Через преступление к мечте

– Наверное, – ответила я, а мужчина продолжил:

– Ближайшая заправка дальше только в Крескоте.

– Ну тогда нам на все, – сказал Стив и положил на стойку несколько банкнот.

Мужчина стал возиться с кассовым аппаратом. Я взглянула на Стива, он одобрительно мне кивнул, давая понять, что всё в порядке.

Мы попрощались с мужчиной и направились к машине. Стив достал пистолет из бака, повесил его на колонку и сел за руль. Я села на пассажирское сиденье. Стивен положил Библию под лобовое стекло, вставил ключ в замок зажигания, и мы стали медленно отъезжать от заправки.

Я обернулась назад – на заднем сиденье лежал без сознания тот парень.

– Пришлось позаимствовать у него кеды, почти мне по размеру, и футболку. Там, кстати, на заднем сиденье сумка. Посмотри, может, там ещё какие-то вещи.

Я вытащила из-под парня сумку, в ней была кипа каких-то проводов и непонятных приборов.

– Нет, вещей здесь никаких нет, только провода вон какие-то.

– Что за провода? Дай гляну.

Стив вытащил из сумки провод, помял его в руках и сказал:

– Отлично, довольно длинный и плотный. Вон впереди, видишь, лесок небольшой. Привяжем его там к дереву и бросим.

– Как?

– Обычно, а ты предлагаешь его с собой таскать?

– А если он там замёрзнет насмерть?

– Разная херня в жизни случается, может, замёрзнет, а может, и нет.

Мы остановились около небольшой рощи.

– Действовать нужно быстро, стоящая среди ночи на дороге машина внимание точно привлекает. Я его сейчас тащу и там, подальше от дороги привязываю. А ты пока посмотри, что в багажнике, а то вдруг сопротивленцы остановят, чёрт знает, что он там везёт.

Стив взял Библию и положил мне её на колени.

– Если что, знаешь, что делать, но лучше, чтобы делать ничего не пришлось.

Он меня поцеловал, взял провода, вышел из машины и поволок этого парня в рощу. Я тоже вышла из машины, оглянулась по сторонам – никого в округе не было. Открыла багажник – он был забит чем-то непонятным. Тоже какие-то провода и маленькие электронные приборы. Я подошла к пассажирской двери и стала осматривать салон. Под задним сиденьем валялся фонарь. Взяв его, я подошла к багажнику снова. Было неудобно одновременно держать фонарик и Библию, поэтому я взяла её подмышку и, подсвечивая себе фонариком, старалась понять, что лежит в багажнике. Из чащи вышел Стив, куртка у него снова была надета на голое тело.

– Иди сюда! – окликнула я его. – Смотри, что это.

– Ну-ка посвети, – Стив стал рассматривать небольшие приборы. – Похоже на метки для дронов. Такие ставят, чтобы дроны на них ориентировались, – сказал Стив.

– В каком смысле? – спросила я.

– Грубо говоря, ими отмечают цели, по которым непилотируемые дроны потом будут наносить удар. Нужно всё это добро выбрасывать, а то сопротивленцы быстрее ментов нас посадят или сразу убьют.

Мы быстро перетащили всё это в лес и бросили около парня, затем ещё раз осмотрели багажник и салон и отправились дальше.

– Он жив? – спросила я.

– Жив, я проверил.

– А если его найдут, а по его следу и нас?

– Если и найдут, то, во-первых, мы уже будем в Крескоте. А во-вторых, с таким барахлом ему вряд ли кто-то поверит. Мы, считай, сейчас для сопротивляющихся вообще полезное дело сделали, хоть и не специально.

– А мужик с заправки? Он так настойчиво со мной говорил, про дочь что-то рассказывал.

– Не переживай. Он тут сидит один, трасса вон почти пустая, нужно же с кем-то хоть изредка говорить. Хотя, конечно, туда про нас пойдут первым делом спрашивать. И что он сразу скажет? Была девушка с белыми волосами и парень в кислотно-оранжевой футболке. Это старый приёмчик, которым ещё разные уличные разводилы давно пользовались. Надеваешь яркую футболку, странную обувь или клеишь пластырь на нос, и жертва запоминает только это, как главную примету, не обращая внимания на другие детали.

– Мы сейчас, получается, в Крескот, оттуда в Фонфорд, забираем…

– Да, забираем всё, что нам нужно, и на паром, а там свобода и прощай эта ужасная страна.

