Урод

– Здесь учителя, воспитатели Любушки, бывшие ее соклассники, – пояснила Мария Ивановна, показывая квартиру родственникам Любы. Было видно, что она и является главным организатором празднества.

Звонок в дверь, и прихожую заполнили новые гости. Среди них Валентина увидела высокую девушку с театральной маской на лице. Это была ее дочь. И было непонятно, маска расстроила или обрадовала мать. Никто больше, кроме Тимофея и его мальчишек происходящему не удивились. Видно, для них это было привычным явлением.

За стол никто не садился, да и не на что было садиться. Кто-то шумно открыл шампанское, разлил в фужеры, которые стояли на тумбочке возле стола. Все разом разобрали фужеры, и начались поздравления. Они сыпались со всех сторон. Реакцию Любы никто испод маски увидеть не мог. Когда поздравления стихли, Люба подошла к Марии Ивановне, обняла ее и, повернувшись к людям, сказала:

– «Вот чья это заслуга! Вот чья это победа!»

Все захлопали в ладоши.

Валентина стояла, как заледенелая. Ком застрял в ее горле. Зависть сдавила ее шею. Опять эта женщина, она встала между ними с дочерью и отторгла ее, присвоила себе ее дочь!

Оглушенная, Валентина не сразу поняла, что случилось дальше. Мария Ивановна объединила в кучку их всех четверых, с Тимофеем и мальчишками и подтолкнула поближе к Любе.

– Любушка! Прими в твой торжественный день самый главный подарок! Твоя мама! – Люба обняла маму и так застыла в долгом объятии.

– Но это еще не все. Вот твоя новая семья.

Тимофей обнял девушку, поздравил ее с выходом альбома и затем представил ей своих мальчишек.

Люба присела перед мальчиками на корточки, как когда-то давно у подъезда интерната сделала Мария Ивановна, и вдруг неожиданно для всех сняла с лица маску.

Онемели все. А мальчишки потянулись руками к ее руке и весело сообщили ей: – «Ты наша сестра теперь».

По щекам Любы потекли слезы. Это были давно, еще в раннем детстве застывшие слезы. Растаяли

Глава 7

Тимофей вел себя так, будто не замечал уродства девушки. Мальчишки как срослись с ней, то разглядывали рисунки Любы, то сами рисовали и радовались, когда девушка под лупой разглядывала их работу и хвалила. Всей семьей слушали пение девушки, и никто, казалось, не замечал ее уродства. «Притворяются» – заключила Валентина, и при этой мысли ей становилось мерзко, таяла даже еще толком не утвердившаяся надежда на счастье. Все ей казалось игрой. А когда игра заканчивается, как правило, ее участники разбегаются, и начинается тоска.

Появилось предложение поездить по магазинам. Люба взяла маску, чтобы надеть на лицо.

– Любушка, – мальчишки предпочли это имя, как им казалось наиболее подходящее для их новой сестры, – не надо маску, все ведь хорошо, воспротивились они. Люба обняла их, потрепала вихри на головах и все же надела маску.

Покупки делали весело. Выбрали MP3-плеер, теперь будет возможность прослушать весь репертуар Любы. Купили наряды для мамы и Любы, игрушки для мальчишек. Побывали в цирке, побаловались мороженным в кафе. Приехали домой усталые, но довольные. Мама с мальчишками отправились на кухню «соображать» обед.

– Люба, долго задерживаться мы не сможем. В деревне хозяйство, животные, соседка взялась присмотреть, – но надо, как говориться, честь иметь, скорее освободить ее. Да и отпуск у меня всего несколько дней. Надо бы поговорить. Взяв девушку за руку, Тимофей подвел ее к стулу, усадил и из-за спины обнял девушку за плечи. – У нас есть кое-какие сбережения, он специально назвал сбережения общими, чтобы не смутить девушку : кто он ей, чужой дядя. – Как ты смотришь, если сделать пластическую операцию? Тебе надо выходить на сцену. Бог таланты с плеча на отмаш не раскидывает. Талант ценить надо, пусть он приносит людям радость. У тебя прекрасный голос.

Люба молчала. Но сердце ее всколыхнула радость: неужели это возможно! Неужели не надо будет надевать маску?

– Вы думаете все это, – девушка по воздуху очертила овал своего лица, – можно устранить?

– Ну, не такое исправляют специалисты. Подберем хорошую клинику, врача.

– Это же очень дорого!

– Не дороже денег, – отшутился Тимофей, – мы, пожалуй, одолеем.

Помолчали, каждый думая о своем.

– Люба, у меня не скоро будет возможность приехать, а надо обговорить еще один важный и неотложный вопрос. Мы с твоей мамой не узаконили отношения, хотя живем уже приличное время. В связи с этим необходимо установить родство и с тобой. Я хочу удочерить тебя. Ты согласна?

Люба резко вскинула голову. Однако через минуту, как-будто погасив какой-то всплеск чувств, протянула к нему руку. Он всретил ее руку своей.

– Тимофей Павлович, – я очень благодарна вам за все. Но, простите, принять предложение стать вашей дочерью, не могу. У меня есть папа. Я никогда не видела его, но он есть, и все свое детство я ждала его. И потому никого, кроме него, я не смогу назвать папой. Я буду искать его и найду.

