Сага о Невидимке
Он бросился в спальню отца. Комиссар, проснувшись, сидел на постели. Завешенное окно едва пропускало свет фонарей и луны. Табиен почувствовал запах нафталина и остатков еды на подносе.
Увидев на пороге сына, комиссар отдал чёткий приказ:
– Нужно уходить!
Табиен кивнул, выбежал в коридор. Он открыл дверь в спальню Диервин. Она стояла у окна, держась за шторы. Костяшки пальцев побелели и держали ткань так сильно, что Табиену с трудом удалось разжать их. Он обхватил лицо Диервин и заставил посмотреть на себя. Девушка словно была в трансе, не узнавала человека, стоящего перед ней. Сын комиссара положил дрожащие ладони на плечи Ди.
Табиена на мгновенье захлестнуло отчаяние. Мир не мог принести ещё больше боли, но, однако, не подчиняясь ни одному человеку, жил по своим правилам. Табиен тряхнул девушку, заглянул ей в глаза.
– Столицу пытаются захватить…
Последнее слово утонуло в грохоте. Оба замерли, когда стёкла, сдерживая поток воздуха, задребезжали.
– Наверное… – Сын комиссара отвернулся, пытаясь сдержать рвотный позыв – выпитое вино продолжало бродить в крови. – Ди, ты меня слышала? Вам нужно бежать!
– А ты? Комиссар?
– Я выведу отца…
– Ты один не справишься – коляска тяжёлая.
В дверях появилась экономка в бледно-жёлтом махровом халате и бигудями на голове. Часть локонов растрепалась, в глазах читался страх.
– Табиен, что происходит? – нижняя губа Эмиссии дёрнулась – женщина готовилась заплакать.
Табиен встал, пошатнулся.
– Послушайте меня обе! Оденьтесь в тёплые вещи, возьмите с собой деньги и кое-какие продукты и бегите к южным границам города. Пересечёте лес и окажетесь в шахтёрском поселении. Бегите как можно дальше! Вы меня поняли?
Не дожидаясь их реакции, он выбежал из комнаты. Диервин вскочила с постели, бросилась к шкафу. Экономка зарыдала, прислонилась спиной к стене, но, почувствовав, как дом отзывается на беспорядки снаружи, боязливо отстранилась.
Ди оделась, не обращая внимания на всхлипы за спиной, собрала волосы. Она вывела Эмиссию в коридор, сжала её тёплые ладони.
– Идите оденьтесь. Я соберу нам корзину с собой. Делайте, как велел Табиен. На столицу напали! Нам нужно бежать!
Внизу раздался грохот, будто что-то или кто-то крушил гостиную. Скрип половиц, нытьё ветра и звук разбитого стекла слились в ужасной мелодии. Замерев от страха и почувствовав, как внутри всё холодеет, Ди прижалась к экономке.
– Тихо и быстро! – прошептала она в лицо женщине.
Наконец госпожа Дар нашла в себе силы и, отпустив Ди, прокралась в свою спальню. Гувернантке было боязно спускаться одной. Она слышала скрежет, тяжёлые шаги и сильный запах машинного масла. Девушка, как и все обитатели дома, не понимала, что именно происходит. Прислонившись к стене, Диервин пыталась успокоиться. Жар тела сменялся холодом, кончики пальцев покалывало, ноги стали ватными. Она чувствовала, как на лбу выступил пот. Дыхание сбилось. Делая глубокий вдох, Диервин вспомнила о Табиене.
Дверь в комнату комиссара была приоткрыта. Заглянув в щель, девушка увидела, как в практически полной тишине Табиен одевал отца. На плечи старика был наброшен камзол, на коленях лежало ружьё. Табиен, склонившись к ногам, пытался завязать шнурки на ботинках. Комиссар поднял глаза, молча уставился на Диервин. Она толкнула дверь.
– Я же сказал вам уходить! – Табиен обернулся, процедил сквозь зубы.
