Красный Петушок

– Горничная, – продолжал рассказывать Николай, – вспомнила, что какой-то толстый человек в черной одежде с одним глазом (второй был закрыт черной повязкой) громко стучал рано утром в дверь молодого месье, причем, по ее мнению, он навряд ли мог быть его другом.

– Дьявол! – вырвалось у меня. – Мое терпение начинает истощаться. Что за наглая и таинственная личность – этот жирный субъект!

Я рассказал Maртину о моих встречах с этим человеком, но он ничего о нем не знал и был так же заинтригован, как и я.

– Во всяком случае, – заметил он, – эту загадку мы не можем разрешить сейчас, так как сегодня же ночью оставляем Париж.

Между тем Николай продолжал докладывать своим ровным, монотонным голосом, что вещи мои все в целости, что лошадь он привел окольными путями и поставил в конюшню вместе с лошадью своего господина, что какие-то два человека спрашивали о месье де Брео и, узнав, что его нет в гостинице, пошли по улице Бюсси, причем один из них заметил другому, что птичка улетела и бесполезно ее искать.

Я слушал его рассеянно, мысли мои были заняты тем странным и непонятным для меня интересом, который проявлял толстый незнакомец по отношению ко мне.

«Какие у него были мотивы, – думал я, – что значила его презрительная ирония?»

И я решил при первой же возможности добиться от него объяснений.

Мартин Белькастсль ввиду предстоящего долгого отсутствия был занят большую часть дня приведением в порядок своих дел. Он написал два письма, что удалось ему, по-видимому, с большим трудом, так как его мускулистые руки были приспособлены больше для шпаги, чем для пера.

После легкого обеда, приготовленного Николаем, я поставил свой стул к узкому, высокому окну и стал наблюдать уличную жизнь: мальчики мясных, бакалейных лавочек с улицы де Ломбард, грумы, лакеи и много другого народу сновало туда и обратно, все куда-то торопились, все были заняты своими делами.

Однако это мне скоро надоело, и, откинувшись на спинку стула, я стал созерцать тонкую полоску неба, видневшуюся над крышами домов. Солнце давно уже исчезло за серыми тучами, и темное, хмурое небо указывало на приближение ночи. Время тянулось медленно. Вдруг я услыхал где-то вблизи голоса. Я выглянул из окна в соседний сад.

Две дамы гуляли взад и вперед по вымощенной камнем дорожке, которая вела от одного до другого конца небольшой ограды. Одна из них, довольно полная, была, без сомнения, компаньонкой или горничной. Но зато вторая!

Как страстно мне захотелось очутиться в этом саду! Как возненавидел я события сегодняшнего утра, заставившие меня прятаться! На ней был длинный синий плащ, из-под которого во время ходьбы выглядывали маленькие ножки. Она была печальна и молчалива, компаньонка же не переставала болтать. Очевидно, напряженность моего взгляда заставила молодую девушку поднять свою гордую головку и посмотреть на окно, у которого я сидел, и я застыл, как олух, никогда не видавший женщин. И правда, такой я еще никогда не видел: гасконские девушки не могли с ней сравниться. На один миг наши глаза встретились, и дрожь пронизала меня до мозга костей. Вид мой, должно быть, рассмешил ее, потому что она слегка улыбнулась.

Вскоре они удалились в дом, но, поднимаясь по лестнице, она обернулась и снова посмотрела на мое окно, и я на одно мгновение ясно увидел ее прелестное, нежное лицо на стройной, круглой шейке. С этой минуты мое сердце было потеряно.

Посмотрев по направлению стола, где Мартин трудился над своим писанием, я заметил устремленный на меня его задумчивый взгляд. Робким голосом, боясь его насмешек, я спросил, кто живет по соседству.

– Граф де ла Коста, – ответил он с легкой насмешкой в глазах, – а молодая леди, – прибавил он, – его племянница, мадемуазель де ла Коста.

– Она очень хороша, – мог я только произнести, смущенный догадливостью Мартина.

Мартин засмеялся.

– Такого мнения все молодые люди, – ответил он. – Она пользуется большим успехом в Париже, но никто еще не добился ее внимания, включая и молодого Роджера де Меррилака, чьи поместья находятся вблизи поместий ее отца. Говорят, она выйдет замуж только по любви. Де ла Коста богатый и могущественный род. Не устремляйте по этому направлению своих взоров, мой милый Блез, – это приведет только к разочарованию.