Стивен меня поцеловал и повернул ручку радио. Ловила станция, по которой передавали новости.

«Мы задерживаем наступление. Они бросают против нас все силы, но мы сопротивляемся и будем сопротивляться, потому что это долг каждого из нас…» – стало доноситься из колонок.

– Сопротивление захватило радиостанцию? – спросила я.

– Наверное, – ответил Стив и выключил радио. – Хрен с ними, достали уже.

– Я в новостях слышала, что правительство около Фонфорда. Мы можем не успеть.

– Успеем, не переживай. Я даже не обратил внимания, – ответил Стив, – смотри, какая здесь старая магнитола, ещё кассетная. Кассета, кстати, внутри есть.

Он нажал кнопку «плей», и из колонок заиграла песня «For The Love of the Game» группы Pillar.

– Чёрт, а у этого парня хороший музыкальный вкус, – сказал Стив.

– Был… Возможно, – добавила я.

– Возможно, и был, но это неважно. Вон, взгляни, важно, – Стив кивнул головой вперёд, – уже виднеются огни Крескота.

Глава 2. Я была вынуждена вернуться

Возвращаться в места, где ты провела всё детство, всегда приятно. Интересно взглянуть, как изменилось всё вокруг, пока тебя здесь не было. Посидеть на скамейке, где ты в детстве что-то обсуждала с подругами. Посетить так называемые «места своего детства». Это приятно, но ненадолго, потом тебе всё же хочется вернуться обратно, в ту жизнь, из которой ты сюда приехал. К сожалению, эта история не про меня. Я возвращаюсь сюда, в город Мэйвард. Здесь я жила, казалось бы, не так давно, но будто, что это было в прошлой жизни. Конечно, когда живёшь в большом мегаполисе, таком как Хинфилд, хотя бы один год, тебе кажется, что другой жизни не существует. И когда говорят, что нужно уехать обратно, тебя будто выбрасывают из жизни. Так произошло со мной. Вообще, я не люблю поезда, но в том, котором я ехала сюда, с удовольствием провела бы ещё несколько суток, а возможно, и недель, лишь бы оттянуть момент, когда я окажусь здесь.

Всё это, конечно, можно было бы пережить, но к этому добавляется ещё тот факт, что жить мне теперь придётся с матерью, с которой я виделась и общалась в последний раз в десять лет, когда отец меня забирал с собой в Хинфилд. Он мне рассказывал, что мама когда-то была хорошей, но хорошей я помню её только в его рассказах, все эти события были, видимо, ещё до моего рождения, поэтому я их не помню. Зато отлично помню, как мать беспробудно пила, пока отец был на работе, но, когда он ещё был в Мэйварде, когда ему предложили более хорошую должность и он уехал в Хинфилд, и я осталась с матерью один на один, а её больше было некому контролировать, вот тут-то и проявилась её настоящая материнская любовь и забота.

Трезвой я её не видела никогда, совсем никогда, если даже попытаться вспомнить день, когда она была в адекватном состоянии, ничего не выйдет. Она пропивала все деньги, которые ей высылал отец. Мне приходилось буквально ходить в изношенных вещах и дырявых кроссовках в школу. Ещё позже к ней стал захаживать Митчелл. Мать почему-то предпочла жить с ним, перебивавшимся случайными заработками и неслучайными мелкими преступлениями, вечно небритым и немытым пьяницей, а не с отцом, интеллигентным и всегда спокойным мужчиной, который всегда был добр с ней и со мной. Он делал всё, чтобы обеспечить семью, иногда даже наплевав на себя, он нёс всё в семью и хотел, чтобы мы жили счастливо. Всё это моей матери было не нужно, её интересовала только бутылка.

Даже не верится, что я сейчас снова её увижу. Перед моим приездом мы созвонились, она сказала, что встретит меня на вокзале. Я прождала её там несколько часов, но она так и не появилась. Благо у меня остались небольшие накопления, поэтому я смогла вызвать такси.

Пока мы ехали к месту, которое мне теперь снова придётся называть домом, я только и смотрела в окно. Повсюду старые ветхие дома, мусор, грязь на каждом углу и снующие всюду люди, со взглядом, в котором читалась в лучшем случае безнадёга, а в худшем – озлобленность и агрессия.