– Там внизу кто-то есть…
Табиен и комиссар переглянулись.
– Где Эмиссия? – комиссар положил ладонь на рукоять ружья.
– В своей комнате. Я хотела спуститься вниз, но мне страшно.
– Иди с ней, – по коленям старика скользнуло оружие. Теперь дуло смотрело на Ди. – Возьми!
– А ты? – Табиен встал.
– Скажите Эмиссии, чтобы пришла ко мне. Я не смогу спуститься тихо, лучше вам пойти вдвоём с госпожой Эхесси.
Табиен кивнул. Они вышли в коридор. Сын комиссара прислушался к шуму внизу, который стал тише, и, схватив Ди за руку, заставил встать за его спиной. Им навстречу уже шла госпожа Дар. Табиен прошептал ей на ухо просьбу отца. Они подождали, пока экономка скроется в комнате, провожая её взглядом. Табиен поднял глаза на Ди, позволил себе наглость взять девушку за подбородок.
– Если я скажу тебе бежать, значит, ты бросишь меня и сбежишь! Поняла? Если промедлишь хоть секунду, я выстрелю в тебя!
Она видела в глазах Табиена надлом. Семнадцатилетний юноша повзрослел. Возможно, на тренировках он был другим человеком, но девушка этого не знала. Таким собранным она видела его впервые. Кивнув, чтобы он отпустил её, она отошла в бок.
Табиен присел на корточки, Ди повторила за ним, приподняв юбку, чтобы не запутаться в складках. Так, передвигаясь в полуприседе, они стали спускаться по ступеням.
На середине лестницы Табиен замер, стал всматриваться в проём двери, ведущей на кухню. Ди, выглянув из-за его головы, заметила три тени. Люди в невиданной до этого момента чёрной броне осматривали комнату. Они не разговаривали, держали в руках оружие. У самого ближайшего к ним солдата в руках был странный металлический жезл с мягким наконечником.
Дверь в дом была выбита и лежала у края лестницы. Диервин продолжала слышать крики, иногда мимо них пробегали жители столицы. В окнах мелькали оранжевые блики. Где-то неподалёку бродили машины, совсем рядом раздавался треск огромного пламени, а они продолжали сидеть на ступенях. Табиен о чём-то думал и не решался на следующий шаг. Его глаза бегали по стенам и людям, что рыскали по кухне его дома.
Сын комиссара повернул голову к Диервин. Одними глазами он указал ей на второй этаж и слегка пихнул в плечо. Девушка безропотно повернулась на одних носочках и стала подниматься.
Оставалось только ждать Табиена с припасами или надеяться, что он сможет перебить врагов, в чём Ди сильно сомневалась. На левом плече мужчины с жезлом она увидела эмблему заходящего солнца. Точно такая же была нарисована в томе по истории Континента. Под этой эмблемой ходили солдаты узурпатора.
Они сидели в комнате комиссара в полной тишине. Диервин подперла дверь стулом, боясь, что комод создаст шум и привлечёт ненужное внимание. Ей было неизвестно, что Табиен в данный момент был на волоске от смерти.
Разрушенный город остался позади.
Эммерик перешёл на сторону короля Ишахи в числе первых и быстро стал командиром собственного отряда. Он знал, что поменял одно зло на другое, но это мало волновало сорокалетнего мужчину. Этот король хотя бы не убил его сыновей, которых Эммерик ставил на ноги сам, без какой-либо помощи. Если бы мальчики погибли на поле боя, не было бы так обидно. Но Шивари сошёл с ума, посчитав, что двое солдат, выживших среди врагов, непременно являлись шпионами его брата, и повесил обоих. Командир по собственной воле сменил правителя, большой дом и должность директора школы на казармы и довольствовался простой пищей.
