Наташа и ее кобели 3

–У, Стасик уже с вами? Вот, паршивый кот!

–Ну а чего ему с вами делать? Мы с Лизаветой девки опытные, не то, что письки, с которыми ты тусишь без нас, – вероломная Маринка густо краснеет.

–Девочки, да чтоб я без вас? Да вы что? С ними даже неинтересно! Да я, да я… У меня еще помидоры есть. И банка пива.

–Помидоры. Вкусненько, – Елизавета всплескивает руками и ломится на выход, – Шулюм!

–Да что с ним сделается? Пусть кипит. Там Светлана Ивановна караулит.

–Сожрут! Вот, что сделается.

–Оно-то да. Могут.

Сияющий Стася поспевает аккурат к ужину. Горячая жижа, торжественно разлитая хозяйственной Елизаветой по тарелкам, сводит меня с ума насыщенным запахом мяса. Посыпанные крупной солью помидорки так и просятся в мой урчащий с голодухи желудок, вместе с деревенским хлебом, впрочем, не самого лучшего качества. В местном сельпо хлеб, как правило, низкопробный, к нашему прескорбному сожалению.

–Как же ты барана отжала, Лизунь? Не иначе краденый.

–Чего, эт, краденый? Семен Игнатьевич подогнал, за услугу.

–Какой-такой Игнатьевич? – я отправляю ложку ароматного шулюма в рот, – Неописуемо! – хвалю стряпуху, – Какая-такая услуга? – Лизуха прячет бегающие глаза, делая вид, что обожглась. Видимо, опять за старое.

–Ты, смотри, за подлог сядешь, дорогуша.

–Ой, ладно. Баран же вкусненький.

–Эт да…

–А я, вот, принципиально никому навстречу не иду, – начинает, было, монолог, Стася, упоенно вылавливая из тарелки крупный, аппетитный на вид, кусок убиенного животного.

–А я тут, тоже, это, написала, не глядя, – неожиданно перебивает его усиленно работающая челюстями Маринка, подбородок которой уже блестит от жира, – Мне баба пятьсот рублей сунула. Что мне жалко, подписать-то?

–Вы странные, ей богу, знаете, что провокация может быть, но все равно берете. Без башни совсем. Мясом лучше бери. Как Лизавета.

–Наташ, я ж тебе мороженого купил. Блин, растает! – круглое Маринкино лицо некрасиво перекашивается от потрясения и жирный кусок баранины вываливается изо рта, оставляя безобразное пятно на майке.

–Стась, ну спасибо. Холодильник есть. Положи, будь добрым.

–А мне мороженого? – капризным ребячливым тоном завидует Маринка, перепачканная, как свинья, – Ей, значит, купил, а мне?

–О-ба, да тут целый любовный треугольник! – я ворчливо оглядываюсь на Стасю, – Стась, ты зачем девчонку обижаешь? Мороженого тебе жалко?

Станислав лишь миролюбиво улыбается, покорно засовывая пломбир в морозилку.

–Он ко мне тоже подкатывал, – присоединяется к потехе Лизуха, хитро прищуриваясь, – шоколадные батончики дарил, вкусненькие. Не хотела вам говорить, но раз тут такое…

–Так, по-моему, кого-то нужно проучить, – притворяясь обиженной, я залпом допиваю налитый в эмалированную кружку коньяк, предвкушая забавную игру, – У-ух. Какая гадость, – по большому счету, алкоголь вполне себе удовлетворительный, но уже чуть пьяненькая Наташкина душа настолько хочет разгульного праздника, что заставляет мой язык трепаться по ветру алым платочком.

–Что было, то и купил, – озадаченный ироничными угрозами, Стасик испуганно садится на самый краешек ободранной табуретки, отчего его полноватая задница смешно свешивается, и пугливо нюхает свой наполненный наполовину стакан, – Нормально пахнет.

–Молчи мне. К подружкам подкатывает, коньяк невкусный покупает… Ничего, мы с девками тебя проучим, – не унимаюсь я, игриво постукивая пальчиками по краешку стола. Наклеенные на ноготках стразики зло поблескивают в такт моих угроз. Обожаю стразики. Обожаю двусмысленные угрозы.

–Надеюсь, это не будет больно? – Станислав кокетливо вздыхает, томно закатывая добродушные серые глаза к потолку. Гавнюк. Ему явно по душе моя игривая двусмысленность, – Звучит очень страшно.

–Мы тебя не больно проучим, – подыгрывает мне грязнуля Маринка, размазывая жир по лицу Лизаветиным полотенцем, – А очень больно.

–Марина, сама потом стирать будешь, – возмущается Лизуха громко, – Есть же бумажные полотенца, свинина!

