Мертвый ноль

– Да мог бы, конечно, – вздохнул Кофа. – Просто как-то некрасиво бросать Кайрену. Она совсем недавно вступила в должность, толком еще не освоилась, и вдруг такой форс-мажор. Трикки, при всех его достоинствах, ей тут плохой помощник, потому что сам такой же неопытный в этих делах. Он, в отличие от меня, о шиншийских традициях вообще ничего не знает. Максимум – книжку какую-нибудь прочитал. В общем, от треклятых принцесс мне теперь никуда не деться. А им – от меня.

Последняя фраза прозвучала угрожающе и одновременно так жизнерадостно, что я вдруг понял: да у Кофы уже руки чешутся взяться за этих девиц и стать первым в мире служителем закона, который сможет призвать их к порядку. А что маскирует свой азарт раздраженным ворчанием – ну так у каждого своя любимая роль.

Мелифаро между тем подозвал к себе Базилио и сунул ей под нос самопишущую табличку.

– Это уже самое настоящее жульничество, – сказал он. – Я сперва думал, ты что-то перепутала, записывая условия, а потом понял, это просто одна из якобы остроумных задачек, вышедших из моды еще в начале Смутных Времен, где под каждую нужно изобретать новую математическую систему, в рамках которой этот ужас можно решить. Насколько я помню из университетского курса, в то время изобрели чуть ли не полторы тысячи разных новых математик, но практического толку от них не было никакого, разве только студентов с ума сводить.

– Не сводить с ума, а его развивать, – возразила Базилио, которая, конечно, обладает ангельским характером и безразмерным сердцем, но за свои высокие математические идеалы будет, если понадобится, сражаться со всем Миром до победного конца.

– Со своим умом делай что хочешь, – огрызнулся Мелифаро. – Хоть развивай, хоть обратно потом завивай, дело хозяйское. А на спор такие задачки никому больше решать не предлагай. Потому что это нечестно: объективно, по законам логики, задача не имеет решения. А субъективное мнение, оно же придурь обыкновенная, у каждого свое.

– Так ты не решил? – торжествующе воскликнула Базилио.

Ее радость можно понять. Сэр Мелифаро такой специальный блистательный тип, которого почему-то сразу хочется победить в каком-нибудь споре. Или не в споре, а в драке. Или съесть на полпирога больше, или первым усесться в кресло. Любая победа сойдет.

Вот и сейчас он снисходительно ухмыльнулся:

– Обойдешься. Я так рассердился, что придумал сразу две математики: одну просто дурацкую, специально для решения этой задачи, и вторую, доказывающую невозможность существования первой. Чтобы закрыть этот вопрос раз и навсегда.

– Ой как красиво! – восхитилась Базилио, уткнувшись в табличку.

Говорю же, у нашего бывшего чудовища ангельский характер. Любому нормальному человеку на ее месте захотелось бы сперва двинуть этому гению в глаз, а уже потом разбираться с его великими открытиями, да и то только ради того, чтобы их убедительно раскритиковать.

– Сборище буйнопомешанных, – ласково сказала им Кекки, чрезвычайно удачно озвучив мое собственное мнение по этому вопросу. И, помолчав, вдруг добавила: – Как же я вас всех люблю!

– Представляешь, – сообщил я ей драматическим шепотом, – та же беда.

– Всех сразу?! Хуже кейифайев, честное слово, – укоризненно покачал головой Мелифаро. И сам же первым заржал.

* * *

Вопреки популярной и крайне утешительной для меня самого легенде, будто я просто способный балбес с умеренно эксцентричным характером, мое внутреннее устройство представляет собой бездну, кишащую чудовищами. Одно из них зовут Ответственность, второе – Здравый Смысл; имени третьего я не знаю, но оно подозрительно похоже на совесть, как ее описывают пострадавшие от этого кровожадного монстра.

По удачному стечению обстоятельств, мои чудовища – засони, почище меня самого, но когда они все-таки просыпаются, с ними лучше не шутить. Поэтому я не стал притворяться, будто занят какими-то условно непостижимыми делами, а сам, добровольно предложил Джуффину подежурить в его кабинете, пока он и остальные наши коллеги претерпевают светские муки на Королевском приеме. Думал, приведу его в восхищение, но шеф только плечами пожал: «Ну естественно». Как будто и правда ничего иного от меня не ожидал.

Удивительный человек.

