатого Дома. Когда-то он был университетской библиотекой, но потом Королевский Университет разросся, и однажды начальство подсчитало, что если все шесть тысяч студентов вдруг одновременно захотят засесть в читальных залах, им не хватит мест. Я почти уверен, что ситуацию можно было бы спасти парой дюжин дополнительных стульев, но библиотекари предпочли переехать в новое здание, раза в четыре больше. Рассказывают, что это позволило им установить в некоторых читальных залах диваны для любителей читать лежа; с тех пор я умираю от зависти к столичным студентам. Не то чтобы кто-то запрещал мне валяться с книжкой у себя дома, но это, как мы понимаем, совсем не то.

В общем, библиотека переехала, и какое-то время Мохнатый Дом пустовал, поскольку являлся собственностью Короны, а Его Величество Гуриг Восьмой обычно не слишком активно занимается сдачей своей недвижимости в аренду. То ли потому, что и без дополнительных приработков считается самым богатым монархом Мира, то ли просто руки не доходят. У меня бы на его месте тоже не дошли, королевская жизнь – не сахар. А тяжелый физический труд. Одни только парадные утренние одевания чего стоят. Когда я в свободное от основной службы время подрабатывал царьком-самозванцем кочевого народа Хенха, и то волком выл, а ведь всего-то хлопот было – пережить пару-тройку официальных приемов в год и мужественно терпеть насмешки коллег все остальное время. Меня даже переодеваться ради встречи с подданными не заставляли. И никаких придворных на шею не посадили. Царствуй – не хочу.

Собственно, именно тогда мне и достался Мохнатый Дом. Он оказался отличной приманкой: я совершенно не собирался лезть в эту нелепую политическую авантюру и упирался как мог, но увидев свою будущую «царскую резиденцию», тут же согласился на все. Очень уж мне понравился дом, от земли до самой башенки увитый буйной ползучей растительностью, а иного способа там поселиться не было. И только заполучив вожделенную недвижимость, я осознал свою ошибку. Сразу можно было сообразить, что здание, которое немного маловато для шести тысяч студентов, окажется слишком велико для одного не очень крупного меня. Не рвущегося, к тому же, обзавестись толпой домочадцев.

С домочадцами меня тогда отчасти выручили подданные-кочевники, навязавшие мне трех девчонок, сестер-близнецов, из которых получились отличные фиктивные жены дикого варварского царька, а со временем – прекрасные друзья. От кочевников же мне достался огромный мохнатый пес по имени Друппи, а от Его Величества – целое полчище отлично вышколенных слуг и банда поваров-отравителей, производящих самую невкусную еду в Соединенном Королевстве, не со зла, а просто педантично следуя старинным дворцовым рецептам.

Я тоже сделал небольшой, но весомый вклад в увеличение числа обитателей Мохнатого Дома, поселив здесь кота Армстронга и кошку Эллу, таких здоровенных, толстых, шумных и непоседливых, что они, по идее, должны были заполнить собой все пространство. Но с Мохнатым Домом этот номер не прошел, хищники мои растворились в нем, как в джунглях, спасибо хоть пожрать в гостиную иногда приходили, а то бы я вообще забыл, что они у меня есть.

Это, собственно, касается и остальных домочадцев. Всякий, кто не обзавелся привычкой регулярно объявляться в общей гостиной и оставлять там явные и недвусмысленные свидетельства своего существования, может быть сочтен пропавшим без вести. В некоторых случаях это довольно удобно, но чаще просто обескураживает.

О дворцовых слугах, приставленных Его Величеством присматривать за домом – один из тех Королевских подарков, отказаться от которых при всем желании невозможно – я вообще постоянно забываю и до сих пор всякий раз вздрагиваю, случайно сталкиваясь с ними в коридорах. Хорошо хоть в голос не ору, но знали бы вы, каким напряжением воли мне это дается.