Эммерик понимал, что все эти люди, бегущие по улицам и пытающиеся спастись, не виноваты. Они платили кровью своей и своих родных за ошибки Шивари. Но и это мало волновало командира. Он безжалостно убивал тех, кто жил когда-то с ним по соседству, не ощущая внутри себя ничего, кроме пустоты. Хотя, отрубая очередному человеку часть тела и проведя кончиком языка по своим губам, чувствуя вкус крови, Эммерик заставлял боль затихнуть. Душа наполнялась светом, а затем этот свет гас, и всё повторялось. В такие минуты Эммерик вспоминал сыновей – людей, ради которых он когда-то жил, ради памяти о которых он теперь убивал. Ему отдали детей только тогда, когда их лица и шеи распухли, когда их вид стал пугать обитателей башни. Эммерик, похоронив сыновей, бросил горсть земли и на своё прошлое.
Проходя по улицам, командир нёс правосудие. Он знал, каков на самом деле король, которого все считали мучеником, жалели и почти боготворили. Мало кто видел в старике человека, не желавшего принимать изменения мира, считавшего промышленную революцию наказанием Божьим. Эммерик удивлялся двуличию короля, думающего о паровых машинах как о творениях Дьявола, и говорившего о пользе этих самых машин. Конечно, когда они отдавали свои металлические души на благо Континента, можно было и прикрыть глаза на собственные убеждения.
Войдя в город, первым строем они пустили богомолов. Новые игрушки короля, созданные руками учёного Леонардо Васгаресса, были быстрее неповоротливых пауков. Как объяснял им сам Леонардо: разное назначение требовало и разного подхода. Эти машины должны были стать “кромсаторами” и работать подобно ножницам для стрижки кустов. Быстрее и смертоноснее тяжеловесных пауков, они прекрасно справились со своим назначением, превратив город в место гибели тысячи людей. Основная часть солдат сейчас находилась на границе с Вискенсией и не могла защитить своих жителей, чем и воспользовался Ишахи. Когда они вернутся домой, их будет ждать пустой город: жён и сестёр увезут за стены и сделают рабами, а детей продадут в Англию и Францию.
Солдатам короля Ишахи оставалось найти приближённых к королю Шивари и перерезать глотки ублюдкам. Разойдясь по улицам, отряды зачищали город по спискам, любезно выданным для такого важного дела. Дом комиссара Хусс был последним.
Эммерик знал, что хозяева в доме – он слышал их шаги и намеренно тянул с расправой. Порядком устав, он выкроил себе время на отдых, отдав приказ солдатам собрать припасы и ценности в доме. Жезл в его руке вибрировал, жидкий пар почти закончился, и от оружия больше не было толку, но зная, какой эффект производил один только вид невиданной игрушки, Эммерик не спешил его прятать. Повернув голову влево он поймал движение, некая тень отделилась от стены, выросла, приобрела очертания человеческого тела. Темнота помогла тени, но Эммерик всё равно заметил мужчину и взмахнул левой рукой. Его солдаты молча, как шестерёнки единого организма, одновременно сделали шаг вперёд.
Тень скользнула за дверь, избежав удара хлыста. Витиеватый след, словно выжженный горелкой, остался на деревянной поверхности. Скрипнув, дверь медленно качнулась.
Броня Эммерика на первый взгляд была грузной, но это было обманом. Лёгкая и прочная, она не сковывала движения и когда мужчина, выскочив из своего укрытия, нацелил на грудь командира дуло ружья, он ловко перекатился через голову и воткнул в ногу Табиена нож.
Юноша упал на колени, продолжая сжимать оружие в руках, но выстрела не последовало: Эммерик дернул хлыстом и эластичная чёрная верёвка обвила дуло. Командир швырнул ружьё в угол комнаты.
– Тебе повезло, что заряд кончился! – Эммерик грустно усмехнулся в лицо молодому мужчине. От глаз расползлись глубокие морщины, на шее вздулась вена.
Эммерик встал, снял с пояса верёвку, обмотал ею запястья юноши и потянул за собой мальчишку, словно быка.