–Ой, жалко тебе что ли?

Мы выходим с Маринкой покурить на задний двор. Теплые июньские сумерки пахнут жженой резиной и стиральным порошком. На бельевой веревке, привязанной одним краем за фонарный столб, а другим за старую яблоню, висят чьи-то кое-как постиранные брюки, в подозрительных разводах, видимо, в малярной краске, и несколько пар дырявых носков.

–Предлагаю Станислава трахнуть, – выдаю я неожиданно, повинуясь первобытному порыву под влиянием обонятельных ассоциаций, и от души затягиваясь сигаретным дымом, – Ты со мной?

–Хи. Давай, – по-моему, насквозь циничную и абсолютно всеядную Маринку удивить сложно. Тем более, что скучные местные вечера, даже обильно сдобренные алкоголем, становятся предсказуемо похожими один на другой.

–Лизунь, мы решили Станислава трахнуть, – объявляю я Елизавете, когда мы возвращаемся в душный, пахнущий цветочным освежителем воздуха и лимонами, номер, с удовольствием наблюдая, как брови присутствующего при разговоре Стасика стремительно взмывают вверх, – Если ты с нами, оставайся. Если нет, тогда не мешай и уходи. Саботажников нам не надо.

Обескураженная бесстыдным предложением, Елизавета перезагружается буквально пару секунд, но все же забирает свою слегка отпитую бутылку шампанского и позорно ретируется, как малолетняя ссыкуха.

Честно говоря, я тоже с трудом представляю, каким образом осуществить задуманное, так как никогда ничем подобным не занималась, но отступать уже поздно и перед заметно повеселевшей Маринкой неудобно. Я же на какая-нибудь Лизавета. Я смелая. И я начинаю предстоящее соблазнение с того, что умею и люблю, а именно: наливаю себе еще коньяка. Все не так, чтобы плохо.

–Только я там небритая, – виновато шепчет мне на ухо Маринка возбужденным шепотом, обдавая мою щеку горячим дыханием маньячки, – Мне очень неудобно.

Почему-то я сему факту не удивляюсь. Тому, что небритая. Мы здесь все немного подраспушились, за неделю-то.

Музыкальный канал по телевизору очень кстати, так как тонкие стены дешевой гостиницы наверняка будут рады поведать о нашем маленьком секрете всем проживающим. И мы по очереди целуемся под фиолетовую вату, представляя себя влюбленными друг в друга хиппи, обыденно и обреченно, будто всегда так делаем. Губы Стасика мягкие и нерешительные, чего не сказать о Маринкиных, которыми она впивается в меня не по-детски. И вот я уже опрокинутая ею на кровать… В общем, все пошло каким-то иным путем, поэтому через полчаса позора под Маринкой я сбегаю от нее и бедного обсосанного Стасика в душ и долго-долго смываю с себя запах скользких женских рук.

Надеюсь, вы там, за дверью, удовлетворитесь друг другом и без меня. Но то, что не встало, то не встало. Плоть слаба. И разочарованная недогрупповушкой, Маринка еще несколько раз пытается изнасиловать меня, выползшую, наконец, из своего укрытия. Ну, не-е… Уберите! Остановите! Странный опыт. Лишнее. И я настойчиво прогоняю сладкую парочку прочь, поскольку завтра рано вставать и нужно как следует выспаться, но они не уходят и обещают вести себя тихо.

–О-о-о… Как вы мне надоели, – шепчу я в смятении, выключаю телек и ложусь спать, заворачиваясь в простыню с ног до головы, точно мумия, – Чтоб я вас не слышала! И, Маринка, приставать не смей. Ударю.

Как ни странно, в сон я погружаюсь легко и беззаботно…

–Ребята, давайте-давайте, вставайте, валите по комнатам! – шпыняет молодежь Елизавета ранним утром, – Разлеглись тут. Давайте. Мне теперь все стирать.

–Лизонька, ты мое спасение! – приоткрываю я один глаз, – Уже вставать? Как они мне вчера надоели!

–О, великая трахальщица проснулась, – язвит Лизавета беззлобно и ржет в ладошку, хитро сощурившись, – А я вчера чуть с Мишкой не переспала. А-а-а!

–Почему чуть? Лиза! – Михаил Егорович, наш босс, сорокалетний мужчина в полном расцвете сил, пышущий здоровьем, искрометным юмором и неиссякаемым либидо, давно ходит вокруг да около нашего благоухающего букета. Неделя-то! Для мужика здорового, явно привыкшего почаще. Жена ж. Весьма вероятно, что и любовница. Хотя он не докладывает.