Ради такого дела я запасся целой пачкой газет, благо давно их не читал. Начал с вчерашнего вечернего выпуска «Суеты Ехо», с удивлением выяснил, что прежде, чем заявиться ко мне на крышу, Кофа и Нумминорих отыскали в одном из подвалов заброшенных хозяйственных помещений Ордена Плоской Горы драгоценности, похищенные из резиденции Чангайской посланницы, а Кекки и Мелифаро нашли и задержали некоего отравителя, заколдовавшего все вино в погребе ненавистного кузена-трактирщика так, что у трех с лишним дюжин клиентов начались галлюцинации; к счастью, все остались живы, но перепугались знатно. Я об этих безобразиях еще узнать не успел, а они – хлоп! – и уже поймали. И даже не стали рассказывать, потому что неинтересно, повседневная рутина, полная ерунда.

Дочитав журналистские отчеты о работе коллег, я внезапно почувствовал себя недотепой, окруженным гениями, как в самом начале работы в Тайном Сыске; многим, я знаю, на моем месте стало бы неприятно, а мне, наоборот, понравилось. Больше всего на свете я люблю восхищаться – в первую очередь, теми, кто рядом, но можно вообще всем подряд.

Еще часа полтора я подбрасывал в топку своего восхищения дрова, вернее газеты, одну за другой. Оказывается, для того, чтобы узнавать о работе коллег из раздела «Криминальная хроника», вовсе не обязательно выходить на пенсию и переезжать в загородный дом. Достаточно пропускать большинство утренних совещаний ради совершенствования в той области искусства сновидений, которая на языке честных людей называется «дрыхнуть без задних ног», и некоторые вечерние, просто потому, что могу, а все остальное время трещать без умолку, не затыкаясь, не давая беднягам вставить больше трех слов подряд. А в тех редких случаях, когда им это все-таки удается, слушать вполуха, думая о своем.

Похоже, прав был сэр Кофа, когда говорил, что чрезмерное усердие в Истинной магии незаметно превращает человека в наваждение – вроде рядом сидит, ест обычную человеческую еду, слова говорит понятные, а все равно кажется только тенью вечно отсутствующего себя. Я тогда отмахнулся: «Да ладно вам, не сгущайте краски». А теперь вдруг явственно ощутил себя таким наваждением, только и счастья, что пощупать можно; впрочем, не всем подряд. И – не то чтобы пришел к выводу, будто с непостижимым и неопределенным срочно пора завязывать, но решил, что в этом вопросе неплохо бы обрести разумный баланс.

Ради достижения баланса я первым делом покормил Куруша – мало что так наглядно подчеркивает торжество материальной реальности, как хруст орехов и леденцов, особенно когда ты сам стал причиной этих упоительных звуков. Вторым делом, отправился в туалет: есть в мире некоторые незыблемые вещи, которые гораздо убедительней даже самого громкого хруста. А на обратной дороге решил, что кружка камры в обществе Трикки Лая – хорошее третье дело, после которого я окончательно и бесповоротно стану полноценной частью реального мира, возможно аж до самого позднего вечера или, чем черт не шутит, вообще до завтрашнего утра.

Я не стал посылать Трикки зов. Сунуть нос в дверь его кабинета и спросить: «Ты занят или не очень?» – было гораздо проще. Безмолвная речь для меня по-прежнему что-то вроде каждодневных упражнений на турнике, вполне посильных, но требующих напряжения, а дверь – вот она. Правда, за каждой дверью меня по-прежнему ждет бесконечность Хумгата, сбивающий с толку призывный шепот всех сбывшихся и несбывшихся миров; скорее всего, так теперь будет всегда. Но аккуратно, осознанно переступать пороги, оставаясь в той реальности, которую выбрал для постоянного места жительства, я давным-давно научился, делаю это легко, без ощутимых усилий, и, как ни смешно звучит такое признание, для меня это несравнимо проще, чем лишний раз послать кому-нибудь зов.

Однако вместо Трикки Лая в его кабинете сидела новая начальница Столичной полиции, в старомодном темном тюрбане, скорее мужском, чем женском; впрочем, в этих тонкостях я до сих пор полный профан. Перед ней высились горы самопишущих табличек; судя по страдальческому выражению лица, все, как одна, содержали столь душераздирающие подробности о природе бытия, что человеку неподготовленному лучше о них не знать. Скорее всего, это были черновики грядущего годового отчета: обычно на подобные документы даже самые всемогущие и бесстрашные люди вроде сэра Джуффина Халли смотрят именно так.

Я собирался было бесшумно растаять во тьме коридора, но леди Кайрена Умата меня заметила и явственно обрадовалась. А кто бы на ее месте не обрадовался такому прекрасному поводу сделать перерыв.