Ди вскочила с постели, услышав тихие шаги за дверью. Кто-то уверенно подошёл к спальне комиссара и дёрнул ручку. Эмиссия зажала рот, испуганно вжалась в угол под свисающими обоями. Присутствующие в комнате затаили дыхание. Был слышен стук секундной стрелки маленьких часов, стоящих на прикроватном столике.
Старик толкнул колёса коляски, но замер при первом же скрипе. За дверью послышался чужой голос. Комиссар схватил Диервин за руку, приложил палец к своим губам, хотя девушка и так молчала. Ди кивнула.
Девушке было страшно. Она понимала, насколько хлипкой казалась защита комнаты, и неспособность комиссара взять оборону в свои руки заставляла сердце трепыхаться. В голове было пусто. Ни единой мысли, способной отвлечь.
Дверь с грохотом вылетела из коробки. Ди успела прикрыть голову руками, прежде чем на неё посыпались щепки и куски дверного полотна. Эмиссия кричала. Пытаясь вжаться в угол комнаты, старая женщина трепала ворот платья, трогала ладонями лицо. Ворвавшимся не было дела до истерики госпожи Дар. Быстрые и крепкие мужчины навели свой порядок мгновенно. Отточенными движениями ударили комиссара прикладом в лицо несколько раз, пока не раздался хруст сломанного носа. Эмиссию выволокли на середину комнаты, грубо вывернули руки и связали. Она продолжала бы кричать, но солдат, что был ближе к ней, приложил женщину и собственное колено. Экономка жалобно закряхтела, начала оседать на пол, но ей не дали расслабиться: мужчина рывком поставил на ноги и увёл в коридор. Второй солдат уставился на Ди, трясущуюся у края кровати.
– Будешь кричать – вырву язык! – он был зол. Дыхание сбилось, рот растянулся в оскале. – Возьми этого уродца и кати его коляску вниз!
Ди кивнула. Голова комиссара безвольно откинулась назад, когда девушка покатила коляску по коридору. Она хотела незаметно проверить, жив ли старик, но солдата раздражало каждое лишнее движение.
У конца лестницы коляска завязла в груде мусора и битого стекла, но Ди не стала просить помощи. Так и осталась стоять рядом с комиссаром. Она видела Табиена, стоящего на коленях перед худым высоким мужчиной с жезлом в руке. На лице её подопечного не было живого места: на правой щеке было оголено мясо, кожа свисала лоскутами. Ди видела нож на краю стола, с которого медленно капала ещё не запекшаяся кровь. Глаз Табиена опух и посинел. Юноша смотрел на мир только левым, но постоянно моргал, пытаясь прогнать кровь, стекающую с брови. Увидев, в каком состоянии был его отец, зарычал. Мужчина схватил его за волосы, наклонил голову назад.
– Не вздумай пискнуть, щенок!
Ди сжала ручки коляски. В нежную кожу стоп впились острые края стёкол. Опустив голову вниз, девушка обнаружила, что забыла надеть обувь.
Командир отдал приказ, и всех пленников поставили в один ряд. Комиссар так и не пришёл в себя, зато Табиен старался стоять твёрдо, вскинув голову. Его надменный взгляд, которым он одаривал солдат, был смешон. Ди молилась, чтобы из-за его длинного языка их не убили раньше времени.
– Это кто? – командир кивнул на девушку.
– Моя жена! – Табиен оскалился.
– Хм, по моим данным ты холост, щегол! – мужчина повернул голову к гувернантке и процедил сквозь зубы. – Фамилия до замужества, госпожа?
– Эхесси.
Командир неожиданно громко рассмеялся, прикрыл лицо потрёпанным листом бумаги, на котором виднелись следы кровавых отпечатков. Солдаты остались с невозмутимыми лицами, внимательно следя за движениями пленников. Они будто действовали сообща, строго подчиняя приказу не только тело, но и эмоции.
