Китайский секрет для мистера Форда

– Простите, – пробормотал Джейк. – Я… я не мог раньше.

– Ну так хоть сейчас имейте совесть, поторопитесь!

Никакого часа назначено не было – его явно с кем-то спутали. К тому же, какой-то балбес умудрился сделать ступени неудобно широкими – ни два, ни полтора – прыгай им тут, как козел.

Тот, у рояля, повернулся на крутящемся табурете и оказался темноусым человеком среднего роста, с очень прямой спиной и глазами школьного учителя.

– Ну, – скучно спросил он, – что будете петь?

Джейк запнулся всего на секунду.

– «Веселая вдова». Ария графа Данило.

Распорядитель хора ударил по клавишам.

Пойду к «Максиму» я,
Там ждут меня друзья,
Там девушки беспечны,
Зато чистосердечны.
Аннет, Лизетт, Рашель
Веселый круг друзей…

Д.Э. Саммерс понял, что проиграл и умолк. Распорядитель хора полистал бумаги.

– Вас, скорее всего возьмут в Консерваторию, – голос распорядителя был равнодушным. – Если будете учиться как следует, возможно, что-нибудь да выйдет. Или идите в Оперетту.

Он сложил бумаги в стопку и отложил в сторону.

– Но это в лучшем случае. Тут, через улицу, есть бар. Я бы на вашем месте попробовал.

– Возьмут? – осторожно спросил молодой человек.

Смотритель хора пожал плечами.

– Ступайте. Завтра в девять будьте здесь. И не опаздывайте!

Гулкие коридоры Оперы с бесчисленными дверями путались, путались, пока окончательно не превратились в дурацкий лабиринт, выхода из которого не было. Со всех стороны раздавались крики рабочих, звуки роялей, голоса распевающихся артистов и разыгрывающихся инструментов. Вот жалобно заплакало. Ухнуло барабаном. Запело трубой.

– Моя любовь, моя Ка-а-армэ-э-эн! – страстно простонал по-французски тенор за соседней дверью.

Когда Д.Э. уже потерял всякую надежду, обнаружился конец коридора. За ним обнаружилась дверь – пыльная и скрипучая. Эта дверь вела на лестницу.

Тут и рожок, и труба, и скрипка запели вместе под решительное уханье барабана. Плечи искателя приключений расправились, походка стала решительной. Небрежным шагом, с суровым лицом двигался он по ступеням. Навстречу спешил какой-то пузатый в испанском мундире, явный дон. Д.Э. Саммерс и не подумал сбавить фасон, испанский дон тоже, и они столкнулись.

– Смотри, куда прешь!

– Сам смотри! – огрызнулся Джейк.

Постоял, глядя вслед пузатому, и пошел за ним.

Но пузатый дон направлялся совсем не на сцену, а в буфет: пить коньяк и кушать бутерброды. От вида и запахов театрального буфета Джейк забыл, зачем пришел, но буфетчик поднял вопросительно-снисходительный взгляд, и он ретировался.

Отовсюду тянуло сквозняками. Пробегали, переругиваясь, полураздетые актрисы, обдавая его ароматами пудры, духов и пота. Были они толстые, с болтающимся мясом предплечий и почти все старые: не меньше тридцати лет.

– Тьфу, – сказал Джейк.

Погуляв еще по коридорам, там спустившись, здесь поднявшись, сям пробежав по дощатому разболтанному трапу, он споткнулся об один из пожарных шлангов, которые то и дело попадались под ногами, и упал на одно колено, больно ударившись о цементный пол.

Сверху послышался отдаленный рев, Джейк вздрогнул и понял: аплодисменты. Он находился под сценой.

Низкий женский голос запел, что, мол, у любви, как у пташки, крылья.

Джейк выругался себе под нос, чихая от пыли и потирая ушибленное место.

Наконец, он выбрался в огромный театральный двор: сарай, конюшня… Тут же заскрипели ворота, застучало по доскам и рабочие повели, одну за другой, четырех лошадей. Джейк спрятался за распахнутой дверью, затем, крадучись, последовал за упитанным крупом крайней кобылы. Грязный белый хвост мотался туда-сюда. Крутой зад мелко вздрагивал. Копыта с неторопливым стуком перебирали по доскам.

На сей раз расчет оказался верным: лошади шли на сцену.

За кулисами дуло. Стройный Тореадор играл на бочке в покер с двумя усатыми пожарными.

– Ну где ты, чтоб тебя разорвало? – заорал блондин со спитой рожей. – Выходить надо!

Тореадор встал, повернулся, оказавшись помятым накрашенным мужиком. Почесавши под красным тореадорским поясом, которым была обмотана его толстая талия, он неохотно пошел на сцену. Джейк стушевался, замешкался, оказался у актера на пути, и его бесцеремонно отпихнули в сторону. Никто ни о чем не спросил. Его вообще не удостоили взглядом.

Скоро со сцены послышалось:

Тост, друзья,
Я ваш при-ни-маю!
То-ре-а-дор солдату друг и брат!..

Джейк выглянул из-за кулисы – ложа, где сидели Найтли и Маллоу, находилась на противоположной стороне, почти вплотную к сцене. На сцену нельзя. Да и какая от этого польза? Вход в ложу из вестибюля! Но и назад было нельзя: прогуливаться опять по театру черт знает сколько времени – увольте! Кроме того, следовало вернуться до конца представления.

Зато кулисы пересекали деревянные лестницы. Пока было, за что зацепиться, высота была не страшна. Бывший палубный матрос забрался повыше. Ступил на балку. Выпрямился. И понял, что назад пути нет. У него безбожно тряслись колени.

Где-то внизу, в самой глубине сцены, белела в свете прожектора нарисованная луна.

Тореадор, смелее в бой…

Музыка вдруг умолкла и воцарилась драматическая пауза. Все замерло в ожидании.

– Ну да, ну да, – пробормотал Джейк.

Он сделал несколько осторожных шагов и остановился. Потом прошел еще. Прожекторы у него под ногами давали на сцену тусклый красный свет. От высоты и запаха газовых светильников спирало дыхание. Спина и ладони взмокли. Ну, еще немного.

– Пусти!

– Не пущу!

– Пусти!