– Я не буду направлять своих взоров ни в каком направлении некоторое время, – заметил я угрюмо, – разве только на девушек дикарей в Новом Свете.

– Однако не приходите в отчаяние, – заметил Мартин. – Де ла Коста, отец молодой леди, один из наших приверженцев, намерен поселиться в Новом Свете, как только колония успешно обоснуется там. Я имею эти сведения от его брата, которого я уже знаю много лет. Таким образом, вы будете иметь удобный случай испытать свое счастье в этом направлении, если это вам так приятно.

После этого Мартин вернулся к своему писанию, а я к своим размышлениям.

Я сидел откинувшись на спинку стула, погруженный в тяжелые думы; день сразу показался мне еще более мрачным, и я искренне проклинал свое решение пуститься в этот далекий, неведомый путь; у меня уже не было желания увидеть этот Новый Свет, по-видимому бесплодное и бесполезное место; теперь мне хотелось оставаться во Франции. В этих мрачных и противоречивых мыслях я провел остаток дня.

Наконец стемнело, и мы пустились в путь. Мартин Белькастель и я – бок о бок, Николай позади нас. Мы ехали молча по улицам города, делая бесчисленные повороты и изгибы по кривым переулкам. Небо было пасмурно, непроницаемая темнота окутывала нас, и я удивлялся той уверенности, с какой мой товарищ пробирался по запутанным поворотам узких улиц. Для наблюдателя со стороны мы должны были казаться заговорщиками, скрывающимися после каких-нибудь дурных дел; закутанные от холода в тяжелые плащи, со шляпами, надвинутыми на самый лоб, мы действительно могли показаться таинственными и преступными личностями.

Минуя разбросанные окрестности города и выйдя на широкую большую дорогу на запад, мы попали под холодный мелкий дождь. Я не переставал думать о молодой девушке, которую видел в саду, и в конце концов почувствовал раздражение против своего друга, против Нового Света, против путешествия – против жизни вообще. В таком настроении я ехал всю ночь под звуки скрипящей кожи седла, под шум дождя и стон ветра в оголенных ветвях высоких деревьев, тянувшихся вдоль всей дороги. Наконец в тумане холодного рассвета мы очутились перед бледными очертаниями фасада уединенной гостиницы без вывески. С большим трудом нам удалось разбудить хозяина, странного, отталкивающего вида человека, который с мрачным молчанием устроил нас. Готовясь лечь в постель, я вспомнил, что на это утро мне назначено было свидание с адмиралом де Колиньи, которое теперь отложится на неопределенное время.

Я проснулся, разбуженный тормошившим меня Мартином, который сказал своим серьезным тоном:

– Чистая совесть, а? Вы спите, как Семь Спящих Дев, Блез, или как старый Барбаросса. Солнце уже садится, вечер будет ясный. Пора вставать.

После сытного обеда мы отправились вновь в путь в хорошем расположении духа. В эту лунную ночь мы ехали спокойно, без всяких приключений, и рассвет застал нас въезжавшими в Гавр. Дорога вела вдоль Сены, и лучи восходящего солнца спускались над ее широким устьем.

Гребни волн ярко сверкали в золотых лучах, отраженных от высокой, с зубчатыми башнями кормы величественного судна, направлявшегося к гавани. Его корма была ярко позолочена, а бесчисленные окна и амбразуры производили впечатление замка, построенного на воде. За ним шли два небольших судна, в сравнении с которыми первое казалось гигантом.

Я заметил это Мартину и получил сухой ответ, что судно вмещает всего сто пятьдесят тонн.

– Это «Тринити», – прибавил он, – флагманское судно капитана Рибо.

Это сообщение возбудило еще больший интерес к судну, и, когда мы очутились рядом с ним, я заметил некоторые детали: низкий шкафут, высокий нос и небольшую зубчатую башню. Несмотря на пренебрежительный отзыв Мартина, «Тринити» мне показалось великолепным судном, и я наблюдал за ним, пока мы не повернули от порта в кривые улицы города.

Глава IV

Путешественники в неизвестность

В эту ночь в гостинице «Великий моряк» мы встретились с Жаном Рибо, и все устроилось так, как и предсказывал Мартин.