“Если он скажет им перерезать друг другу глотки, в их глазах мелькнёт страх?”
– Вот это да! Вот это удача! – мужчина успокоился, вытер выступившую слезу.
Он взглянул в окно на танец света и тени. Командир задумчиво намотал гибкий наконечник на рукоять жезла и повесил на пояс.
– Твоя жена, говоришь? – Эммерик усмехнулся. Его странный взгляд, которым он одарил Ди, был пытливым и удивлённым одновременно. Схватив девушку за подбородок, он покрутил её лицо вправо и влево. – Совершенно на неё не похожа.
Ди попыталась отстраниться, не понимая, о чём говорит мужчина, но он сам не стал удерживать. Отойдя на несколько шагов, пятясь как краб и не выпуская людей из поля зрения, командир улыбнулся. В его оскале, через который едва пробивалась человечность, читалась жестокость.
– Госпожа, – проскрипел голос Эммерика, – знаете ли вы свою мать?
Ди повернула голову на Табиена, ища поддержки, но юноша молчал. Уставившись на командира, пытался мысленно испепелить мужчину.
– Нет. Я выросла в приюте, – Ди решила, что нужно уточнить, – в Грювеле.
Эммерик кивнул. Вальяжно подошёл к столу и сбросил с него всё, что было. Чашки разбились, яблоки, лежавшие на блюдце, покатились в стороны. Когда он повернулся спиной, остальные солдаты одновременно сделали шаг вперёд, защищая командира. Присев на край стола, Эммерик вытер подушечки пальцев о штаны.
– Я знал лишь одного человека с такой фамилией. Ну и что, спросите вы? И тогда вам придётся выслушать меня. Эхесси – не самая распространнёная фамилия, как и многие другие! И это правда. Но я знаю и историю этой фамилии. Когда я только влился в ряды солдат короля Ишахи, мне довелось услышать о женщине, что была его тенью.
Эммерик замолчал, задумался. На улице продолжались беспорядки, и казалось, что он прислушивался к крикам.
– Именно благодаря ей и таким же, как она, наш король так быстро обрёл влияние. Они служили ему ещё здесь, а после, когда Ишахи перебрался в земли Шахир, остались. Тени плели интриги, вербовали людей, проникали в дома властвующих и меняли ход нашей истории. Сюзанна Эхесси отличалась преданностью и безропотностью. Она грела постели тех, в чьих руках были жизни обычных людей. – Эммерик улыбнулся, глядя, как тихо стояли перед ним жители дома. – Но иногда результатом таких ночей становились вы…
Он указал пальцем на Ди, с некоторой толикой брезгливости.
– … Дети, от которых избавлялись. Дети, которые были совершенно не нужны этому миру. Насколько знаю, многих душили сразу после рождения и хоронили в лесах. Тебя, видимо, решили оставить. Но ты совсем на неё не похожа. Сюзанна красива и статна, умна и решительна. Ты же, – командир задумался, – тень тени. Никто. Пятно. Пустышка.
Ди отвернулась, чтобы он не увидел слёз, но Эммерик заметил, как заблестели глаза девушки.
– Не плачь, глупая. Ты дочь женщины, верно служившей королю. Может быть, ты ещё встретишься с матерью? Она живёт в большом доме и замужем за банкиром. Ты даже можешь познакомиться со своими братьями.
Ди прикрыла лицо руками, пытаясь заглушить всхлипы. Она не знала, какие из слов расстроили больше: те, в которых мать была жива и состояла в браке, имея ещё детей, или те, что поведали о работе на узурпатора, а может быть, те, в которых её бросили в детском доме на краю Континента, чтобы она, живое напоминание о необходимости спать со всеми, с кем велит долг, не мозолила глаза.
– Закрой рот! – Табиен подался вперёд. – Ублюдок! Чтобы ты сгорел, корчась на костре!