– Извините, – сказал я. – Думал, застану здесь Трикки…

– Он в Замке Рулх, – откликнулась леди Кайрена. – Кто-то из нас обязательно должен присутствовать на приеме в честь шиншийцев. Сэру Трикки интересно, а мне не особо. Я на официальных приемах разной степени пышности уже раз триста, наверное, была. К тому же работы непочатый край. Причем такой, которую за меня никто не сделает: я должна как можно скорей начать во всем этом разбираться. По-настоящему, а не делать вид.

Она так красноречиво развела руки в стороны, что мне стало ясно: леди имеет в виду не что-то конкретное, а полицейскую работу как таковую.

Я исполнился сочувствия. Потому что всякий раз, помогая Трикки, от души радовался, что не служу в Столичной полиции. Все-таки справиться с дюжиной катастроф мирового масштаба, умереть, надорвавшись, а потом чудом воскреснуть гораздо проще, чем навести и постоянно поддерживать умеренный порядок в отдельно взятом городе. Я бы точно с ума сошел. И из всех возможных утешений, какие можно придумать, только одно показалось мне достаточно честным, чтобы произнести его вслух:

– Ничего, с таким заместителем не пропадете. Он в этом хаосе – как рыба в воде.

– Ваша правда, – согласилась леди Кайрена. – Сэр Трикки Лай необычайно умный и сведущий человек. Иметь такого заместителя – серьезный вызов. На его фоне моя естественная беспомощность, неизбежная в начале обучения любому делу, выглядит полной катастрофой. Ее, конечно, несложно замаскировать имитацией компетентности. Сидеть с умным видом, говорят, даже у моего предшественника изредка получалось, особенно когда ему хватало выдержки помолчать. Но мне не этого надо. Я хочу по-настоящему вникнуть в работу полиции. Все знать и понимать. Видеть внутреннюю логику нежелательных происшествий, выявлять закономерности, прогнозировать развитие любой ситуации с достаточно высокой степенью вероятности. К счастью, к моим услугам полицейские архивы за много лет, неплохой навык работы с информацией и отличные средства для укрепления памяти, хвала Магистрам. Причем персонально тем, которые их когда-то изобрели.

– Кстати, сейчас у студентов в моде одно старинное заклинание времен короля Мёнина, – вспомнил я. – Довольно простое, всего сорок какая-то ступень Белой магии. Штука в том, что, в отличие от популярных пилюль, оно помогает не столько заучивать слово в слово, сколько запоминать суть, причем именно в той формулировке, которая наиболее близка и понятна самому ученику. Я сам пару раз им пользовался, когда надо было быстро войти в курс запутанного, сложного дела, и подтверждаю: отличное средство, здорово проясняет ум. И вам, наверное…

Леди Кайрена помрачнела и отрицательно покачала головой.

– Спасибо, сэр Макс. Но то, что для вас и большинства столичных студентов «довольно простое», для меня – недосягаемая вершина. Я из семьи драххов, сами понимаете, что это означает. Угуландская Очевидная магия, к сожалению, не для меня. Я овладела Черной – примерно до двадцатой ступени, и Белой – пока всего до четырнадцатой. И знали бы вы, какого мне это стоило труда. Моих умений вполне достаточно, чтобы сохранять лицо в повседневной жизни, но не более того.

Сперва мне стало неловко. Словно предложил безногому человеку заняться оздоровительным бегом трусцой. А все потому, что надо внимательно слушать сплетни, а потом обрабатывать полученную информацию и делать из нее разумные выводы. О происхождении леди Кайрены Уматы мне наверняка уже тысячу раз рассказали, да я внимания не обратил. Или просто не вспомнил, в чем заключается основное отличие драххов от остальных людей[7 - Собственно, в фатальной неспособности драххов к Очевидной магии оно и заключается. У остальных крэйев такой проблемы обычно нет.].

Потом я подумал: стоп, а как быть с моим ощущением, что она – очень неплохая колдунья? Теоретически я, конечно, мог ошибиться. Но на практике, чутье меня до сих пор ни разу не подводило. Может, леди пока просто не знает о собственных возможностях? Так иногда бывает: к некоторым талантам требуется особый подход, а хороших учителей никогда не хватает на всех. Или все еще проще? Может, она в своей области гений? На нашей угуландской Очевидной магии, к которой драххи почти неспособны, свет клином не сошелся, вот о чем никогда не следует забывать.

– Я слышал, у драххов есть своя магия, – наконец сказал я. – Да такая, что всем остальным и не снилась.