– Люба,.. – Тимофей помолчал, будто не решаясь сказать, но и не сказать не мог. – Люба, принимая такое решение я вынужден был навести справки о твоем отце, поскольку не смогу без его согласия удочерить тебя.

– Люба! – Тимофей сжал руку девушки между своими ладонями. – Люба, твоего отца больше нет. Он умер три года назад. Мы сможем съездить к его могиле. Прости, что нанес тебе такой удар!

Девушка молчала. Тимофей вышел, ей лучше сейчас остаться одной.

Все оставшиеся дни отпуска Тимофей с Марией Ивановной бегали по клиникам, выбирая лучшего хирурга по пластическим операциям. Тимофей мало что в этом смыслил, а его спутница была чрезвычайно придирчива, и никто ее не устраивал. К избранным водили Любу. Если врач с легкостью соглашался, Мария Ивановна сомневалась в его способностях, потому что дефекты на лице были страшные, и тут легкого решения не примешь. Не устраивало ее и предложение сделать несколько поэтапных операций, всё-таки столько наркоза – не шутка для организма.

– Давайте доверимся Иегове Богу, я всю ночь молился, думаю, наш сегодняшний выбор не случайный, – предложил Тимофей, когда они вышли из кабинета, пообещав врачу подумать.

– Вы, Тимофей Павлович, Свидетель Иеговы? – спросила Мария Ивановна.

Тимофей не ответил, и было заметно, что в этом молчании есть скрытый смысл.

–Вы назвали Бога Иеговой. У вас есть какой-то свой Бог? – Не желая мириться с молчанием, полюбопытствовала Люба.

– Бог, Люба, один и нет другого. В Библии есть его имя, и кто внимательно читает ее, тот знает. Многим знакома также молитва «Отче наш». Ее часто произносят. А она начинается просьбой: «Пусть святится имя твое». Как же оно будет святиться, имя это, если его даже не знают? Больше принято обращаться к нему, называя титулы: Бог, Господь, Всевышний. Но ведь и у врача, и у инженера, у любого титулованного человека есть имя. Есть оно и у Бога. «Меня зовут Иегова на века», сказал он в Библии. А Библия – руководство для нас. Чему бы религии ни учили, лучше правду узнавать из первоисточника. Верно? – будто ища поддержки, – спросил Тимофей.

– Вы так благородны в своих делах, видно, в этом влияние Иеговы. Я бы хотела узнать о нем как можно больше, – заключила девушка.

Тимофей оплатил операцию, и Любу положили в больницу.

– Вы не волнуйтесь, я постоянно буду с ней, – заверила Мария Ивановна, прощаясь и обнимая мать девочки, хотя та не проявляла никакого беспокойства.

По дороге домой Валентина угрюмо молчала. Все это время она не принимала никакого участия в решении проблемы лечения дочери. Гложима обидой, что чужая женщина, как полноправная хозяйка положения, занимается судьбой ее, Валиной, дочери, она была зла на весь мир, в том числе и на Тимофея, и на мальчишек, которые с какой-то стати так привязались к Любе, будто она им действительно близка и дорога.

Тимофей, не зная истинных мотивов ее плохого настроения и принимая это за переживания об исходе операции, решил успокоить ее, выразив уверенность, что все будет хорошо. Он сел бочком и развернулся с первого сидения к ней лицом.

– Хирург сказал, что выправит перегородку носа, вставив пластинку. Сложнее нарастить крылья носа, ведь в них полное отсутствие хрящей, только кожа. Но врач выразил уверенность, что и эта проблема разрешима.

Валентина ничего не ответила, только, поджав губы, отвернулась к окну.

Глава 8

Злая вьюга завывала в груди Валентины. Иногда вихрем заметались переживания о том, как там обстоит дело с операцией, но быстро этим же вихрем уносились, и снова, как песком в лицо, захлестывала обида, причину которой Валентина четко объяснить себе не могла. Все в доме кружилось, вертелось вокруг каких-то проблем, а ей уже хотелось чего-то для себя. Хотелось, наконец стать для кого-то главной, самой важной и самой дорогой. Она устала от одиночества, от неуверенности в состоятельности сложившихся отношений в семье.

Мальчишки, во всем старались помочь Валентине. Умели подтереть пол, снять пыль с мебели, полить цветы. Во дворе вообще управлялись с мужским подходом к делу: почищен курятник, залит водоем для гусей и уток. Повторять задание ребятам не надо было, один раз отец все показал, объяснил, и все понято. По возвращении домой Тимофей хвалил ребят, давал какие-то еще указания.

– Папа, там за сараем частокол кто-то поломал, Витя, что через дом от нас живет, говорит, что знает, кто это сделал, хочет наказать их, – обратился один из сыновей к отцу.

– Не стоит этого делать, лучше попросите тех мальчишек помочь вам отремонтировать забор. Вместе и работать веселее, и дружбу завести легче. Идет? – рассудил отец. Мальчишка охотно согласился.

Для Валентины во взаимоотношениях отца с детьми все было ново и нравилось ей. Правда, не все было понятным. Однажды вытащил шоколадную кофетку из кармана пиджака, подозвал младшенького и спрашивает, знает ли он сколько в семье человек. Тот, глотая слюнки при виде конфетки, подсчитал – четверо.