– Я же не ведьма! – комиссар встал, стряхнул невидимую пыль с плеча. – Заболтался я с вами…
За спиной Диервин услышала шаги. В доме появились ещё люди. Распалённые боем и адреналином, бурлящим в крови, ворвались в комнату, разбредаясь, как крысы. Шум, что они с собой принесли, отрезвил Ди. Несколько мужчин одновременно схватили её за плечи. Она почувствовала жар их ладоней сквозь тонкую ткань блузки. Солдаты бесцеремонно мяли её кожу, трогали руки и шею, облизывали щёки. Ей хотелось кричать, сбросить их руки, увидеть, как стираются улыбки с лица, но она продолжала молча стоять.
– Эту забирайте. – Он указал на Ди. – Передайте Грегору, чтобы определили её в служанки. Спать с такой проституткой никто не станет. Хотя, – комиссар обратился к Ди, – многие захотят трахнуть дочь Сюзанны.
Солдаты, будто только и ждавшие этого приказа, дёрнули девушку. Каждый пытался прижать её к себе. Диервин подумала, что они разорвут её пополам, но секундное замешательство сменилось ещё большей грубостью. Она слышала крик Эмиссии, пыталась повернуть голову в сторону старой экономки, но ладони с огрубевшей кожей сжали челюсть. У носа запахло чьим-то несвежим дыханием, уши услышали сальные словечки с мечтами поиметь её в рот.
Гувернантку вытолкнули на улицу. Ди глубоко вдохнула ледяной воздух, заплакала от спазма в горле, когда холодный воздух попал в лёгкие. Её схватили за зад, сжали с силой ягодицы, намереваясь оставить синяк. Ди не видела лиц, не слышала звуков, чувствовала, как грязные ногти впиваются в плоть. Она пыталась вообще не смотреть на ужас, окружающий её. Идя по дороге, старалась сжаться до размера игольного ушка, только чтобы никто больше не тронул её. Но взгляд то и дело падал на трупы маленьких мальчиков с обезображенными лицами и тела девочек в цветных платьях, которых приходилось обходить, на отрубленные конечности, на реки крови, текущие под босыми ногами. В воздухе витал запах гари и железа, крики людей были такими громкими, что заполнили всё пространство и одновременно с этим стали посторонним шумом, к которому привык. Ди казалось, что она слышит лишь, как сильный ветер пробирается сквозь разбитые окна, но стоило сосредоточиться на звуке, и можно было разобрать мольбы матери, как молодая девушка кричала от боли под очередным солдатом, насилующим её, как старик, пытаясь отогнать от своего внука врагов, упал в лужу.
Ди не сразу поняла, что один из солдат порвал ей ворот блузки, но никто не смотрел на голую грудь девушки, выглядывающую из-под лоскутов. По спине прокатилась струйка пота, когда Ди увидела, как у сломанной машины паука стояла женщина в форме и курила сигару. Её меланхоличный взгляд, которым она одаривала каждый новый труп, попадающий в её поле зрения, вызвал новый приступ страха. Девушка даже и не думала, что на службе короля Ишахи могут быть женщины.
Вечная дорога кончилась – впереди маячил вокзал. Длинный поезд стоял тёмным пятном среди разбитых газовых фонарей. Но глаз, привыкший к ночи, уже успел разглядеть толпы тех бедняг, которых загружали внутрь, словно ящики с апельсинами. Один из солдат, идущий бок о бок, отдалился, пошёл в сторону грузного здоровенного мужчины. Тот, что остался, дёрнул Ди так, что она вскрикнула. Прижав к себе девушку, он сжал её горло. Несколько мгновений смотрел на неё голубыми глазами, жадно искал на лице девушки родинки. Его светлые волосы, слипшиеся от пота, грязи и крови, были зачёсаны назад.
– Если бы не эта грёбаная война, я мог бы подарить тебе дом и детей, но ты отправишься мыть задницы чужих детишек или стариков, а я сдохну в следующем бою. – Солдат горько усмехнулся, ослабил хватку. – Постарайся выжить, милая фрау.