– Снилась, снилась, – усмехнулась начальница полиции. – Нет в нашей старинной лесной магии ничего такого особенного, чтобы никому присниться не могло. Но некоторые житейские проблемы с ее помощью действительно неплохо решаются. Так что мне в общем грех жаловаться. Просто, поймите меня правильно: довольно обидно, когда есть область человеческой деятельности, в которой ты заведомо слаб. Да еще и настолько важная область. И к тому же в последнее время вошедшая в моду, так что не демонстрировать определенный набор обязательных фокусов теперь – почти дурной тон. До недавних изменений в Кодексе мне гораздо приятней жилось: все, чего я не умею, было строго запрещено законом, а когда состоишь на Королевской службе, закон лучше даже в шутку не нарушать. Зато магия моих предков не подпала под запрет, а знают ее очень немногие, так что возможностей у меня было гораздо больше, чем у среднего горожанина. Но теперь ситуация изменилась – увы, не в мою пользу. Представляете, как мне было досадно, что я не могу ходить в полуметре от пола, когда все мои подчиненные практически перестали спускаться на землю? И запретить им нельзя. Ну, то есть теоретически можно, но попытка сохранить старые порядки в отдельно взятом замке Анмокари выглядела бы очень глупо. Гораздо хуже, чем вполне нормальное с учетом моего происхождения неумение взлетать.

– Да, вам пришлось несладко, – согласился я, вспомнив, как сам переживал, вернувшись в Ехо, что не справлюсь со всеми этими цирковыми трюками, которые за время моего отсутствия из никому не доступных тайных запретных приемов внезапно превратились в некую обязательную программу, каждому столичному подростку по плечу.

Но с «обязательной программой» я довольно легко справился. Я вообще учусь очень быстро, так уж мне повезло.

Я, конечно, славлюсь чудесной способностью сперва говорить, а потом думать, но мне все-таки хватило ума не спросить: «А как же вас приняли на такую высокую должность без умения нормально колдовать?» Но вопрос, надо думать, все равно повис в воздухе, потому что леди Кайрена холодно сказала:

– Считается, что на моей нынешней должности магия практически не нужна. Мой непосредственный предшественник умел даже меньше, чем я. К тому же в моей служебной инструкции ясно сказано, что полиция не должна заниматься магическими преступлениями. Это компетенция ваших коллег, сэр Макс. Упомянутая инструкция не просто дает мне право, а даже обязывает перекладывать свои заботы на плечи Тайного Сыска гораздо чаще, чем до сих пор делал мой заместитель… Эй, не смотрите на меня так!

– Как? – удивился я.

На самом деле я вообще никак на нее не смотрел, а просто дал волю воображению и представил, что будет, если на Тайный Сыск вдруг и правда свалится вся эта мелкоуголовная магическая хренотень, которой сейчас занимаются несколько сотен полицейских под руководством трудоголика Трикки. Первые пару дней будет весело, а потом меня, вероятно, запрут в приюте безумных, так что в общем все равно.

– Говорят, вы способны испепелить взглядом, – объяснила леди Кайрена. – Надеюсь, это обычные придворные сплетни, о Тайных сыщиках чего только не выдумывают, но если все-таки правда, не испепеляйте меня, пожалуйста. Я всего лишь пытаюсь объяснить, что формально имею право занимать свое место. В конце концов, должен же кто-то его занимать. А я – далеко не наихудший вариант.

– Судя по тому, что я о вас слышал, самый прекрасный из всех мыслимых вариантов, – согласился я в надежде, что высказанная вслух грубая лесть компенсирует моральный ущерб, нанесенный невысказанным вопросом. Улыбнулся, честно стараясь вложить в улыбку все свое обаяние разом, сказал: – Не буду вам мешать, – и аккуратно отступил к выходу. Рассудил, чем быстрей завершится ставший неприятным по моей вине разговор, тем лучше. А назавтра о нем никто уже и не вспомнит. Потому что у леди Кайрены куча дел, а у меня – тем более. Целых две кучи и еще щепотка, чтобы посыпать сверху, просто для красоты.

Но она остановила меня на пороге вопросом, который обычно действует на меня, как любимый прием сэра Кофы в бытность его начальником Правобережной полиции в Смутные времена. Я имею в виду своего рода невидимый «колпак», которым он накрывал преступников, после чего его жертвы не могли ни сдвинуться с места, ни колдовать, что, наверное, очень обидно, когда ты вконец распоясавшийся великий маг и волшебник, Младший Магистр какого-нибудь мятежного Ордена, совершенно уверенный, будто тебе все нипочем.

Леди Кайрена Умата никакой боевой магии не применяла. Просто спросила: