Он покрутил головой, разминая шею и плечи. И, неуверенно улыбнувшись, лениво отмахнулся от Федора и отвернулся к группке приятелей, которые с интересом смотрели на тренера, ожидая продолжения спора и готовые засмеяться какой-нибудь новой шутке.
– Мастера спорта международного класса бывшими не бывают, Кузя, – сказал наконец старый тренер. – То, о чем ты мечтал всю жизнь, он уже сделал за завтраком и даже не отметил галочкой в ежедневнике. Будь этому парню хоть восемьдесят лет, чемпионский характер у него не отнять. Федор, примешь вызов?
«О боже, не так быстро!» – подумал Федор. Все ждали его ответа. Анж, прижимая медаль, посмотрела на него с надеждой. Федору было стыдно перед тренером, что он толстый и неуклюжий, но старого тренера, казалось, это веселило.
«Детский сад, – подумал он. – Я давно перерос эти вызовы. Кто я в свои тридцать лет? Машина для зарабатывания денег. Я плачу коммунальные платежи. Я забыл, как прибивать гвоздь, а они хотят, чтоб я построил звездолет. Я застреваю в двери машины, а они просят меня взобраться на Эверест. Зачем мне ставить под угрозу свое достоинство? А если не получится?»
Он с мольбой взглянул на Киру, которая в этот момент, держа во рту резинку для волос, собирала рыжие волосы Анжелы в хвостик.
– Федор, зачем тебе глупый риск? – сказала она. – Посмотри на себя. Ты толстый, малоспортивный человек. Твое место на диване у телевизора, в кофейне с пирожным, в машине с обогревом. У тебя холестериновые бляшки в сосудах. Даже не думай соглашаться, у тебя ничего не получится. Ты свалишься и сломаешь шею. Твое сердце остановится. Игла из велосипеда пронзит тебя насквозь.
Ты умрешь.
Послышался смех молодых спортсменов и гогот старика Волкова. «Спасибо, дорогая Кира, – подумал Федор. – Теперь придется ехать». Ему стало тяжело дышать, сердце сдавило. Он облизнул пересохшие губы и взглянул на Илью Мягкова.
Тот стоял, сцепив руки на груди, рядом с Анжелой.
– «Лежа под периной Да сидя в мягком, славы не найти!»[2 - Данте. «Божественная» комедия.] – сказал, покраснев, писатель.
7
– Один круг, – сказал Ребров, лениво слезая с велосипеда.
– Девять! – сказал старый тренер и поглядел на Федора и Кузьму своими бесцветными глазами, точно волчьими. – Иначе для Кузьмы нет шансов.
Кузьма и Федор недоуменно посмотрели на Соломона Волкова. Первый от удивления, второй от страха, что ставки подняты вдевятеро, а денег нет и на одну. «Неужели он верит в меня?» – с радостным подъемом подумал Федор.
Волков же, тренер Реброва с детства, не видел в нем ничего из его былой физической мощи и сказал это число наугад, по привычке набавляя нагрузку. Но также он был уверен, что за этой как бы случайной надбавкой стоит его опыт: чемпионская техника мастеров, отточенная годами занятий.
Разглядывая со светлым чувством сомневающегося толстого несуразного Реброва, Соломон Волков вспоминал, словно выгружая из дальней памяти, как строгий отец привел Федора, еще маленьким мальчиком в шортиках, на велотрек, как тот увлекся тренировками, как плакал за матами, проигрывая, как с благодарностью бросался на шею тренеру, когда побеждал, как, повзрослев, победил великого Капитонова на чемпионате Европы. «Жаль, он бросил велоспорт, но, похоже, в другом он стал чемпионом, – с сожалением и гордостью думал старый тренер. – Но это я научил его тренироваться, я научил его вставать после падений, я научил его побеждать.
Интересно, каков будет его сын?»
Соломон Волков воспитал десятки знаменитых чемпионов и мыслил категориями железных людей, сверхусилий и великих побед. Каждый год к нему приходили мальчишки, потом уходили, и все же надо было продолжать работать. Старый тренер осмотрелся вокруг, увидел вихрастые головы подростков, увидел потешных семилеток на треке и почувствовал гордость за свою работу.
«Черт, я становлюсь слезливым», – проворчал он.
Они все поднялись на трек и, стараясь не мешать детской секции, встали у перил. Кира, усевшись на длинную скамью с бутылочками, прижала Анжелу к себе.
Старый тренер вручил Реброву старую добрую Colnago с лопастными колесами, захлопнул каплевидный черный шлем и помог встегнуть ступни к педалям.
Федор приятно заволновался, поймав знакомый кураж соревнования.
Вдыхая резиновый запах покрытия, он тронулся по нижней плоской части и, набирая разгон, вдруг поймал себя на мысли, что забыл, как ездить. Чувства уверенности не пришло, а вот страхи и ужас от того, что скоро случится, завладели им. Однако проигрывать он не любил. Мимо прокатилась с шумом компания детей. Какой-то малыш в очках удивленно посмотрел на толстяка Федора.
Тот осторожно въехал на наклонную часть трека, где ездили с высокой скоростью и где ему предстояло соревноваться, резко взял вправо и с грохотом повалился на бок. Поднявшись, он оглянулся, увидел насмешливые лица накачанных подростков, трогательные переживающие глаза Анж и, все более раздражаясь на нелепость заезда, погнал велосипед быстрее и смелее. «Да что там, три километра поднапрячься, это пара минут! – раззадоривал он себя, вспоминая ориентиры по времени. – Я только попытаюсь, а там будь что будет!»
Он уверенно разогнался, мельтеша белыми толстыми икрами.
«Как я тут оказался, что я сейчас делаю и к чему это приведет? – подумал он. – Вот и записывай после этого сына на велоспорт!»
Федор поморщился. Он не любил теории о материальности мыслей и прочей эзотерики, но чувства были странными. Он точно знал в этот момент, что как только он крутанет педаль, то так и помчится вперед, словно огненный шар, разгоняясь все быстрее и быстрее, и ему понадобятся все силы, чтоб не сгореть самому и не опалить близких. Он ощущал всеми клетками тела, что существует маленькое до, в котором он жил и готовился все время, и существует огромное после, в котором он окажется, крутанув на старте педаль.
Больного кондовым фатализмом Федора поставили на линию старта рядом с Кузей. Старый тренер дунул в блестящий свисток.
В сознании Федора что-то щелкнуло. Забылись одышка, лишний вес, страхи и сомнения. Забылись зрители. Был только он, гонщик на красном велосипеде, и тонконогий мальчишка-соперник – гонщик на белом велосипеде.
Федор ухватил руль нижним хватом, выгнулся горбылем и надавил на педаль, как будто хотел ее сломать. Другой ногой с той же силой он подтянул другую педаль. И совсем скоро постепенно раскрутился-разогнался.
От неуверенности в своих силах он переоценил силы соперника. После первого круга он обгонял Кузю на двадцать метров, после четвертого уже на сто. Зрители, онемев и переглядываясь, смотрели, как толстяк проносится мимо, грохоча колесами, словно бильярдный шар, а Кузя, самоуверенный Кузя, перворазрядник, как ни крутил педали, догнать Федора не мог и растерянно мотал головой. Группка подростков обсуждала технику Реброва.
– Локти, – говорил один.
– Педаляж.
Федор ближе сводил ноги, не высовывал голову, лучше держал локти, эффективнее педалировал. Мелочи складывались в абсолютное превосходство.
Начав девятый круг, Федор вдруг стал задыхаться, почувствовал слабость во всем теле и решил, что умирает. Он сбавил скорость, а на повороте неудачно крутанул руль и грохнулся с велосипеда на бок. Словно мальчик на дворовой горке, Федор просвистел на попе вниз, поддерживаясь ладонями. Велосипед с крутящимся колесом приземлился рядом.
Кузя объехал его и первым пересек финиш.
Федор испуганно ощупал себя. Форма продырявилась на локтях и правом бедре, шлем раскололся, ягодицы жгло от боли. К нему подбежали Кира, тренер и спортсмены.
– Кира, все ты виновата, – проворчал Федор, вытаскивая из разодранной ладони занозы. – Умрешь. Умрешь. Я мог выиграть, если б не слушал женщину!
Мягков, теребя хипстерскую бородку, довольно посмотрел на жену, стройная Кира, сунув руки в джинсы, отвернулась. Волков, поставив велосипед между ног, выправлял погнутый руль.
– Ты просто перестал заниматься. – сказал он, красный от натуги.
– Возьмете обратно? – неожиданно спросил Федор.
Он закончил с ладонью и посмотрел на старого тренера лучистым, безумным и загадочным взглядом.
– Хладопакетов на тебя не напасешься, – пошутил тренер, уже строя планы на сильного спортсмена. – По Иннокентию, завтра детская группа в четыре часа, пусть привозят, а сам давай после работы. – Волков, отдалив на вытянутую руку велосипед, осмотрел его и отдал Кузе. – Кстати, скоро Гран-при Москвы. Выступишь в ветеранах?
– Наверное, нет.
– Там будет Капитонов.
– Точно нет!
– Не ври себе. Будет Капитонов, будешь и ты.
А теперь пошли в медпункт.
Федор попрощался с друзьями и, продолжая говорить с Соломоном Волковым, ушел с трека в темный боковой коридор.
8