Облака сгущаются в туман.
Маленького сморщенного гнома
Мальчик прячет в потайной карман.
«Не дрожи, Мышонок! Я не брошу!
Дам тебе печенья с молоком».
Мальчик по началу был хорошим.
Негодяем станет он потом.
Гномик пропищал, что не боится.
Знает он, что все дожди пройдут.
Гномик мальчику сегодня снится
На тридцатом жизненном году.
Странные похороны
Хороните в цинковых гробах
Гнойные обиды и печали!
Под прерывистые крики чаек
Пусть утонут в голубых волнах!
Пусть уйдут в глубины всех морей
Безвозвратно, как мужья уходят,
Сытые, одетые по моде,
С лицами зазнавшихся князей.
После этих странных похорон
Направляйтесь в сторону восхода,
Где слепого солнца позолота
Будет осыпать со всех сторон.
Ботинки
Начищаешь ботинки до самого яркого блеска,
от которого даже в глазах начинает рябить.
Я тебя разлюблю постепенно, пошагово, честно.
Я тебя разлюблю и начну помидоры солить,
научусь вышивать цветочки болгарским крестиком,
избавляться от накипи в чайнике электрическом,
подыщу воздыхателя – выберу ровесника
с первоклассным авто и прессом почти металлическим.
А ботинки сверкают как глянцевые гагатики,
украшают собой тебя и другие Вселенные.
Между нами трясины, пропасти и Галактики.
Я тебе разлюблю, но не сразу, а постепенно.
По глоточку, по доле, по крошке, по слёзной капельке
уплывёт, уползёт, однажды – возьмёт и кончится.
На чёрном ботинке появится мелкая крапинка,
а тебе обо мне ни разу даже не вспомнится.
Я хочу
Вечерело. Сад пылал в закате.
Только лай собак тревожил тишь.
То уйдёт, а то опять накатит
Летняя хандра с понурых крыш.
Хорошо. Приятная усталость.
Отчего? Неважно отчего.
Я хочу, чтоб в памяти осталось:
Вечер, лай собак, твоё лицо.