Капитан Рибо был прямой, словоохотливый человек с мужественным, открытым лицом. Он приветствовал меня и уверил, что нуждается в людях, хорошо владеющих шпагой, каковым я – сын известного ему лично отца – должен быть. Он восхищался моим поведением во время дуэли, о которой ему рассказал Мартин. Когда мы оставили гостиницу, он предупредил нас, что мы обязаны быть на шлюпке на следующий день, сейчас же после восхода солнца.

Рано утром мы уже были готовы. День обещал быть ясным. Перед тем как мы направились к гавани, пришел Николай для получения последних распоряжений от своего господина. Глаза его были печальны, хотя лицо оставалось тупым, как всегда. Мартин дружески простился с ним и щедро его одарил. Он сказал ему, что через год мы вернемся обратно, если только нас не убьют в той дикой стране, куда мы теперь направляемся.

– О, месье Мартин, этого никогда не может быть, – сказал Николай своим монотонным голосом, высказывая этим свою наивную веру в силы своего господина.

Когда Николай стал спускаться по улице с нашими лошадьми, а затем и совсем скрылся от нас, для нас как бы исчезла вместе с ним последняя связь со старой жизнью. Мы стали свободными странниками вокруг света.

– Я буду чувствовать его отсутствие, – прервал Мартин мои размышления. – В течение двадцати лет он был мне искренне предан.

У мола нас уже ожидала шлюпка, и вскоре мы очутились на борту судна. На верху лестницы в низком шкафуте мы нашли капитана Рибо, который принял нас любезно и указал нам каюту на корме судна. Он представил нам команду судна, включая и тех, кто добровольно сопровождал эту экспедицию. Между последними находился Роне де Лодоньер – человек хорошего сложения с красноватым лицом, слывшим опытным и способным мореплавателем; позже он играл видную роль в Новом Свете. Здесь были также де Жонвиль – высокомерный и фатоватый молодой человек, старше меня на несколько лет; его всегда находили в наиболее опасных местах; он обладал надменными манерами, женственным лицом и жгучими, черными глазами. Несмотря на то что он был блестящим и храбрым фехтовальщиком, он мне не нравился за свое высокомерие. Кроме них были еще д’Улли – человек средних лет, спокойного вида; де Бодьер – угрюмый, некрасивый старый вояка времен короля Франциска; де Легранж – болтун, не заслуживающий доверия, и, наконец, капитан Альберт де ла Пьерра – человек лет сорока, воинственного вида и жестокого, непреклонного характера, за что он впоследствии дорого поплатился.

В то время когда я и Белькастель стояли и болтали со всеми этими лицами, я заметил, к моему удивлению, впереди одной группы безобразную фигуру в полинявшей синей одежде; его единственный глаз был устремлен на меня, и, когда наши взгляды встретились, он низко мне поклонился.

Я пошел через палубу по направлению к нему.

– Месье, – сказал я саркастически, приблизившись к нему, – я хотел бы знать, почему вы за последние четыре дня проявили такой живой интерес ко всем моим делам и откуда вы знаете мое имя?

– О, месье, вы ошибаетесь, – сказал он, пожимая плечами, как человек, оскорбленный несправедливым подозрением. – Что же касается вашего имени, то я вас сразу узнал, так как вы точное изображение вашего знаменитого отца – очень храброго и способного капитана, под начальством которого я имел честь служить в армии герцога д’Ангьена. Ваш отец был очень любим своей ротой, месье, поэтому мне так хотелось видеть вас, чтобы узнать о своем командире, которым мы все восхищались. Не так ли, Пьер? – спросил он тут же стоявшего необыкновенно высокого и худого человека с черными, как бусинки, глазами и костлявым желтым лицом.

– Не стану этого отрицать, – сказал худой человек. Он громко выругался по-итальянски. – Мы совершили несколько славных походов под начальствам нашего уважаемого капитана, а, Мишель? Какой благородный был человек, месье…

– Мой брат, месье, – сказал толстый Мишель, махнув рукой по направлению к говорившему. – Он также имел честь служить под начальством вашего отца. Кстати, могу я спросить, как здоровье вашего родителя, которого я так уважаю?

Эти слова возмутили меня своей неискренностью, так как мне казалось, что обилие слов было только средством скрыть какой-то затаенный смысл его интереса ко мне. Но я решил установить наконец истинную причину этого проявления интереса и заговорил с ним мягко.

– Ваше имя? – спросил я его.

– Мишель Берр, месье де Брео, старый солдат, который надеется пользоваться вашим покровительством ради вашего знаменитого отца.