Сделав пару шагов, он передал её следующему солдату и отошёл в сторону. Ди, ожидая своей очереди, пока люди перед ней спотыкались о железные ступени вагона, сверлила взглядом голубоглазого. Она видела, как он прятал собственный страх за маской безразличия. Ди придумала ему жизнь “до” и постаралась представить его жизнь “после”, но перед глазами была чёткая картинка его лица со сломанным носом и пустой глазницей, в которую попала пуля.
В вагоне было полно тех, кто пытался вырваться. Толпа, словно в унисон билась о стены, подобно морской волне, омывающей берег. Пытаясь пробраться к окнам, Ди получила ещё несколько новых синяков. Двери закрылись, поезд тронулся. На перроне остались лишь те, кто ждал новых людей для отправки в земли Шахир.
Ди просунула пальцы между металлических прутьев, почувствовала, насколько холодной была поверхность. Глядя на дым, взвивающийся в облака, ей хотелось быть ближе к огню, что пожирал дома столицы. Она так сильно замёрзла, что не чувствовала пальцы ног. Начинающиеся судороги, от которых сводило скулы, сбивали мысли в неясный ком.
Ди думала о тех, кто остался в городе и пытался найти укрытие. Несчастные, напуганные, раненые, они пытались спрятаться от нахлынувшего волной ужаса. От смерти. Девушка гадала, повезло ли ей стоять в вагоне, полном людей, или наоборот, стало началом конца. Она вспомнила огромную машину, разрушившую башню короля одним точным движением, и сглотнула горькую слюну, представив людей, спящих внутри. Перед глазами встала яркая картина разрубленных половинок и брызги крови на стенах и мебели. Когда до неё, наконец, дошло, что истинный размер машины был соизмерим с целой башней, из рта девушки вырвалась рвота. Окропив ею себя и стену вагона, Ди вытерла рот трясущимися пальцами, но мозг продолжал подсовывать откровения, будто насмехался. Ди подумала о том, что не обратила внимание на дом Виктора и не знала, что произошло в доме комиссара, когда она его покинула. Она сомневалась, что Марсе и Из досталась участь лучше, чем другим девушкам и новый приступ рвоты заставил Диервин согнуться. Боль от желчи не позволила сглотнуть остатки желудочного сока. Её пихнули под рёбра. Пошатнувшись, девушка ударилась щекой о металлические прутья.
Ди прикрыла глаза – яркая вспышка, мелькнувшая на краю города, сменилась плотным дымом. Поезд, огибая город, уносил её всё дальше от столицы Континента.
Мочевой пузырь был полным, но девушка не решилась присесть в угол, в который ходили остальные люди в вагоне. От одного взгляда на жёлтую жидкость с резким запахом, разливающуюся под такими же босыми ногами, как у неё, мутило. Ди старалась не думать, что несколько раз, пытаясь пробраться к окнам, наступила на что-то мягкое и тёплое.
От смеси запахов пота и дерьма кружилась голова. От криков детей и рыданий женщин хотелось отрезать уши. Мужчины колотили в двери вагона и кричали на солдат, не обращающих внимание на “скот”.
Связанные запястья болели, в горле пересохло. Ещё немного и Ди готова была поклясться, что поезд едет прямиком в Ад. Бесконечное ощущение ужаса, вцепившегося в кожу, было подобно пытке. Пытаясь согреться, Ди позволила себе прижаться к другим людям, не замечающим девушку. Она думала об Из и Эмиссии, о людях, с которыми довелось провести немного времени. Она думала и об Анхеле. Память о его улыбке и тёплых ладонях должна была отвлечь, заставить реальность сделать шаг назад, но Ди почувствовала, как паника нахлынула с новой силой. Мысли о том, что она никогда не сможет увидеть Из или Анхеля, кружились в голове.
